Скоро День Победы – самый грустный и в то же время радостный день. Давайте вспомним, как это было. И пусть война никогда не повторится…. Светлая память участникам Великой Отечественной войны!
Подготовила Ната Иванова
Юстасия Тарасава
Просыпаемся мы (отрывок)
Бабушка достала старые фотографии с ажурными краями. Даже не чёрно-белые, а какие-то коричнево-жёлтые фотографии, привет из прошлого века. Семьдесят лет лежали и даже больше, а вот всё можно разглядеть – и как одевались, и какие причёски носили, и как в глаза фотокамере смотрели. Санька перебирал фотографии и вдруг отложил одну. «Это он. Это Ваня». Бабушка ахнула: «Откуда ты знаешь?». Отец молча разглядывал снимок.
– Я его вижу. Во сне, – признался Санька.
Мать заплакала. Отец, так же молча как фотографию, рассматривал теперь сына. Бабушка выловила из сумки валокордин и капала его себе в чай. Санька видел, что они напуганы, потому что не знают. Не знают, что было. И он рассказал. Как защищался окружённый Севастополь. Как адмирал Октябрьский передал командованию, что воевать больше некому и покинул осаждённый город. Как осталось восемьдесят тысяч бойцов и среди них Ваня. Как они сражались. Как выживали без воды, еды, боеприпасов и лекарств. Как не могли их забрать наши корабли. Как море в Казачьей бухте было красным, а скалы – чёрными от крови. Как до последнего патрона отстреливалась 35-ая Береговая Батарея. Как они ходили в атаку без оружия и голыми руками дрались. Как обессилевших, потерявших сознание, их захватили в плен. Как колонну пленных вели по Крыму, и когда голова этой страшной змеи уже вошла в Бахчисарай, хвост ещё был в Севастополе. Как из немецких концлагерей после Великой Победы этих заключённых перевели в советские лагеря. Как их судили за измену Родине – их, преданных Октябрьским и Петровым, и защищавших Родину до самого конца. Как их не брали на учёбу и работу из-за трёх слов «госпроверку не прошёл». Как они отказывались от своих семей, чтобы не ломать жизнь близким. Как их величайший подвиг стал их позорнейшим клеймом. Санька говорил и говорил, захлёбываясь в словах. И когда он всё это сказал, ему стало легче. «И я не знаю, как с этим жить, – закончил он жалобно. – И я не знаю, что делать».
– А Вовка куда письма послать сказал? – спросил отец. – Садись, пиши. Вот и компьютер твой сгодится.
Первый раз они все вместе вот так сидели. Объединённые одной болью и одной целью. Впервые Санька почувствовал, что они семья. И что семья – это больше, чем здесь и сейчас. Гораздо больше. Семья – это и есть то, чем можно гордиться. Это нельзя купить как джипы и другие вещи. Потому что семья – это люди, память, род. И у него, у Саньки, это есть. И это главное.
В эту ночь ему приснился Ваня. Он был ранен, Санька это понял. Скорее почувствовал, чем услышал, как Ванины запекшиеся губы произнесли: «Спасибо!». Он с трудом пожал Саньке руку. И больше уже не снился никогда.
А потом всё как-то затянулось, зарубцевалось. Санька почти забыл. Он спешил в школу, он теперь почти жил там. А что школа? Это же не минное поле. Хочешь – учись. Санька хотел. Иногда он задумывался: «А кем бы стал Ваня, на кого бы он стал учиться?». И от этих мыслей Саньке хотелось учиться за пятерых. Оказалось, что и физичка, и математичка, и немка ничего против него лично, против Саньки Иванова, не имеют. Они по-своему стараются как лучше, это их работа. Санька даже жалел их немного, ведь не все ученики такие, как Вовка. С Вовкой они часто разговаривали и вместе что-то изобретали. Однажды Бобров обозвал Вовку при всём классе и Санька спустил его с лестницы. Подумаешь, каратист. Санька как-то сам не заметил, когда перестал бояться. Иногда по дороге из школы он заходил в церковь зажечь свечи, чтобы Ване и остальным прадедам, которых Санька не помнил, было светлее.
