Подготовила Эльвира Смелик

 

 

Всем привет! Меня зовут Дарья Леднева, я – писатель, но мне трудно сочинить рассказ о себе.

 

 

Моя биография:

Родилась 12 ноября 1989г в Москве.

Закончила: Российский Государственный Университет Туризма и Сервиса, специальность – туризм, 2007-2012, Литературный институт им. А. М. Горького, Высшие Литературные Курсы, семинар прозы, 2015-2017.

 

 Не всегда понятно, что людям было бы интересно узнать. Кроме того, что я очень люблю литературу (и особенно пристально изучаю литературу XXвека), я ещё увлекаюсь фотографией и созданием сказочных фото-образов.

 Я пишу для подростков и young adult. Мои жанры – фэнтези, мистика, детектив, магический реализм.

 

Мои подростковые фэнтези входили в лонг-лист конкурса «Новая детская книга» - "Тыквенная книга" в 2013 году и "Ларец навьих чар" в 2017 году; "Ларец" также был в шорте "Новой сказки 2017". И вот что остаётся для меня загадкой.

Почему-то те произведения, которые я считаю своими самыми интересными и удачными, в лонг никогда не выходили. Поэтому сегодня мне хочется представить их.

Уже несколько лет я работаю над большим фэнтези-циклом о Снарном мире. Эта история началась с того, что мне приснился сон о девушке, которая искала своих родителей и в результате попала в мир, населённый большими (почти в человеческий рост) крысами. Сначала я думала, что это будет одна повесть, но пока записывала, поняла, что не имею права бросить и должна написать огромное полотно.

Немного отвлекусь и расскажу о том, как приходят идеи. Однажды мы с друзьями сидели в кафе, и Катя Б. заметила, что у меня красивые серьги с светящимся красным камнем. На стенах кафе висела серая, похожая на фольгу, картина с коровой. Из этих двух случайных образов выросла мистическая повесть «Коровы ели туман».  Сюжет «Козьего бога» случайно возник в воображении, когда я обдумывала рассказ о девочке, которая боялась козочек.

 

Несколько вопросов герою десерт-акции:

 

Как вы пришли к жизни такой - начали писать для детей?

Мне всегда нравились сказки и приключения.

 

Что главное для вас в детской литературе?

Детские книги должны не только быть интересными, но и воспитывать в детях и подростках хорошие качества, учить быть добрыми, с пониманием относиться к другим людям и их проблемам. Я думаю, в мире очень мало добра и понимания.

 

Кто для вас является любимым детским писателем из классиков? Почему?

Э.Н. Успенский.

 

Что бы вы хотели сказать своим читателям( пожелать)?

Всех книг не перечитать. Читайте только то, что вам действительно нравится.

 

Над чем вы сейчас работаете?

Чтобы ответить, надо вернуться к Снарному циклу.))

В «Снарном цикле» будет девять книг. Первую историю – «Единственный волшебник» я уже написала и сейчас потихоньку работаю над второй – «Спящей красавицей».

В чём концепция моей Вселенной? Миров существует огромное множество, и между собой они соединены межмирной пустыней (относительно стабильной частью хаоса, небытия). Межмирье соткано из волшебства. Но однажды случился разрыв ткани мироздания, волшебство начало рассыпаться, появились временные разломы, которые позже приведут к хаосу. Временной разлом - это дыра в мироздании, укус небытия. И как чума, временные разломы расползаются и поглощают миры и их жителей.

Межмирная пустыня – это место, где гибнут обычные люди (пустыня забирает их время жизни в качестве платы), но по межмирью могут ходить странники – особые люди, в которых есть частичка хаоса. Но простые смертные терпеть не могут странников, боясь их необъяснимой силы, и потому ведут на них охоту.

Для меня это история о силе духа, о сложностях выбора, о взрослении и, конечно, о любви.

 

В этом году я начала работу над ещё одним циклом, подростковое фэнтези, с советско-славянским антуражем – каким будет мир, если победит злодей?

 

Ещё у меня есть цикл «Мифологическое», куда входят истории о людях и сверхъестественном, о том, что нельзя объяснить, о древних духах, которые незримо скользят в нашем мире.

Этот цикл я начала писать, когда училась на Высших Литературных Курсах в литинституте им. А. М. Горького. 

