Дорогие наши сударыни, любимые и неповторимые! От всей души, от всего сердца поздравляем вас с наступающим праздником! Желаем вам и вашим близким здоровья и благополучия, мира и согласия, успехов и удачи!

Подготовила Лариса Васкан

Наталья Семенова

Праздник старенькой учительницы

В маленькую квартирку на первом этаже пришло туманное мартовское утро. С макушек деревьев ветер смёл следы недавнего снегопада, но на ветвях потолще ещё лежали небольшие сугробики. Землю укрывала высокая снежная перина. Весна была только на календаре.

Старенькая учительница надела своё лучшее, тёмно-синее с белым кружевным воротничком, платье и задумчиво сказала умывающейся кошке:
– Сегодня праздник, моя дорогая!

Достав из буфета парадный сервиз, старушка протёрла все чашки и блюдца чистым полотенцем, положила в вазочку нехитрое, купленное накануне, угощение. Кошка пристально взглянула на хозяйку.
– Это на всякий случай, – объяснила та. – Пойдём завтракать!

Вернувшись из кухни, учительница взяла с журнального столика книгу и устроилась в кресле. Книга открылась у неё на коленях. Между страниц лежала высушенная веточка мимозы. Старушка подняла её узловатыми пальцами, приложила к щеке сплющенные пушистые шарики. Она очень любила мимозы, ей казалось, что с этими цветами в город приходит весна.
Вчера по дороге за хлебом учительница зашла в цветочный магазин. Там продавались лилии, хризантемы, розы. В большом ведре стояли букеты бледных, почти прозрачных тюльпанов. Мимоз не было. А ей так хотелось купить себе хотя бы одну веточку, чтобы дом наполнился лёгким ароматом свежести, ароматом весны!

Старческие ноги неуверенно ступали по скользкой дороге, и учительница не рискнула ходить по городу в поисках уличных торговцев. В этом году, впервые, восьмого марта у неё была только эта сухая мимоза.

Кошка потёрлась о ноги хозяйки и побежала к двери: звала на прогулку. Учительница, взглянув на часы, подумала и выпустила её. Кошка обернулась, мяукнула.

– Иди одна, мне сегодня не хочется, – сказала старушка.

Она снова взялась за книгу, однако вместо того, чтобы читать, смотрела поверх очков и думала о том, как велик и ярок раньше был мир.

Когда заболел муж, и пришлось оставить работу, мир сузился до размеров этой квартиры и одного единственного близкого человека. А после его похорон совсем сжался, стал крохотным и морщинистым, как и она сама. Ей предлагали вернуться в школу. Но старенькая учительница посмотрела в зеркало на свои глаза, в которых раньше всегда светилась радость. Увы, теперь это были просто уставшие, помутневшие от старости глаза. И она решила, что возвращаться не стоит.

А сегодня ей вдруг очень захотелось туда, в большой мир. Старушка открыла шкатулку, достала альбом с фотографиями. Его обложка была обтянута полинявшей плюшевой материей, все фотографии аккуратно вставлены в прорези тёмно-серых картонных страниц и подписаны. Впрочем, учительница и без подписей помнила каждого из своих учеников.

Она переворачивала страницу за страницей, и память возвращала её туда, где она чувствовала себя нужной, где её окружали шумные, но такие замечательные Толики, Людочки и Серёжи. А вот и фотография класса, в котором она семь лет работала классным руководителем. Взяв ребят после начальной школы, учительница не только преподавала им предмет, но и путешествовала с ними на теплоходе, ездила на Кавказ, побывала в «Артеке». Всем классом они переписывались с болгарскими школьниками, ходили в походы.

По окончании школы её ученики разлетелись из маленького городка, но продолжали дружить и не забывали свою, теперь уже старенькую, учительницу. С каждым годом встречаться становилось всё труднее, но на День учителя и на Восьмое марта кто-нибудь из них обязательно находил возможность поздравить её. Так было всегда, но годы шли…

За дверью мяукнула нагулявшаяся кошка. Хозяйка взглянула на часы, вспомнила, что давно пора обедать, и впустила её. Та с любопытством заглянула в комнату.
– Знаешь, дорогая, обстоятельства порою бывают сильнее нас, – сказала ей старушка. Кошка понимающе мяукнула.

Учительница покормила её, пообедала сама, посмотрела в окно. Там ещё куда-то торопились редкие прохожие с треугольничками завёрнутых в газету цветов.
– Всё идёт своим чередом. Это неизбежно, – вздохнула старушка. Она поправила на полочке портрет мужа и вспомнила про оставленный альбом.