И вдруг пришёл ответ. Из архива. Отец взял отпуск. И сказал, что Саньке придётся пропустить школу. И они поехали. К прадеду. В Севастополь. С поезда они сели в автобус. И всё боялись проехать, но водитель сказал, что Казачка в самом конце. Он остановился между остановками и объявил: «Тридцать Пятая!», и все в автобусе затихли и с пониманием смотрели на них. Санька и отец перешли дорогу и увидели Пантеон. Экскурсоводы повели их по руинам. Они спустились по винтовой лестнице на 27 метров, туда, где были тогда бойцы. Внизу было тускло и сыро. И Санька узнал это место. Он видел его не раз. Восковые слезинки свечей у стены Памяти падали в песок красными пятнами. Как кровь на раненой крымской земле. А когда они вышли из музея, Санька смотрел на парней и девушек в купальниках, которые танцевали на крышах машин*** здесь, на этой огромной могиле, и не осуждал их. Он понимал, что они просто ещё не знают, где лежат их прадеды. Просто в них это ещё не проросло.
Виорель Ломов
ПЯТЬ БЛОКАДНЫХ ЖЕЛУДЕЙ
Дедушкина быль
В 1941 г. немцы подошли к Ленинграду и окружили город. Мама работала на заводе, папа воевал, а семилетняя Маша весь сентябрь сидела дома и пряталась в бомбоубежище. Начало учебного года перенесли на октябрь, и девочка с нетерпением ждала начала занятий. У нее был замечательный пенал с ручкой, карандашом и ластиком! Однажды Маша подобрала под дубом пять желудей. Принесла их домой и положила в коробочку. Это были не простые желуди, а волшебные. Маша знала, если вечером заказать желание, то на другой день каждый желудь обязательно исполнит его. В октябре Маша пошла в школу. Из-за бомбежек занятия были не каждый день, но каждый вечер девочка перед сном открывала коробочку, рассматривала желуди, брала их в руки и целовала. Самый маленький она назвала Мизинчиком, самый большой — Большим, а остальные, как пальчики, — Указательным, Средним и Безымянным. Как-то декабрьским вечером Мизинчик спросил у девочки:
— Что ты хочешь, Маша?
— Я хочу, чтоб завтра был еще один кусочек хлеба.
И завтра мама принесла еще один кусочек хлеба.
Вечером Безымянный спросил:
— Что ты хочешь, Маша?
Девочке захотелось сахара, и мама на другой день принесла кусочек сахара.
Потом у Среднего желудя Маша попросила яблоко, а у Указательного ириску. И мама принесла сморщенное яблоко, но вместо ириски опять кусочек сахара.
Оставался еще один вечер, когда можно было загадать желание. Маша неделю никак не решалась попросить что-нибудь у Большого желудя. «Он, бедняжка, устал ждать, — думала Маша. — Даже треснул». Не дождавшись мамы с работы, девочка уснула, сжимая в ладошке желудь. Она так и не решила, что попросить напоследок. И тут в их дом попала бомба. Маша проснулась. Мамы нигде не было. Когда она выбралась по разрушенной лестнице во двор, там темнели фигуры, и было очень холодно и страшно. В руке Маша всё еще сжимала желудь. Она разжала ладошку и прошептала:
— Желудь, миленький. Пусть мама придет! — И зажмурилась.
Маша увидела, что лежит в своей кроватке, а на стуле рядом дремлет мама. «Мама!» — позвала девочка, но та не отозвалась. Маша открыла глаза и вновь увидела двор и фигуры. Отколупнув скорлупку от желудя, она положила ядрышко в рот и стала сосать его, как леденец.
— Ты что тут делаешь одна? — спросила темная фигура, взяла девочку за руку и повела в бомбоубежище. — Жива твоя мама, жива. Ей только ходить больно.
Галина Стеценко
ЛУЧШИЙ ВЫСТРЕЛ (отрывок)
– Расскажи, – тихо попросил Дима и присел поближе к дедушке.
– Всю эту историю я сам подробно не запомнил. Её потом, после войны, мне мама рассказала, твоя прабабушка Акулина. И снится, и вспоминается мне этот случай до сих пор…
С первых дней войны отец, твой прадед Василий, ушёл на фронт. Мы тогда жили на Украине, в небольшом поселке. Помнишь наш дом? Когда прабабушка Акулина была жива, мы ездили к ней.
– Помню…
– Не знаю, ты обратил внимание или нет, в кирпичной кладке дома остались выбоины от пуль. Наш дом чудом уцелел от обстрелов и бомбёжек. В саду было девять глубоких воронок от бомб!