Я знаю, что многие хотели бы получить лит.образование, но по разным причинам сомневаются. Если вы это читаете, то не сомневайтесь. Это действительно меняет восприятие мира и открывает новые грани.

 

 

«Тыквенная книга»

Глава 1.

 

Элла читает на подоконнике. Чуть дует по ногам из невидимой щели меж ставен, но девочка и не думает перебираться в другое место, ведь на коленях спит пушистый рыжий кот, вечный шалун, но столь тихий в редкие минуты усталости. 

Девочке тринадцать, хотя порой за умные зелёные глаза ей дают и больше. Тёмные, почти чёрные волосы заплетены в косу. Ворот длинного свитера натянут по самый подбородок. Синие колготки протёрты на пятках и не заштопаны, и именно эти розовые пятки и щекочет холодный сквозняк.

Девочка отрывается от книги и смотрит в окно. Она только что прочла о том, как гасконец на постоялом дворе в Менге поссорился с незнакомцем в плаще, и теперь Элле нужна минутка, чтобы передохнуть от переживаний и продолжить чтение. Элла не видит пасмурных качелей за окном и не слышит барабанной дроби дождя по стеклу, в её мыслях только Д’Артаньян.

— Элла! — зовут.

Девочка вздрагивает. Разве опекуны уже вернулись с работы?

— Элла! — с кухни.

Она закладывает книгу атласной лентой, берёт на руки сонного кота и спешит на кухню. Никого. Только чёрный ворон царапает когтями раму открытой форточки.

— Ты кто?

Птица наклоняет голову и улыбается агатовым глазом.

— Чего тебе?

— Кар-р-р!

Рыжий разбойник поводит ушами, услышав ворона, и, вырвавшись, покарябав Эллу коготками, прыгает на стол.

— Нельзя, Тошка!

Но незваный чёрный гость успевает упорхнуть с форточки. Кот лишь недовольно мяукает и бьёт лапой по стеклу. Ох, уж эти пернатые! Вечно дразнят и нарываются на неприятности, но улетают, хитрюги! Ничего, ещё допляшутся! И тогда уж полетят во все стороны перья!

— Эх ты, Тошка. Вспугнул, — вздыхает Элла, обнимая друга. — Как думаешь, зачем ворон к нам пожаловал?

Кот лишь пробует вырваться из объятий и убежать по своим кошачьим делами.

— Я вот, шалун мой ненаглядный, думаю, мы упустили важное послание. Ну, ладно. Король-Ворон ещё пришлёт к нам гонца. Ты ведь его не ощиплешь?

Элла пристально смотрит Тошке в глаза. Разбойник протяжно мяукает. Он бы с радостью потрепал птичку, а то и самого вороньего короля.

— Обещаешь?

Рыжий всё же выворачивается, соскальзывает на пол и прячется в домике. Элла, махнув рукой, возвращается к «Трём мушкетёрам», на этот раз подобрав под себя ноги, чтобы сквозняк не дул по голым пяткам.

Её иногда тревожит воспоминание о крылатом посланнике. Тот проносится меж  строк и разрывает ряды букв, перемешивая их в несуразное зелье. Опускается на шляпу д’Артаньяна, когда тот говорит с де Тревилем, и кричит о смертельной опасности. И тогда Элле отчаянно хочется заглянуть в конец книги и убедиться, что с любимым героем не случится плохого.

Вечером возвращаются Демидовы. Милая бездетная пара, охотно приютившая бестолковую сироту. Они далеки от идеалов. Демидов курит, дымя паровозом на балконе, и часто скрючивается от кашля. А Демидова любит сетовать подругам на тяжёлую долю и на девочку-юродивую, что они взяли на иждивение. Элла никогда не обижается. Ей даже жаль приёмную тётку. Та лишена огромного счастья каждый день открывать новый мир и тонуть в его удивительности. Она ходит на скучную работу, переваривает офисные дрязги, выплёвывает сплетни подругам, по вечерам жарит котлеты и смотрит телешоу.

Впрочем, Демидова не всегда называет Эллу блаженной, а только если девочка забудется и расскажет об охоте на Моби Дика или сражении с гвардейцами кардинала Ришелье.