Начинало смеркаться. Учительница включила настольную лампу. Обстановка – письменный стол, лампа, наступающий вечер – напомнили ей, как раньше, вернувшись из школы, она садилась проверять тетради. В верхнем ящике стола до сих пор лежало несколько ручек с красными чернилами. Рука не поднималась выбросить. Учительница ещё раз посмотрела на снимок класса, погладила фотографию рукой и приложила к глазам платок.

Уже когда совсем стемнело, и она слушала по радио отрывок литературного произведения, в дверь позвонили. Хозяйка маленькой квартирки на мгновение растерялась, потом заспешила в прихожую, открыла. За порогом стоял незнакомый молодой человек. Старушка вопросительно взглянула на него.

– Тамара Сергеевна, – сказал он, – здравствуйте. Я Павел, сын Анатолия Жданова.

– Боже мой! – учительница всплеснула руками, – заходите, пожалуйста! Пойдёмте в комнату, – засуетилась она.

– Извините, не могу! – виновато ответил Павел. – Я проездом, через полчаса поезд. Папа очень просил заглянуть к Вам.
Он протянул старенькой учительнице большой, шуршащий слюдой, букет мимоз.

– Они Вас помнят, поздравляют и очень извиняются, что не смогли приехать сами. Будьте здоровы!
И Павел торопливо вышел.

На столе стоял освобождённый из слюдяного плена букет. Маленькая квартирка на первом этаже наполнилась ароматом весны. Старенькая учительница прижимала к груди небольшую карточку, на которой было написано «Живём с благодарностью в сердце», и улыбалась.

 

Светлана Донченко

Говорящая рыба

«Какой же он замечательный, этот Коля Турбин из 9 «А»! – подумала Ира, открывая учебник по физике. – Классный мальчишка! Симпатичный и умный!»

Сегодня день как-то не задался с самого утра. Во-первых, Ира проспала. Потом долго не было трамвая, и она решила добираться до гимназии своим ходом, преимущественно бегом. Почти достигнув цели – осталось только через дорогу перебежать, она подвернула ногу и, охнув от боли, выронила из рук портфель. Тот некстати открылся, и прямо на мокрый асфальт выпали тетрадки и учебники, красивый, новенький пенал.

Во-вторых, учительница по информатике влепила на уроке Ире в дневник жирную двойку за то, что она не сдала свой доклад, которому от мокрого асфальта досталось больше всего.

«Лучше двойка! – решила девочка. – Такую грязь и в руки брать неприятно. Как учительнице показать? Ну, уж, нет!»
А, в-третьих, одноклассник Сашка Макаренко грубо столкнул её с предпоследней ступеньки лестницы. И если бы не Коля Турбин, поймавший девочку в свои объятия, неизвестно чем бы всё закончилось. Очутившись в объятиях Николая, Ира мгновенно вспыхнула, как от жара, сердце девочки затрепетало и сладко-сладко заныло в груди.

– Не ударилась? – спросил мальчишка, поддерживая Иру под правый локоток.

– Спасибо. Только слегка, – пролепетала она и, вырвав из Колиных рук свой локоть, сломя голову помчалась дальше.
«Ко-ля! Ко-ля! – выстукивали её каблучки. – Хо-ро-ший! Хо-ро-ший!» – вторило им сердечко.
Параграф по физике никак не желал запоминаться. Ира как заведённая повторяла: «Чтобы твёрдое кристаллическое тело перевести в жидкое, необходимо такое тело сначала нагреть до температуры плавления, а затем передавать ему энергию…»

Но ничего в голове не задерживалось, и тогда девочка решила подключить образный метод запоминания. Она пыталась представить кристалл на огне, а воображение рисовало её пылающие щёки под Колиным взглядом.

В общем, все её мысли занимал только Коля: вот он стоит, вот бежит, вот улыбается и наконец-то ловит её в свои сильные объятия. Этот эпизод вызывал самые яркие чувства, после которых по телу разливалось живительное тепло.

– Ирочка, иди ужинать! – В комнату заглянула мама и, увидев застывшее в неестественной позе тело дочери с закрытыми глазами, взволнованно спросила: – Доченька, что случилось?

– Мамусик, иди сюда! – Ира протянула руку к стоящей у двери родительнице и, едва та подошла к ней поближе, прижалась щекой к маминой ладошке. – Мам, я влюбилась!