Фашисты рыскали по посёлку. Искали партизан и хватали в чем-либо заподозренных людей. Заглядывали в каждый дом. Не обошли и наш… Сначала мы услышали топот сапог во дворе. А потом – выстрелы! Лай нашей собаки. Много выстрелов. И настойчивый стук в дверь. В доме была мама и мы, трое детей: я шести лет и две сестры, Вера десяти лет, Лида – восьми.
– Это мои двоюродные бабушки. Помню их. И что дальше было?
– Мы все напугались. Прижались к маме. Окружили её, взявшись за руки, как дети обхватывают ствол дерева. Мама обняла нас, а потом пошла открывать. Не открыть было нельзя. Что угодно могли сделать: выбить дверь и окна, подорвать или сжечь дом. Мама вышла за порог, а мы все побежали за ней. Увидели сразу: двор устелен куриными перьями, а все наши куры истекают кровью, убитые. Около будки, вытянув ноги, лежала моя любимица – собака Шарик. Сестры тоже её любили и сразу расплакались. Я метнулся к ней, чтобы помочь ей подняться. Я тогда не понимал, что ей уже ничем не поможешь.
Немецкий солдат что-то недовольно крикнул мне на своём. Я испуганно остановился. Повернулся – на меня смотрело дуло пистолета. Я в ужасе замер, понимая, чем это может кончиться. Не сводил с дула глаз, боялся пошевелиться. Того страха мне хватило, чтобы навсегда запомнить этот случай. Мамочка, наша славная, добрая, она заслонила меня собой! И я уже не видел пистолет – я прятался за маминой длинной юбкой. Я не знал, как мне лучше поступить, выйти или оставаться прикрытым. Я боялся выйти. Сёстры тоже забежали за юбку, и мы сжались в один комочек.
А солдат ещё долго не опускал пистолет. Это была пытка для мамы. Мама, стянув с головы косынку, с мольбой смотрела ему в глаза. Молча кричала что есть духу: «Не убивай!», и не могла выговорить ни слова. Когда я вспоминаю этот случай, мне слышится голос мамы. И, кажется, что она кричит на весь мир: «Не убивайте! Никого и никогда не убивайте!»
Немецкий солдат, молодой, высокий, возможно, не успевший создать семью на своей родине, вынужденный на чужой земле держать в руках пистолет, смотрел в мамины глаза, молодой матери. Что он прочитал в них? Что понял в этот момент? Но пистолет опустил. Может, мама, всматриваясь в глубину его глаз, заставила вспомнить его о своей матери?
С тех пор, взрослея, я вспоминал, как мама защищала меня, а я прятался за её юбкой. Мне захотелось всегда защищать свою маму. Я сказал себе: «Я буду защитником своей матери и нашей Родины! И никак иначе». – Виктор Васильевич помолчал, заметил, каким серьёзным сделалось лицо внука. Положил свою тяжелую руку на его плечо и добавил, – а ты подумай хорошенько и решай сам, какой путь тебе избрать и кем быть на этом пути...
– Дед, а про лучший выстрел ты обещал.
– То и был лучший выстрел – тот, который не был сделан.
Ольга Алексеева
ВАРЕНЬКА С ВАРВАРКИ
- Цок-цок-цок - Стучат копыта по мостовой.
- Вжик – вжик.- Шоркает мокрым бельём по ребристой доске тётка Глаша.
Варе скучно. Бабушка дремлет в кресле. На коленях у неё лежит клубок ниток. Очки съехали на кончик носа. Варе хочется выйти в коридор, но там невыносимо пахнет рыбой. Соседка тётя Глаша уже ругалась с соседом Михалычем.
- Всю квартиру протушил, ирод! Где ты только находишь эти рыбьи головы?
- Так это суп, Глашенька, рыбный. Очень полезный. – Мужчина виновато оправдывается перед соседкой. Сутулый, невзрачный сосед Михалыч скребёт пятернёй грудь.
- Как же, полезный!- гремит тётя Глаша. Она шмякает бельё в таз.
Михалыч хватает старую тряпку, накрывает этой тряпкой кастрюлю и уносит к себе в комнату. Варенька иногда заходит к нему в гости. Сосед угощает её семечками. Ещё у него есть настоящий патефон. Иногда Михалыч ставит пластинку и слушает. Верней, слушает вся коммунальная квартира.
В квартире была ещё одна комната. В ней жил весёлый студент. Но он ушёл на войну и не вернулся. С тех пор комната эта была закрыта.