Сегодня Элла молчит о гонце Короля-Ворона, и опекунша достаёт с верхней полки три конфеты к чаю. Сами Демидовы никогда сладостей не едят, хотя Элла знает, что в святилище их припрятано два пакета. Однажды девочка залезла туда посмотреть, из недр какого волшебного колодца берутся шоколадки и конфеты, и нашла.

Элле очень нравится у Демидовых, уж куда лучше, чем у Романовых, оставшихся в прошлом и на другом конце необъятной Москвы. По правде сказать, Элла немного кривит душой: Романовы её не обижали. Но у них вся жизнь подчинялась гнетущему расписанию: завтрак ровно в семь десять, всегда овсяная каша с комочками и вязкий кисель, домашнее задание под надзором и полчаса телевизора перед сном, даже если хочется почитать. Шаг влево, шаг вправо – укоризненные вздохи. Два шага – нудная лекция. Но всё справедливо. И если не раздражать взрослых, то в субботу плетущаяся, словно пьяная гусеница, бабушка-старушка вела девочку в зоопарк и протяжно охала всю дорогу. Элла даже сочинила небольшую песенку под её монотонное бормотанье.

Так, возвращаясь из зоопарка, Элла и встретила Тошку. Маленький грязно-рыжий исхудалый котёнок едва держался на тонюсеньких лапках. Бабка покрепче стиснула руку Эллы и с неожиданной прытью поволокла прочь. Бездомный заморыш жалобно пищал и обречённо брёл за девочкой, оступался, но упорно вставал. Наконец, Элла извернулась и подхватила бедолагу на руки.

— Родители будут недовольны, — только и сказала бабка.

Вечером квартира взорвалась страшным скандалом. Притащить блохастого  зверька с помойки в чистую квартиру с недавним ремонтом и итальянской мебелью. Обдерёт обои, изгрызёт ножки кресел, загадит ковры!

Безропотного котёнка вышвырнули на улицу. Холодную дождливую ночь он провёл под неприветливым осенним небом.

Утром Эллу отвели в школу за руку, чего не случалось давно. Но после первого урока она сбежала. Котёнок нашёлся у подъезда под урной, куда забился в поисках сухого места. Он трясся от холода. Уши прижаты, шкурка черна как половая тряпка после уборки. Домой с ним нельзя, но и расставаться не хотелось до боли в груди.

Элла села в автобус и доехала до парка, где иногда гуляла летом с бабкой. Пассажиры жалостливо поглядывали на девочку, прятавшую под курткой комочек счастья.

В магазине Элла купила баночку сметаны и села на скамейку кормить котёнка. Тот неуверенно высунул мордочку из куртки, но тут же вжался обратно. Девочка чувствовала,  как трепетно билось его сердце. Пушистый комочек потихоньку отогревался. Она поставила сметану на скамейку и пододвинула котёнка ближе к еде. В первое мгновение зверёк съёжился от холодного ветра, но Элла ободряюще погладила его по голове. Котёнок учуял сладкий запах сметаны и осторожно облизал краешек баночки. Распробовав, он жадно накинулся на еду. 

— Красивый. Как его зовут? — раздался голос позади. Элла обернулась и увидела высокую женщину в драповом пальто, похожую на величественную скульптуру из чёрного мрамора. Волосы цвета вороного пера собраны в конский хвост, яркие стрелки у хитрых зелёных глаз, тонкие алые губы, чуть приоткрытые, словно что-то мешало их сомкнуть.

— Тошка, — ответила девочка, всё ещё любуясь незнакомкой, изучая волнообразный изгиб бровей, тонкий нос и скрещенные на животе кисти рук.

— Хорошее имя.

— Ага.

Элла тяжело вздохнула. Кто знает, может, это её последняя встреча с Тошкой? Он долижет сметану, вновь забьётся под куртку, но вечером? Что делать, когда неминуемо возвращение к Романовым?

— Почему ты не в школе?

Девочка прикусила губу.

― Вообще-то не стоит разговаривать с незнакомыми.

Женщина тепло улыбнулась.

― Конечно, не стоит. Но ведь я не зову тебя в тёмный переулок?

От дамы не веяло опасностью, тревога не витала в воздухе. Да и непохожа она была на тех, о ком говорят в криминальных новостях.