– Ничего себе новость! А как же Игорь – твой кавалер из детского сада? Ты же замуж собиралась за него и только за него? – Мама засмеялась и взъерошила волосы дочери. – Прошу вас, принцесса, к столу. За ужином обсудим все тайны нашего королевства.

– Ммм, мам, я не хочу, чтобы папа знал! – Ира втянула голову в плечи и скривила губы.

– А он сегодня на дежурстве, Громова подменяет! Наш Роман Дмитриевич, как всегда, никому отказать не может! Так что у нас – девичник! Только девчачьи темы и преимущественно о любви!

Ира очень любила папу, но с мамой ей было, как-то по-особенному хорошо, тепло и уютно. Мама понимала всё-всё-всё! А ещё она всегда давала такие правильные советы, что Ира порой просто не могла осознать, как мама может столько знать важного и полезного?

– И кто же он, этот принц на белом коне? – улыбаясь, спросила мама.

– Он… он не принц!– смутилась девочка. – Просто Коля из девятого класса.

– Знаешь, доча, а я в восьмом классе тоже влюбилась в девятиклассника. Ничего себе совпадение, правда? Ты, прям, по моим стопам шагаешь!

– Честно? И что? Потом разлюбила? – Ира отложила в сторону вилку и разочарованно посмотрела на маму.

– Нет. До сих пор люблю. Только, он иногда дежурит в больнице по ночам. Но зато рядом со мной всегда яркая частичка его души.

– Мам, скажешь тоже – яркая! Неприметная! Потому, что ещё маленькая!

– Огромная! – мама звонко рассмеялась. – И состоит из двух половинок: одна – моя, вторая – его. А в целом, вон какая славная дочь!

– Мамуль, а расскажи, как у вас всё начиналось?

– Вот съешь котлетку, тогда расскажу.

Весь вечер мама с тонким юмором рассказывала, как папа встречал её у подъезда по утрам, чтобы проводить в школу, как в кино приглашал, угощал мороженым, цветы дарил.

Потом читала стихи, которые папа посвятил ей в десятом классе, и показала папин портрет, нарисованный мамой, ещё школьницей, одним только карандашом в чёрно-белом цвете.

Ещё Ира с мамой похихикали над тем, как оригинально папа признался маме в любви. Они стояли в Океанариуме у огромного аквариума, и он спросил её, понимает ли она рыбий язык?

Получив отрицательный ответ, сказал, что он-то, не в пример ей, понимает все языки на свете и, прикоснувшись пальцем к стеклу, за которым расположилась большая полосатая рыба, добавил:

– Видишь, как эта рыба открывает рот? Она говорит, что никогда в своей жизни не видела девчонки красивей и умней тебя! И ещё шепчет что-то очень тихо…

Приложив ухо к аквариуму и послушав несколько секунд, выдал:
– Не рыба, а находка для шпионов! Представляешь, она просит передать тебе, что Ромка Журавлёв давно и безумно в тебя влюблён!

– Как здорово, мамусик! А что было потом?

– А потом была и есть просто жизнь! Со своими радостями и трудностями, которые нам, Журавлёвым, преодолевать помогает любовь. Сама же знаешь сколько горя и бед пережила наша семья. Жизнь она такая и есть – полосатая! Главное руки никогда не опускать и бороться! Всё равно, хорошего-то всегда больше, чем плохого! А самое лучшее, что может случиться в жизни каждого – это любовь! Иришка моя милая, я так хочу, чтобы ты тоже встретила в своей жизни самую настоящую!

– Мам, а как понять, что она настоящая?

– Я считаю, что настоящая любовь всегда взаимна! Мне хочется сравнивать её с морем: на поверхности бури, ветры, обжигающее солнце, кричащие чайки, а внутри – тишина и говорящие рыбы, плывущие среди уютных водорослей в мир влюблённых, чтобы рассказать им о самой красивой и чистой любви. Только, знаешь, дорогая, у каждого человека она своя и дать ей абсолютное определение совершенно невозможно.

Мама подошла к дочери со спины и, опустив ей руки на плечи, нежно поцеловала в макушку.

Перед сном, вернувшись в свою комнату из ванной, Ира обнаружила рядом с учебником физики, старую, зачитанную почти до дыр, тоненькую книжечку в мягкой обложке: «Первая любовь» Ивана Тургенева.

«Мамочка!» – с умилением подумала девочка и с трепетом души перелистнула первую страницу.

 

Эльвира Смелик

Неправильная мама

Мама долго уговаривала сына лечь спать, а тот без конца обещал: сейчас-сейчас, ещё чуточки-пречуточки. Только мультик досмотрит. Или в машинки доиграет.