Мама возвращается поздно с работы. Она очень редко улыбается. Варя слышала, как соседка говорила: « Ходит Люська вечно смурная, а самой радоваться надо. Мужик с фронта живой пришёл». Варенька поняла, что мужик - это её папа. Она знала, что папа воевал. Он часто ночами вскакивал и кричал. Мама гладила его, как маленького, по голове и успокаивала. Бабушка говорила, что папа был контужен на фронте. А что такое «контужен», Варя не знала.
- Бабушка, а бабушка!- Девочка дотронулась до бабушкиной руки.
- Что?- вздрогнула бабушка.
- Мне скучно.
- Скучно? Книжку почитай.
- Не хочу. Давай лучше по твоей кошечке поплачем.
Про кошечку Варенька могла слушать часами. Бабушка рассказывала, что у неё была кошка Мурка. Во время бомбёжки люди убегали в бомбоубежище. И Мурка уводила своих котят вслед за людьми.
- Животное, - говорила бабушка.- А понимает всё, как человек. Своих деточек спасала от пуль.
Варенька всегда плакала, когда бабушка рассказывала ей об этом. Она представляла, как бегут люди, хватают на руки детей, убегают, а над ними летят самолёты и сбрасывают бомбы. И кошечка, совсем небольшая кошечка, бежит за людьми и подгоняет своих котят. Ей тоже страшно, но она понимает, что нужно делать.
Варенька родилась после войны. Но слишком живо было воспоминание о тех страшных днях у всех людей, которые окружали девочку. На улицах было много фронтовиков, по радио постоянно пели военные песни, бабушка много рассказывала о войне. Один папа никогда ничего не рассказывал. Только страшно кричал по ночам. А вчера папа принёс портфель. Варенька пойдёт с ним в школу. Она учится в первом классе. Только портфель у неё старый. Маме на работе отдала тётя Света. А теперь у девочки новый, красивый портфельчик их коричневой кожи с блестящим замочком.
Скрипнула дверь. В комнату вошла мама. Варенька подбежала и обхватила маму руками. Мама на секунду прижала её к себе, потом подошла к кровати и устало опустилась.
- Замаялась? – Бабушка тяжело поднялась с кресла.- Давай ужинать будем.
- Нет. – Мама покачала головой. – Я подожду Петра.
- Так он, может, за полночь явится, а ты голодная будешь. – Укоризненно сказала бабушка.
Мама ничего не ответила. Она прилегла на подушку и закрыла глаза. Варенька подошла к матери, опустилась на колени и стала снимать сапоги. Потом подняла ноги мамы на кровать. Мама не шевельнулась, только сомкнутые губы тронула чуть заметная улыбка. Варенька поцеловала маму в щёку и осторожно, стараясь не тревожить, прилегла рядом. Мама приподняла руку, чтобы Вареньке было удобней и прижала её к себе. Когда вошла бабушка с миской варёной картошки, девочка с мамой крепко спали.
На следующий день в школе было весело. Учительница читала смешные рассказы. На переменах играли в футбол на школьном дворе. А после уроков Варя с подружками ходила на Красную площадь. Красная площадь была совсем рядом с домом. Варя жила на улице с красивым названием Варварка. Верней, эту улицу так называла бабушка. Сейчас почему-то у улицы было совсем другое название - Разина. И Вареньке очень нравилось, когда бабушка называла улицу Варенькиным именем. Даже учительница иногда шутила: « А теперь к доске пойдёт Варенька с Варварки». Варе нравилось гулять по Варварке с подружками. Рядом был большой красивый магазин ГУМ. А около площади в маленьком павильончике продавали вкусное ситро. Оно шипело в стакане, пузырилось, и было необыкновенно вкусным. Девчонки смаковали этот напиток и не торопились домой.
А дома была суета. В закрытую комнату въехали жильцы. В коридоре суетилась невысокая миловидная женщина. Весёлый мальчишка затаскивал какие-то баулы. Варенька остановилась возле двери.
- Ромка! – Закричала женщина.- Дай человеку пройти!
Ромка схватил мешок и протиснулся в свою комнату. Варя пошла по длинному коридору, но у возле кухни её догнал этот Ромка и что-то сунул в руку. Варя посмотрела. На ладони лежал сахарный петушок. Она засмеялась. Мальчишка тоже засмеялся. У него были русые волосы и озорные серые глаза.