— Надо Тошку покормить, поэтому я и ушла из школы, ― Элла спрятала сытого котёнка под куртку.

— Что же, больше кормить некому?

— А у него никого, кроме меня, нет.

— И что же ты будешь делать вечером? Оставишь его одного?

— Не знаю…

Пока не пришла незнакомка, Элла молилась, чтобы вечер никогда не наступил. Оставить котёнка на улице – сердце разорвётся, глаза выплачешь. Но принести его домой, вновь переживать оглушительные пушечные выстрелы скандала, видеть, как кривится и расползается, подобно краске, лицо Романовой. Это выше сил.

— Я… Я убегу из дома! — глаза Эллы загорелись огнём. Конечно! Как отчаянные и храбрые герои книг бросить вызов обществу, расправить крылья и взлететь!

Но незнакомка сердито нахмурилась, и девочка сникла.

— Побег из дома – это не решение проблемы, а ребячество, безответственность. Но ты ведь взрослая девочка, правда?

Элла кивнула, ловя солнечную улыбку.

― Что ты будешь делать одна на улице? Замёрзнешь и оголодаешь. И коту никак не поможешь. Ты же не хочешь, чтобы Тошка страдал ещё больше?

— Не хочу, ― Элла опустила глаза. Слёзы подступали.

— Вот что. Пойдём ко мне.

— Не могу. Нельзя ходить к незнакомым людям в гости.

Женщина довольно щёлкнула пальцами.

— Ты права, я сглупила. Тогда давай я возьму котёнка и позабочусь о нём.

— Правда, позаботитесь?

— Честное мушкетёрское.

Элла нахмурилась.

— Я не читала о мушкетёрах. Говорят, девочкам моего возраста Александра Дюма ещё рано читать.

Женщина призадумалась.

― Сколько тебе лет?

― Одиннадцать скоро.

— Даю честное слово Василисы Премудрой. А «Мушкетёров» всё-таки прочти.

И обе звонко рассмеялись. Ветер подхватил пожухлые листья и закружил их в такт смеху. Элла отдала котёнка, уверенная в его судьбе. Девочка и незнакомка условились встречаться по воскресеньям, чтобы Элле больше не прогуливала школу. А дома девочка сказала, что записалась в кружок рисования. Романов презрительно фыркнул: «Глупости!» Сам-то он был экономистом по образованию и трудоголиком по складу души. Всё, что он ни делал, приносило выгоду и чаще всего – деньги. Поначалу Элле это даже нравилось: ведь её дважды в год возили на море. Но вскоре взрослые ей наскучили: они совершенно не думают о сказках.

Каждое воскресенье Элла и незнакомка, так и не назвавшая имени, гуляли по парку, ели ванильное мороженое в хрустящих стаканчиках, а иногда женщина водила Эллу в кино. Девочке нравилась темнота кинотеатра. Откинувшись на спинку кресла, она сочиняла свои истории, и пока персонажи на экране творили одно, в воображении Эллы всё развивалось иначе.

Женщина соловьём рассказывала о далёких странах, куда ездила по работе, о прыжке анаконды и тыквенном вареве аборигенов, о разрушенном замке, поросшем столетним мхом. Она  пересказывала книги и придумывала небылицы об Иване-царевиче, будто он вовсе и не женился на лягушке, а сам случайно заколдовал невесту и отправился за тридевять земель искать противоядие, пока заклинание не стало необратимым. И говорила она о заморском принце, чья жажда власти сгубила его невесту. Элла слушала, затаив дыхание. Успеет ли принцесса Констанция спастись от гончих тьмы, сможет ли вырваться из заколдованных лабиринтов сумрачного леса, где корни деревьев сплетаются в арки и тыквы с искаженными лицами встают на пути? И вот когда бешеные псы уже настигали несчастную, незнакомка печально замолкала. Она поджимала губы и отводила взгляд. Элла  нетерпеливо дёргала женщину за рукав.

— Ну, а дальше? Она спаслась?

— Это неважно, Элла. Когда подрастёшь - дорасскажу. А пока просто помни: израненные души всегда остаются в шрамах.

Элла грустнела. Но когда незнакомка рассказывала о смекалистом коте в сапогах, девочке вновь становилось тепло и уютно. И совсем не хотелось домой.