Мама начала сердиться.
– Смотри, Никитка. Завтра вставать рано. Опять тебя не добудиться будет.

– Что ты, мама! — возмутился Никита. – Я сам встану.

Он, и правда, сам встал. Проснулся и заметил: уже светлеть начало. А обычно, когда мама его будит, за окном ещё темно.
Взглянул Никита на большие настенные часы, а там – без двадцати девять. А в школу к девяти надо.
Никита как подпрыгнул на кровати, чуть ли не до потолка, вскочил скорее, бросился в родительскую комнату.

– Мама! Проспали!

Мама лежала лицом к стене и даже не повернулась. Только недовольно пробурчала что-то и сердито ногой лягнула.
Никита затряс мамино плечо.

– Вставай, мамочка!

– Вот ещё! Я спать хочу! – пробормотала мама и натянула одеяло на голову.

– Уже без пятнадцати девять! – отчаянно воскликнул Никита. – Мне в школу пора. А тебе на работу.
Мама под одеялом зашевелилась, выглянула наружу, затянула несчастным голосом:

– Ой, Никитушка, что-то я сегодня плохо себя чувствую. Заболела, видимо.
И она громко и старательно закашляла. Совсем не по-настоящему. Никита растерялся.

– А как же работа?

Мама расстроенно надула губы, но через секунду хитро сощурилась.
– Ты мне записочку напишешь, что у меня нога болела, и я ходить не могла.

– Какая нога? — опешил Никита.

– Вот эта! — мама выставила из-под одеяла правую ногу. – Палец большой болит. Ой-ой-ой! – громко застонала она и жалобно протянула:
– Видишь, како-ой кра-асный!

Никита уставился на мамин палец. Вовсе он не красный. Обычный – розовый.

– Ой-ой-ой! – опять застонала мама. – Как мне плохо!

А часы уже ровно девять показывали. На первый урок Никита точно опоздал. На второй бы успеть!

– Да что ты пристал со своей школой? – рассердилась мама. – Подумаешь, пропустишь денёк. Ерунда!

– Как это – ерунда? – не согласился Никита. – А что я завтра Анне Юрьевне скажу?

– Придумаешь что-нибудь, – мама нехотя села. – Ну-у, что у нас трубу прорвало, все вещи из квартиры смыло, и мы их целый день по этажам ловили.

У Никиты глаза изумлённо округлились.
– Чепуха какая!

– Тогда сам придумывай, – обиделась мама. – А я есть хочу. Чего там у нас на завтрак? – она вопросительно посмотрела на сына.

Обычно на завтрак у них были бутерброды или каша. Что мама приготовит.

Никита так и сказал, но сегодня мама готовить ничего не хотела, а бутерброды и каша, она заявила, ей уже надоели. Мама проковыляла на кухню, демонстративно припадая то на правую, то на левую ногу, распахнула холодильник.

– О-о-о, Никитка. Да у нас со вчерашнего дня шоколадный торт остался. Им и позавтракаем.

Никита обрадовался. Шоколадный торт вместо каши – здОрово!

Мама выбралась из-за стола первая, Никиту не стала ждать. Оставила на столе грязную посуду, прошлёпала в комнату, включила телевизор.

– Ура! Моё любимое кино показывают! – воскликнула мама радостно, потом сказала:
– Никитушка, ты там со стола убери, а я потом вымою. Вечером. Или завтра.

Никита нехотя составил тарелки в мойку и тоже прошёл в комнату. Пробовал смотреть мамино кино, но оно совсем неинтересным оказалось. Герои в нём только и делали, что плакали да целовались. Тогда Никита поплёлся в свою комнату, вывалил из коробки солдатиков, но только расставил их для сражения, мама появилась.

– Пошли гулять. Нечего дома сидеть.

– У тебя же нога болит, – напомнил Никита.

– Какая нога? – удивилась мама, но сразу спохватилась и пробормотала смущённо:

– Так она прошла. Я её, наверное, просто отлежала.

На улице было неуютно. Небо – низкое и серое. И ветер, так и не высохший, так и не согревшийся после ночного дождя. Мокрый и студёный. Он сразу забрался под куртку и прогнал по Никиткиной спине отряды колких мурашек. А маме – хоть бы что! Выскочила со двора на улицу.

– Смотри, Никита, какая огромная лужища! У-у-у! Глубокая, наверное.