- Меня Ромка зовут.- Крикнул мальчишка.
- А меня Варя. – Сказала девочка и засмущалась.
- Ты в каком классе учишься?
- В первом.
- А я уже в третьем. А книжки у тебя есть?
- Есть. – Варе мальчишка нравился всё больше и больше.
Из комнаты вышла бабушка.
- Вы уже познакомились? А я только чай вскипятила. Пойдёмте чай пить.
На кухне сдвинули вместе два стола. Бабушка поставила большие кружки, нарезала крупными ломтями хлеб. Тётка Глаша достала из своего комода кусковой сахар и торжественно положила на самую середину стола. Михалыч сначала приволок миску с солёной килькой. Но поймал очень недобрый тётиглашин взгляд и унёс кильку обратно в комнату. Через несколько минут Михалыч вернулся в кухню. В руках у него был мятый бумажный кулёк. Он осторожно развернул его и высыпал из кулька конфеты. Настоящие, шоколадные конфеты. Тётя Глаша и бабушка удивлённо переглянулись.
- Давайте знакомиться. – Бабушка разлила по кружкам крепкий ароматный чай.
- Глафира. Можно просто Глаша. – Сказала разрумянившаяся соседка.
- Николай Михалыч. – Сосед приподнялся со стула и протянул руку новой соседке.
- Меня зовут Люба. – Соседка улыбнулась. – А это мой сын Ромка.
- Ну, а со мной вы уже познакомились. Позже придут с работы моя дочь с зятем. – Бабушка ласково смотрела на новых жильцов и продолжала. - Живём мы дружно.
- Да! – Перебила её тётя Глаша. – Не ругаемся. Полы в местах общего пользования моем по графику. Бельё кипятим тоже по графику, чтобы плиту всю не занимать.
- Понятно.- Снова улыбнулась соседка.
Чай пили долго. Взрослые разговаривали, а Варенька с Ромкой ушли в комнату Вари и рассматривали книжки. Потом тётя Люба увела Ромку спать, а Варя тоже легла. Мама, как всегда, задерживалась на работе. Да и папа тоже. Бабушка сидела в кресле и снова рассказывала про кошечку. Варенька немного всплакнула, жалея кошку, и заснула крепко-крепко.
Прошло несколько дней. Варя очень подружилась с Ромкой. После школы они вместе играли, делали уроки. Вот только Варины родители очень поздно возвращались с работы и никак не успевали познакомиться с новыми жильцами. Наступил выходной. Вареньку разбудил папа. Он щекотал ей пятки.
- А где моя обезьянка?
Папа так редко играл с Варей, что девочка чуть не задохнулась от восторга.
-Папочка!- Она вскочила с постели и прыгнула отцу на шею.
- Здесь твоя обезьянка!!
- У-у-у! – Загудел папа. – А я самолёт. Сейчас понесу свою обезьянку умываться!
Папа раскинул руки, загудел и повернул в коридор. Варенька висела на шее отца и визжала от восторга. В коридор выскочил Ромка. Он удивлённо смотрел на них. Потом рот его растянулся в широкой улыбке. Из комнаты вышла его мама, тётя Люба. Она легонько дала Ромке подзатыльник.
- Извините, - сказала она. – Это мой сын, Ромка, мешается тут под ногами. А меня зовут..
Тут она запнулась. Женщина внимательно смотрела на Вариного отца. Неожиданно её лицо стало покрываться красными пятнами, задрожали губы.
- Ты? Это Ты?- Громко крикнула тётя Люба. Ах, ты подлец! Душегуб проклятый!!
Она бросилась на отца с кулаками. Варенька спрыгнула с шеи и забилась в угол. Отец схватил за руки женщину.
- Успокойтесь! – Кричал он. – Прошу вас, успокойтесь!
Выскочила мама, выбежала тётка Глаша. Они оттащили женщину и увели её в ванну. Варенька тихо плакала. Испуганный Ромка метался по коридору. Позже в комнате отец горячо объяснял Михалычу.
- Я не помню! Я ничего не помню! Был взрыв. Я очнулся уже в госпитале. Как туда попал, кто меня вытащил, не помню и не знаю.
- Не переживай. – Михалыч трясущимися руками наливал отцу рюмку.
Папа выпил. Схватился руками за лицо.
- Будь проклята эта война!
Вошла мама. Молча присела на стул и посмотрела на отца.