— Вот бы и мне быть такой же, как вы, — однажды сказала Элла на прощанье.

— Ты будешь лучше, — таинственно улыбнулась женщина.

После пробирающих до дрожи зимних вьюг работники социальной службы огорошили Эллу известием о новой приёмной семье. Романовы так и ничего и не объяснили. Но они не выглядели ни расстроенными, ни счастливыми. Молча скрывали тайну и топили чувства в равнодушных минах, собирая Эллины вещи.

— Что ж, это даже хорошо. Теперь ты сможешь жить вместе с Тошкой, а то он  скучает по тебе, — весело пропела незнакомка, узнав новости.

— А вас я когда-нибудь увижу? — с надеждой спросила Элла.

— Я уезжаю, — помрачнела женщина. — Понимаешь, я живу в удивительном, волшебном мире. Если бы только знала, как он прекрасен! — её голос смягчился; словно расцвели незабудки. — Но мой мир в страшной опасности. Он умирает, и я ничего не могу сделать… И всё же я должна быть там.

Элла с грустью смотрела на женщину. Слёзы навернулись на глаза. Неужели больше не будет полуденных походов в кино и мороженого? Принцессы, убегающей от тьмы, и странствующего Ивана-царевича?

— Я пришлю ворона, Элла, когда тебе исполнится тринадцать. Я вернусь за тобой. Обязательно однажды вернусь и всё объясню. Обещаешь ждать?

— Да.

Сердце трепетно забилось. Волнующе. Неужели, наконец, всё будет как в сказке?

— Помни, Элла, у тебя чудесный дар, дар воображения. Береги его.

Женщина задумчиво убрала прядь со лба.

— Я слишком многое рассказала тебе, а ведь рано ещё. Ты забудешь, но вспомнишь позже.

Женщина, сложив губы трубочкой, подула на Эллу, как горный ветер, и девочка почувствовала: мысли разбегаются, мгновения испаряются из памяти, точно стремительно сгорающая свеча. Впрочем, после всегда остаётся расплавленный воск.

— Я пришлю за тобой ворона, Элла. Главное, не забудь: воображение – это самый ценный дар, какой только может быть дан человеку, — и ушла, не дав попрощаться.

Эллу привезли к Демидовым. Новый дом, школа, районная библиотека с молодой и весёлой работницей, которая с упоением пересказывала остросюжетные детективы. Первые недели Элла смутно помнила безымянную незнакомку и обещание о вороне, но вскоре стала забывать и перестала ждать, уступая новым впечатлениям и мурлыканью кота, греющегося на коленях.

Ночью Элла просыпается, точно от удара током. Сквозь сон всплывает давно забытый разговор о вороне. Два года назад.

— Значит, она вернулась за мной, Тошка. Её не похитил Кощей Бессмертный, не съела анаконда с Амазонки. Она вернётся и заберёт меня. Мы вместе уедем в Париж или в Лондон. И откроем своё сыскное агентство. Как Шерлок Холмс. Она будет Шерлоком, а я Ватсоном. Мы столько преступлений раскроем! Или, может, она увезёт меня в тот странный, волшебный мир, о котором говорила на прощанье. Будет здорово, если он на самом деле существует.

Утром Элла причёсывается аккуратнее, чем обычно. Надевает синее платье в белый горошек и новые колготки.

Сегодня они уедут на поезде далеко-далеко, на море разгребать завалы голубых ракушек, строить замки из песка и танцевать в волнах.

Воскресенье.

Демидовы умчались на строительный рынок за шпаклёвкой. Затевают ремонт. Пора бы привести в порядок Эллину комнату. Девочка же отказалась от поездки. Незнакомка может приехать в любую минуту.

Тошка лениво гоняет клубок фиолетовых ниток. Элла читает «Двадцать лет спустя», но то и дело отвлекается. Ей всё кажется, что на лестничной площадке кто-то есть, подходит к двери и нажимает кнопку звонка. Она вздрагивает. Прислушивается. Нет, показалось. Разочарованная, утыкается в буквы.

— Может, завтра.

И вечером, когда темно и зажигаются бусины звёзд, раздаётся звонок в дверь. Демидовы никогда не звонят, просто отпирают дверь. Значит, это она. Всё-таки пришла.