Не успел мальчик ничего ответить, а мама уже прошлёпала до середины лужи. Прямо в своих красивых туфельках!

Стоит, ногами притоптывает, любуется на разлетающиеся брызги. А потом прыгать стала. Руками размахивает. Ещё и песню запела.
– На асфальте ме-елом ты рисуешь ле-ето. Ласковое мо-оре трогаешь ладонью.

Никита смотрит на неё с открытым ртом и, что ему делать, не знает.

– Тополиный пух, жара, июль… – на всю улицу восторженно завопила мама, да ка-ак подпрыгнула, да ка-ак потом приземлилась… Точнее – приводнилась. Брызги полетели выше Никитиной головы, засверкали серебром. А мимо, как назло, дяденька проходил. Толстый, лысый и недовольный.

– Женщина! Вы в своём уме? – сердито прикрикнул он на маму.

Мама ойкнула, и спряталась за Никиту. Даже немного вперёд сына подтолкнула, прямо под суровый дяденькин взгляд.
Увидев Никиту, толстяк нахмурился ещё сильнее.

– Ты, мальчик, плохо за своей мамой присматриваешь. Ай-ай-ай!

Потом развернулся и пошёл своей дорогой. А мама ему вслед язык показала.

Тут Никита заметил, что дрожит. От холода. Или от страха. Или от стыда. А, может, от всего сразу. Схватил он маму за руку и повёл домой. Простудится же с мокрыми ногами!

Дома пообедать решили. Мама приподняла крышку кастрюли.
– Фу-у! Суп! Не хочу!

Она полезла в морозилку, вытащила большой, покрытый инеем пластиковый контейнер, от одного вида которого Никите стало ещё холоднее.
– Мороженое! Класс! Вот пообедаем!

Никита нехотя ковырял ложкой твёрдую ледяную горку. Он так замёрз на прогулке, что горячий суп съел бы с бОльшим удовольствием. Никита даже представил, как кусочки мороженого лежат в его замёрзшем животе и не тают, и задрожал ещё сильнее. Согрелся он, только завернувшись в одеяло. А мама сидела довольная, уплетала мороженое за обе щёки и приговаривала:
– Каждый бы день так обедать!

Потом они на компьютере играли. До тех пор, пока у Никиты перед глазами не зарябило.

– Не могу больше, – жалобно простонал мальчик. – В голове шумит.

Поужинали конфетами и мармеладом. Никита из-за стола еле встал. Живот у него разболелся, а во рту было та-ак сладко, что просто противно. Никите казалось, что и сам он стал сладким и липким. Шёл из кухни и боялся к чему-нибудь приклеиться. И спать он отправился без лишних напоминаний. Так устал, что едва до кровати добрался. Но заснуть долго не мог. Из-за живота. А ещё оттого что в голове без конца палили компьютерные танки, а пучеглазые компьютерные свинки испуганно визжали: «Что завтра будет?»

Утром разбудил мальчика мамин голос:
– Никитка, вставай!

– Сейчас, – пробормотал Никита и хотел натянуть на голову одеяло, но почему-то передумал.

– Беги скорей завтракать! – добавила мама.

Никита в один момент слетел с кровати.

– Мама! А на завтрак у нас что?

– Каша. Овсяная.

– Каша! – радостно повторил Никита и уточнил на всякий случай:

– А торта нет?

Мама замерла изумлённо.
– Ты даёшь, сын! Торт ему с утра подавай!

– Нет! – поспешно замотал головой мальчик. – Не надо торта. Я лучше кашу.
***
Вот такая история случилась с Никитой. Не скажу, что после неё Никита превратился в идеального ребёнка, послушного-препослушного. Но мороженое вместо супа он уже не требовал, а спать ложился, если и не по первому маминому требованию, то по третьему – точно.

 

рис. Назаровой Полины
Творческое объединение «Изостудия Парадиз», г. Ялта

 

Татьяна Русакова

Бабушка-цыпленок

В субботу у бабушки Варвары день рождения. Пора о подарках подумать. Сели братья за стол. Алёша решил открытку сделать. И Сёма решил.

Согнул Алёша пополам альбомный лист. С одной стороны нарисовал красивые цветы. Много-много. Мама посмотрела и говорит:
– Какая красота! Море цветов!

– Я ещё не все, – говорит Алёша. – Не смотри пока.

Мама к Сёме подошла. А тот сидит – чуть не плачет. Не получается у него открытка. Листик из альбома криво вырезал. Хотел ножницами край подровнять – ещё хуже сделал. Ну как такую кривую дарить?