- Что ты смотришь на меня?- Закричал отец. – Я никого не убивал.
- Я верю тебе.- Спокойно сказал мама. – Просто Люба уверяет, что ты сбежал с поля боя и оставил своих солдат на верную смерть. Среди них был её муж. Ты же знаешь его.
- Конечно, знаю. – Отец взял в руки папиросу и стал мять её. – Мы вместе призывались. Люба провожала его на фронт. И я ещё сказал ей, что буду беречь её мужа. Не уберёг.
В комнате повисла гнетущая тишина.
- Не уберег. – Повторил отец.
С того самого дня веселье прекратилось. Тётя Люба запретила Ромке ходить в комнату к Варе. Иногда, когда соседка была на работе, Ромка всё же забегал. Но прислушивался к каждому шороху, к каждому скрипу.
- Варь, - быстро шептал Ромка. – Я не верю мамке. Не мог твой папка сбежать с поля боя. Это она от тоски такая злая стала.
А однажды тётка Глаша пришла с базара и закричала во весь голос.
- Соседи! Идите сюда!
-Что случилось?- Бабушка вышла в коридор.
- Все! Все идите сюда! – Не унималась соседка.
Вышла Варенькина мама, притопал Михалыч, выглянула из двери тётя Люба.
- Ну, что голосишь? Не томи! – Строго приказала бабушка.
- Наши дома сносить будут! – Выпалила тётка Глаша.
- Как сносить? – Недоумённо спросила мама. – А мы? Мы как же?
- Ой, Глафира, какую-то ерунду ты городишь. – Почесал затылок Михалыч.
- А вот и не ерунду! – Выпалила соседка. – Я встретила Нюрку из соседнего дома. А вы все знаете, кем у неё сын работает. Вот она и сказала, что не будет никаких жилых домов на нашей Варварке.
- Значит, нас расселят. – Задумчиво произнесла тётя Люба. – Вопрос - куда. Хотя…
Соседка оглядела всех и продолжила: « Куда угодно, только подальше от вас».
Все молчали. Понимали, что грядут большие перемены.
Слух о том, что дома на Варварке будут сносить, подтвердился. Михалыч каждое утро куда-то уходил. Отец с каждым днем становился всё мрачней. Он старался не сталкиваться с соседкой. Варенька с Ромкой всё равно встречались. Они забирались под стол в кухне и рисовали или играли в солдатиков. Как-то вечером Михалыч пришёл не один. Он привёл какого-то мужчину. Мужчина был невысокого роста, седой, с приятными чертами лица.
- Пётр! Выйди на минутку! – Михалыч постучал в дверь Вариной комнаты. – И ты, Люба, выйди!
- Что нужно? – спросила женщина.
- Разговор будет.
- Мне не о чем с вами разговаривать.
- Есть, Люба. – Неожиданно сказал незнакомый мужчина. – Меня зовут Андрей Иванович. Я воевал вместе с вашим мужем.
Тётя Люба схватилась за сердце. Отец побледнел. Он всматривался в лицо мужчины.
- Андрюха! Орлов! Живой!
- Живой!- Засмеялся мужчина и обнял отца.
А потом все сидели в Вариной комнате. Мужчина говорил, говорил, говорил. Тётя Люба плакала, мама вытирала глаза. Варенька с Ромкой сидели в кресле и слушали.
Был страшный бой. Отец Вареньки командовал батальоном. Солдаты бились насмерть. Взрывной волной отца отбросило в ров. Думали, что он погиб. Но этот мужчин, Андрей Орлов, вытащил его под пулями. А тёти Любиного мужа не смог.
- Его убило мгновенно. – Продолжал Андрей Иванович. – Но нет вины Петра в том. Только война виновата.
- Просите меня! – вдруг закричала тётя Люба. – Пётр, прости. Я ведь всех винила, ничего не замечала вокруг.
Все вдруг зашумели, заплакали. А бабушка пошла ставить чайник.
Всю ночь разговаривали, пили чай и пели « Бьётся в тесной печурке огонь»…
А потом Варенька уехала с семьёй в Ленинград. Папе предложили очень хорошую работу. Ромка написал письмо. Он рассказал, что дом их всё же снесли. Теперь они живут в красивом доме в Марьиной Роще. Ещё он написал, что мама передаёт всем привет. И на каникулах они приедут к ним в Ленинград.