От волнения вот-вот выпрыгнет сердце из груди! Элла подбегает к двери и смотрит в глазок… вот только это вовсе не чудо-женщина в драповом пальто.

 

 

 

Отрывок из книги «Единственный Волшебник»

 

Я долго думала, какой отрывок прикрепить. Очень тяжело что-то вырвать, но пусть это будет:

Повесть 1. Царство крыс» - первый день Виктории в славном городе Буджуме, который однажды будет спален дотла, но возродится из пепла.

 

Вскоре глаза привыкли к мраку. Я различила кривые сплетения перекати-поле – полупризрачные тонкие пальцы, обхватившие невидимый светоч; кактусы с острыми иголками и мелкие песчинки, озарённые светом фар проезжающей по шоссе кареты. Нет, конечно, то были не фары, а несколько фонарей, закреплённых на облучке.

Я выбралась на тракт и побрела следом за ночным экипажем. По словам джина, город где-то в той стороне.  И если мне повезёт, то этот проходимец Крауд окажется там же. Впрочем, если нет – я не расстроюсь: мой план ещё не созрел.

До рынка я добралась утром, пройдя пешком часов шесть. И ни капельки не притомилась, наоборот, с каждым  шагом чувствовала вдохновение, мне хотелось идти и идти быстрее, бежать быстрее ветра! Казалось, моё волшебное платье, подаренное крысами, во многом поспособствовало этому. Интересно, какими чарами ещё оно обладает? Было бы здорово полетать. Всегда мечтала летать.

Город Буджум врезался в пустыню, как море, которое набегает на берег и постепенно вымывает слабый песок, расширяя свои границы, пока не упрётся в скалы. Пройдя квартал жёлтых кирпичных домов, я вышла к рынку.

Эргон -  калейдоскоп цветных палаток, навесов и пёстрых шатров.

Люди здесь ходили самые разные и чудные. Высокие сероглазые снарцы торговали винами и заморскими товарами, загорелые буджумцы горланили как могли, продавая выпечку и украшения. Уродливые горбатые существа с сукровицей, вытекающей из ранок на серой коже, закрывались огромными зонтами. Часто мимо проходили надменные крысы. Они были ростом ниже всех, но казались настолько важными!

За многими следовали механические куклы. Некоторые из них имели лишь человекоподобные тела и руки, вместо головы – металлические сетчатые корзины,  куда можно было сложить сумки, и вся эта конструкция крепилась к кубу, внутри которого был скрыт механизм, который и управлял этими причудливыми игрушками. Их колёсики дребезжали по мощёной дороге.

Другие роботы были железным людьми, некоторые из них легко передвигали металлическими ногами и несли сумки с покупками, другие, напротив, скрипели старыми механизмами и едва тащились за  хозяевами.  В смятении я стояла, прижавшись к горячей кирпичной стене, и голова кружилась от свалившихся на меня чудес.

— Что ж, видимо, этот мир таков, и мне придется его принять.

И с головой окуналась в царившую вокруг фантасмагорию.

Один из автоматонов сломался и упёрся в покрытую свежей известкой стену, чуть отъехав назад, он вновь бился в стену, тыкался в неё согнутыми руками, в которых сжимал сумку. Я подошла к нему ближе и заглянула в его безучастное лицо, неспособное менять выражение. Он вновь отъехал от стены, взял разгон и вновь ударился. Поднялась белая известняковая пыль. В следующий раз, когда он отъехал от стены, я сжалилась над ним, вцепилась в квадратные плечи и развернула его лицом к дороге. Автоматон замер. Я слышала, как внутри заскрипел механизм, затем робот поехал по дороге.

На главной улице йог закрутился в немыслимую фигуру, напомнившую мне завитки с сахаром, которые я покупала в пекарне напротив родного дома. А его товарищ на кончиках пальцев танцевал по ковру раскалённых углей. Факир заколдовал чёрную мамбу, и та покорно исполняла вальс, то раскрывая, то закрывая  пасть, подобную  тёмной бездне.

Бесцельно глазела по сторонам, надеясь, что если пустить всё на самотёк, то дело прояснится само. Я нуждалась в знаке от местного бога, но так ничего и не получила, потому что в богов в Снарном мире не верили, только иногда, ругаясь, кляли на чём свет стоит морских гидр и кракенов.