– Не огорчайся, – говорит мама. – Пусть Алёша открытку делает. Он рисует хорошо. А мы с тобой другой подарок придумаем.
И увела Сёму за собой.

Алёша цветы докрасил. Одна половина открытки уже красивая – а другая совсем пустая. Что ещё нарисовать? Думал Алёша, думал. У него танки хорошо получаются. Но бабушка же девочка! Она и так говорит: «Избавьте меня от этой войны!» Это когда Алёша с Сёмой с пистолетами по комнатам бегают.

Стал Алёша дальше думать. Весь карандаш изгрыз. Может, нарисовать куклу или медвежонка? Так бабушка уже большая.
А что большим дарят? О, цветы! Встрепенулся Алёша, хотел рисовать. Но тут же опять загрустил. Цветов и так уже много.
А что, если? Ну да! Алёша даже подпрыгнул. Цветы дарят кому? Бабушке. Значит, надо саму бабушку нарисовать! И когда Алёша открытку закроет, получится, что он ей все эти цветы подарил! Вся бабушка в цветах будет!

Обрадовался Алёша. Сел рисовать. Бабушка получилась красивая. В голубом платье. В туфлях на каблуках. Только лицо не похоже. Какое-то сердитое.

Алёша взялсиний карандаш и снизу приписал:

БАБА ВАРЯ

Это чтобы она сразу поняла.

Полюбовался Алёша немножко. Хорошо получилось! И стал бабушке Варваре цветы дарить. Закрыл открытку и говорит:
– Поздравляю!

Открыл открытку, посмотрел на бабушку. Нет, не пойдет! Бабушка улыбаться должна. Цветам радоваться. А у неё лицо недовольное.

Взял Алёша резинку, стал лицо стирать. А оно не стирается. Цветными карандашами нарисовано. Только испортил все. Что делать?

Расстроился Алёша. Такая красивая открытка была! Но плакать не стал. Он не Сёма, немаленький уже! Погрыз ещё немного карандаш, подумал. И придумал. А что, если бабушкино лицо с фотографии вырезать?

Взял Алёша альбом. Фотография быстро нашлась. Алеша аккуратно бабушкино лицо вырезал. Наклеил на рисунок.
Получилось красиво. Только шея толще нарисованной. И волосы Алёша нечаянно состриг. Но это ерунда. Можно легко поправить.

Взял Алёша кусочек синей бумаги. Вырезал шляпку и бабушке на голову приклеил. А на шею шарфик фломастером нарисовал.
Вот теперь уже точно всё в полном порядке!

Закрыл Алёша открытку:
– Поздравляю!

Открыл – бабушка улыбается. Правда, немного шляпкой к цветам прилипла.

Алёша открытку на столе оставил, чтобы клей высох. И побежал посмотреть, что там Сёма с мамой делают. Они на кухне оказались. Алёша как увидел – ахнул. На столе стоял настоящий ёжик! Только белый, из теста. А ещё лежала куча деревянных зубочисток. Сёма из этой кучи брал по одной палочке и втыкал в ёжика. Получались колючки.
Вот это подарок!

– Конечно! – обиделся Алёша. – Тебе мама помогала!

– Алёша, – укорила его мама. – Во-первых, ты старше. И потом, ты же видишь, Сёма сам колючки делает. Лучше помоги ему.

– Не надо мне помогать! – говорит Сёма. – Я сам! Это мой подарок!

Алёше так обидно стало, что он даже сказать ничего не смог. Выбежал из кухни.

Открытка уже высохла. Схватил её Алёша – хотел порвать. А там бабушка улыбается. Алёша не смог. Бросился он на кровать и зарыдал.

Тут мама подоспела. Алёша и забыл, что он большой. Плачет – никак остановиться не может. Уже с кухни Сёма пришел, говорит:
– Алёша, пойдем вместе ёжика делать!

– Не хочу! – лягается Алёша. – Уходите со своим ёжиком!

Мама огорчилась и говорит:
– Ну хорошо, ты поплачь, успокойся и приходи. Мы тебе половину иголочек оставим.

Стало в спальне тихо. Алёша ещё немножко поплакал. Потом к нему Юмка пришел и стал ухо лизать. Щекотно. Алёша Юмку обнял и говорит:
– Один ты у меня друг. Настоящий.

Юмка замурлыкал. Согласился.

Встал Алёша, поднял с пола открытку. С виду – обычный белый листок. Что это за подарок? Вот ёжик у Сёмки получился классный! Может, пойти, помочь ему доделать? Один он до ночи провозится!