Владимир Янов
ЛЁШКИНА МЕДАЛЬ (отрывок)
Наступил странный сумрак, всё вокруг неожиданно изменилось, лес оказался изорван и опален, вокруг дымились воронки от бомб и снарядов.
- Что случилось, почему всё так изменилось? - удивился Лёша. – Не потерять бы дорогу домой.
В этот момент он услышал протяжный мучительный стон. Он шёл из-за старой сосны, поваленной ветром несколько лет назад. Лёша прислушался и снова услышал стон. Мальчик осторожно подошёл к яме из-под вывороченного корня дерева и увидел в ней раненого солдата в военной форме. Он лежал на спине с закрытыми глазами и тяжело с хрипом дышал.
- Дядя, что с-с-с вами? – спросил Лёша, спотыкаясь на словах.
Солдат открыл глаза и остановил взгляд на мальчике.
- Ты кто, пацан?
- Я Лёша.
- А что здесь делаешь?
- Ежевику собираю.
Лицо солдата перекосило от боли. Он скривился и застонал.
- Какая ежевика, война идёт.
- Война прошла давно, - ответил Лёшка. – Уже семьдесят лет, как Берлин взяли.
- Какой Берлин? Немец к Москве рвётся, - со страданием на лице возразил солдат.
Лёша пожал плечами и спорить не стал.
Дядя, а вас здорово ранило? Я сейчас в деревню сбегаю и позову мужиков. Вас в больницу отвезут.
Солдат лежал, не двигаясь, вроде не слыша мальчика. Затем вдруг резко поднялся на локтях.
- Лёша, ты старую мельницу знаешь?
- Так от неё одни развалины остались. Там змей много.
- Леша, там, у старой мельницы штаб 153 стрелкового полка 25 армии. Я связной из штаба дивизии. Меня ранило шальным снарядом в грудь. Я не могу идти. Возьми этот пакет и передай командиру полка Андрееву. Понял.
- Да нет там никакого штаба, - возразил Лёша. - Мы с пацанами там позавчера купались на речке у второго колена.
Но раненый солдат словно не слышал Лёшу. Он с усилием просунул руку за ворот гимнастёрки и вынул оттуда бумажный пакет, с одного угла залитый кровью.
- На, Лёша, передай в штаб. Это очень важно. Я не смогу дойти.
Солдат протянул конверт и откинул голову, потеряв сознание.
Лёша пакет взял, осмотрел его. Это был простой, сложенный треугольником и заклеенный лист бумаги. Адреса на нём не было. Было выведено лишь торопливым размашистым почерком простым карандашом: «В штаб 153 полка».
Лёша был в полном недоумении.
- Что делать, какой пакет, какой штаб? Надо бежать в деревню и сообщить людям, что в лесу раненый солдат. Его надо спасти.
- Вы кто такой, как вас зовут? - закричал Лёша, - Как о вас сообщить?
- Скажи что связной Иван Матвеев, - прохрипел раненый и снова замолчал, с трудом дыша. Сквозь гимнастёрку сочилась густая кровь.
- Надо бежать в деревню, - решил мальчик. - Я сам ему ничем помочь не смогу.
- Я сейчас мигом сбегаю в деревню и приведу людей,- прокричал Лёша, сунул пакет под майку и припустил по лесу в деревню.
Обратная дорога была хорошо знакома. Мальчик пробежал почти половину пути, уже вдали показалась труба котельной у сельсовета, как вдруг впереди за кустами появились двое немцев. Лёша застыл на полушаге, и тотчас упал в траву. Он понял, что впереди были враги.
Два солдата в немецкой военной форме, точь-в-точь как в военном кино, с автоматами наперевес, шли мимо него в десятке метров. Что-то их насторожило. Они остановились и направили автоматы в сторону Лёши. Мальчик припал к земле и затаил дыхание.
- Меня услышали, - мелькнуло у него в голове. - Что делать?
Правая рука нащупала небольшой камешек. Лёша взял его в руку и сильно бросил в другую сторону. Там в кустах зашумела листва. Фрицы повернулись туда и, пригибаясь, кинулись на звук, крепко сжимая автоматы. Вскоре они скрылись из вида, и топот их тяжёлых сапогов затих вдали.
Лёша поднялся и что есть силы, пригибаясь и прячась за кустами, кинулся к деревне. На бегу он сообразил:
- Не знаю как, но я попал на войну, настоящую войну. Мне не в деревню надо, а в штаб полка на старой мельнице. Пакет надо передать командиру. Это приказ.