Алёша прислушался. На кухне мама с Сёмой тихо разговаривают. «Нет, не пойду!» – решил Алёша. Им и без него не скучно. А открытка не хуже ёжика будет! Надо только придумать, чем её снаружи украсить. Ведь когда она закрыта, цветов не видно. И бабушку тоже.

Повертел Алёша открытку в руках. Раскрыл – бабушка ему улыбнулась. Родная, хоть плачь. Вот если бы её на первой страничке видно было!

А может, снаружи кружок прорезать? Тогда через эту дырочку будет видно бабушкино лицо! Обрадовался Алёша. Хорошо придумал! Ещё посмотрим, у кого подарок будет круче!

Стал мальчик дырочку прорезать. Проткнул ножницами бумагу. Посмотрел в отверстие – нет, промахнулся. Не видно бабушки. Раскрыл открытку и пальцем от лица вверх ткнул. Вот сюда надо! Только снаружи все равно это «сюда» не видно.

Долго Алёша мучился. Наконец, проколупал дырочку в нужном месте. Начал резать – и ещё больше расстроился. Не получается у него кружок. Все края дырочки в зазубринах.

Бросил Алёша ножницы и опять заревел. Тут папа в комнату зашёл. А Алёша и не слышал, как он с работы вернулся. У папы за спиной Сёма висит – за шею держится.

– Где тут мой любимый старший сын? – спрашивает папа.

Увидел, что Алёша плачет, Сёму на пол ссадил.

Сёмка как поднял открытку, ножницами истыканную – ахнул.

– Тихо ты! – говорит папа. – Ну, Лёша, что случилось?

– Я хотел, чтобы бабушку…видно было! – ревет Алёша.

– Ну, так видно теперь. Чего ты плачешь?

– Папа! Он же всю открытку испортил! – объясняет Сёма. И Лёшу обнял. – Не плачь! Я тебе помогу новую нарисовать!

– Ничего он не испортил, – говорит папа. – Прекрасная открытка. А ну-ка, Семён, тащи фломастеры.

Алёша плакать перестал. На папу смотрит.

– Чего ты расквасился? – говорит папа. – Сейчас всё поправим!

Взял фломастер и р-раз – нарисовал на истыканной Алёшиной открытке яйцо. Алёша даже рот раскрыл от неожиданности. Получилось, что бабушка, как цыпленок, из яйца выглядывает. А папа тем временем тонкой гелиевой ручкой все дырочки обвёл. И все зазубринки стали к месту. Как будто бабушка не сразу выход нашла. Пробовала, где скорлупа тоньше.

– Вот так, – довольно сказал папа и пририсовал снизу, у яйца, несколько отвалившихся скорлупок.
Алёша улыбнулся. А Сёма запрыгал от радости и закричал:

– Бабушка Варвара – цыплёнок! Ура!

И побежал на кухню, маме рассказывать.

Алёша папу за шею обнял, крепко-крепко.

– Ну что, брат? – говорит папа. – Пойдём с мамой мириться?

Алёша хотел сказать, что с мамой не ссорился. Только с Сёмкой. Но промолчал. Вспомнил, как лягался и прогонял маму вместе с ёжиком.

– Бери открытку, – говорит папа. И руку Алёше дал.

Пошли они на кухню. С папой ничего не страшно. Мама у плиты была. Глаза грустные-грустные. Алёша подбежал, обнял её за шею и говорит:
– Прости меня, мамочка! Пожалуйста! Я не хотел тебя обидеть.

Мама пахла хорошо, и была такой родной!

– Я тебя сильно-сильно люблю! – сказал Алёша. – Во все горло!

Мама засмеялась, и всё стало, как прежде.

А ёжика Алёша с Сёмой после ужина доделывали. Вместе.

 

Виктория Татур

Бабушкино облако

– Бабушка-а,– в длинной ночнушке я ныряю под одеяло, – расскажи сказку.

Прижимаюсь к раздобревшему телу: от него пахнет сеном, молоком и сладким потом. С шумом втягиваю носом этот запах.

– Да я и рассказывать-то не умею.

– Тогда почитай.

Бабушка тяжело переворачивается на бок и тянется к тумбочке, где лежит потрепанная книжка с картинками. Надевает круглые очки в толстой оправе:

– «Один раз Павлик взял с собой Котьку на реку ловить рыбу. Но в этот день им не повезло: рыба совсем не клевала. Зато когда шли обратно, они забрались в колхозный огород и набрали полные карманы огурцов».