Он спрятался за густой куст орешника и внимательно осмотрелся. Старая мельница была на речке справа от деревни за луговиной, на которой всегда летом паслось деревенское стадо. Далеко за деревней ревели мощные моторы, слышались автоматные очереди и взрывы. Чтобы добраться до мельницы, надо было пересечь луговину, открытую со всех сторон.
- По лугу пройти никак нельзя, - рассудил мальчик. – Видно, как в кино на экране.
Но он вспомнил, что посреди луга есть небольшой ложок, по которому весной бежит талый ключ.
- По нему ползком надо до речки, а потом по берегу пробраться к мельнице.
Так он и поступил. Лесом вышел к ложку, и по нему, где ползком, где пригибаясь, побежал до речки. Но до речки не добежал. В зарослях ивняка его за шиворот схватил боец в пилотке с красной звездой.
- Пацан, ты что здесь делаешь? Здесь стреляют. Сейчас немец опять в атаку кинется.
Лёшка увидел звёздочку на пилотке и расплакался. Зубы у него застучали, губы задрожали.
- Дяденька солдат, мне надо к командиру полка, - затараторил он, всхлипывая и утираясь ладонью, ещё красной от ежевики. - У меня приказ.
Солдат посмотрел на него и коротко бросил:
- Надо, так пошли.
По вырытым на обрывистом берегу окопам он провёл мальчика в блиндаж, накрытый берёзками с ещё зелёными, не успевшими завянуть, листьями. Там на пеньке сидел человек с забинтованной головой.
- Товарищ майор, мальчик пришёл, говорит у него приказ.
- Ты кто, мальчонка? - спросил командир.
- Я Лёша, Алексей, а вы, правда, командир 153 полка Андреев?
- Андреев убит вчера, я замкомполка Береговой. Что у тебя?
- Вот вам от связного Ивана Матвеева. Он раненый в лесу лежит. Ему очень плохо.
Береговой вскрыл треугольник, прочитал написанное, и, морщась от боли, поднялся.
- Передать по цепи. Получен приказ отходить на рубеж деревни Мартыновки. Всем немедленно собраться и приготовиться к отходу.
- А тебе пацан, огромное спасибо. Приказ пришёл вовремя. Немцы готовят мощное наступление, и нам здесь не выстоять. Отойдём к Мартыновке, окопаемся и встретим их как следует. Ты сам откуда?
Лёша замешкался.
- Я из этой деревни, но у нас война давно кончилась.
- Это как же она могла закончиться, если она вот перед нами.
- Да нет, - сказал Лёша, - немца в 1945 году давно победили. Недавно в Москве был парад военный. Отмечали 73 годовщину Победы.
- Да ты что Лёша такое говоришь? Ты откуда такой? - изумился командир.
- Так я в 2005 году родился, уже в шестой класс перешёл.
Командир внимательно посмотрел на мальчика.
- А отчего руки у тебя такие красные?
- Так это от ежевики. Её там за деревней сейчас много.
В блиндаж влетел солдат.
- Товарищ майор, отряд к отходу готов.
Командир вышел из блиндажа. Лёша тоже вышел за ним.
- Бойцы, поступил приказ отойти к деревне Мартыновке, там нас ожидает подкрепление и танковая рота. Закрепимся и дадим бой. Могу вас порадовать. Вот Лёша нам сказал, что Гитлера разбили в Берлине в 1945 году. А он это хорошо знает, потому что родился в 2005 году. Сейчас 1942 год. Осталось совсем немножко, и победа будет за нами. Вперёд, бойцы, к Победе.
Бойцы с недоумением смотрели на мальчика.
- Да, это правда, - подтвердил Лёша. - Маршал Жуков принимал капитуляцию немцев в Берлине. Я по телевизору видел.
Командир обернулся к Лёше.
- Спасибо, Лёша. Я не понимаю, как это возможно, но теперь мы знаем, что обязательно разобьём фашистскую сволочь и что не зря мы воюем и умираем.
Он помолчал.
- А тебе за то, что доставил приказ вовремя, прими вот эту награду. Береги её, это боевая медаль.
Он вынул из полевой сумки медаль и прикрепил Лёше на рубашку.
На груди у мальчика сверкнула новенькая медаль «За отвагу».
Комментарии (1)