– Ты вчера этот рассказ читала, и позавчера.

– Хороший рассказ, правильный. Слушай и запоминай.

Я слушаю. И запоминаю. На всю жизнь.

– Теперь спи, – бабушка снимает пластмассовую гребенку с седых волос. На голове у нее получаются тонкие бороздки. Она поворачивается на бок и выдергивает шнур лампы из розетки.

В темноте я слышу, как она молится, торопливо крестясь:
–Господи благослови, Царица небесная, Матушка родная.

За окном воет соседский пес.
– Не к добру, – говорит бабушка.

А я лежу и думаю, какое оно это недобро? И как сделать, чтобы оно не наступило? Мыслями уношусь высоко-высоко в небо. Там темно, а я такая крохотная точка, вот-вот исчезну. И не будет больше ничего. Меня не будет. Бабушки не будет. И так страшно становится!

– Бабушка, – еще теснее прижимаюсь к ней, – а ты правда молодой была?

– Правда.

– Как моя мама?

– Как ты.

– Не может быть! – я отдергиваю одеяло.

Бабушка легонько тянет меня к себе и укрывает.

– Спи, – вздыхает она. – Утром в лес идти, пока ягода добрая.

– А что, бывают злые ягоды?

Соседский пес перестал выть. Тишина.

– Быва-а-ают, – зевает бабушка. –Такие ягоды далеко за горой растут. Баба Шара, которая на хуторе живет, их по ночам собирает. Сушит и в ступе толчет. Слова страшные наговаривает.

– А потом? – я перестаю дышать.

– Потом она с ними пироги печет. Узнает, кто из детей по ночам не спит, так их пирожками и угощает.

– Ой, – я вскрикиваю и закрываю руками рот. – Она вчера мне пирожок давала. Я съела.

– Вот вырастут у тебя заячьи уши и нос пяточком.

– А говоришь, сказки рассказывать не умеешь, – я надуваю щеки.
Снова завыл соседский пес. На чердаке заскребла мышь. Тонко скрипнули половицы.

– Бабушка-а. А когда люди умирают, они на небо улетают?

– На небо.

– И ты туда полетишь?

– Полечу. Сяду на облако и на тебя смотреть буду.

– Ты только сегодня не улетай, и завтра. И еще долго не улетай, хорошо?

– Ну, это уж как Бог положит.

Я чувствую, что она улыбается. Значит, не улетит пока. А сама представляю, как Бог каждому кладет в тарелку кашу. Кому ложку, кому две. А если ты хороший человек, тебе Бог много вкусной каши положит.

– Расскажи, как ты маму нянчила?

– Зыбну люльку об пол и побегу корову доить, – усмехается бабушка. – Люлька долго-онько на пружине качается.

– А тебе не жалко маму было?

– Тогда не жалели. Время другое.

– Какое?

– Трудное.

– А меня тебе жалко?

– Жалко, – соглашается бабушка. – Твой дедушка меня крепко жалел.

– За что?

– А ни за что, любил очень.

Жалеть, значит любить, думаю я. И мне становится всех-всех жалко. И даже соседа Ваську, который в меня из самодельной трубки черемуховыми косточками стреляет.

А утром мы с бабушкой в лес пойдем. Ябуду срывать маленькие желтые пуговицы цветов пижмы. Кажется, их можно пришить к платью и пахнуть летом.

Но лето всегда заканчивается. Потом еще одно, и еще.
– Ма-ам, почитай сказку, – просит меня сын.

Мы лежим с ним в той самой комнате. Правда, не осталось дивана, свидетеля наших с бабушкой ночных разговоров. Но на чердаке я нашла заветную книжку.

– «Огурцы», – читаю название.

– Про огурцы скучно.

– Ты слушай и запоминай. Этот рассказ мне бабушка читала.

– Какая она была?

Я задумываюсь. Трудно подобрать слова, простые и правильные. Наконец нахожу нужное:
– Честная. Бог ей много положил.

– Чего положил? Каши?

Сын смеется заливистым смехом, в котором еще нет страха и боли утраты. А я закрываю глаза и чувствую, что бабушка, как и обещала, сидит на облаке, смотрит на нас и улыбается.

 

рис. Непокупной Анны

Творческое объединение "Изостудия Парадиз", г. Ялта

                                                                   

         

    С ПРАЗДНИКОМ!                                              С ПРАЗДНИКОМ!                                         С ПРАЗДНИКОМ!