К обеду доплелась до главной площади и уловила запах корицы и свежей выпечки из кафе рядом.

Зазывала тут же потянул меня за руку в пропахшую пряностями и мёдом таверну, наглостью отбивая охоту обедать. Я вырвалась и нырнула в толпу.

Вокруг фонтана в центре площади носились дети, брызгая друг в друга водой, и я невольно улыбнулась, но затем помрачнела. Очень давно мы со Светкой  проводили лето в доме отдыха, каждое утро, идя на завтрак, окатывали друг друга водой из фонтана и заливались смехом. Увижу ли я когда-нибудь сестру? Вернулись ли к прежней жизни? Надежда тлела малюсеньким угольком.

На другом конце площади жались ряды деревянных лотков и палаток, небольших, почти нищих. В углу я приметила лавочку с часами и бессмысленными механизмами – лабиринтами шестерёнок, лент и поршней. За прилавком стоял высокий, сутулый парень с большущими карими глазами и густыми тёмно-каштановыми волосами. Из кармана его клетчатого фартука торчали гаечные ключи и свисала длинная позолоченная цепочка,  раскачиваясь, как маятник, при каждом движении.

— Добрый день, сударыня. Желаете что-нибудь? — шепеляво спросил юноша.

— А что вы продаёте?

Я растерялась, как всегда. Все эти нагромождённые товары сбивали меня с толку. Они будто  существовали единственно для того, чтобы запутать меня в шестерёнчатых силках и выставить дурёхой. 

Но продавца мой вопрос ни капли не смутил.

— Смотрите, — он снял с полки настольные часы с нанесёнными по бокам символами-закорючками. На циферблате было всего десять римских цифр: от ноля до девяти. Ноль располагался на месте двенадцати, а вместо привычных десяти и одиннадцати красовались набухшие бутоны  чёрной и алой розы. — Это часы жизни.

Сутулый засветился от гордости и даже капельку похорошел.

― Я сам их собрал.

— Они показывают, сколько осталось жить?

— Нет, конечно! ― его глаза округлились от ужаса. ― Никто, даже крысиный царь, не может определить срок жизни. Эти часы показывают время, оставшееся до важного события. Если вы их купите, то сможете спросить, сколько осталось до… Что бы вы хотели узнать?

— Когда я вернусь домой. Но я не готова купить часы! ― поспешно добавила я, краснея. Юноша разочарованно кивнул и поставил механизм на место.

Я зря заставляла паренька работать. Денег у меня не нашлось. Даже на еду. Впрочем, я почти всегда сидела без гроша: стипендия мизерная, а в клинике много не заработаешь, брать у родителей не позволяла гордость. И я не имела не малейшего понятия о деньгах этого несуразного мира и не представляла, как их заработать. Скоро я буду либо голодать, либо попрошайничать.

В нерешительности топталась у палатки и осматривала диковинки. Механические куклы, замки с открывающимися воротами, опускающимся мостом и драконами, извергающими стальное пламя - интересные игрушки, но они ни на йоту не приближали меня к цели.

— А вы делали что-нибудь для крысиного царя?

Если до этого вопроса парень казался добродушным и даже наивным, то теперь он прищурился, и в глазах запрыгали бесы.

— Почему это вас интересует?

— Эй, Анри! С кем ты там болтаешь, кракен тебя побери? — ширма за спиной продавца раздвинулась, и оттуда высунулась плешивая старческая голова с узкими хитрыми глазками. Старик шумно втянул воздух, словно принюхивался, при этом его ноздри сморщились как изюминки. — Кто это?

— Покупатель, дядюшка!

— Гидра окаянная, мне-то послышалось, что вы собираетесь шушукаться о чём-то неприличном, — нахмурился старик.

С неожиданной для себя смелостью я произнесла:

— Мне надо спасти принцессу крыс, победить Крауда и вернуться домой.

Конечно, в родном мире я бы не рискнула так дерзко раскрывать карты, но мир вокруг казался ненормальным, и это придало мне храбрости. В конце концов, что терять человеку, уже потерявшему всё?

— О святая морская гидра! — старик закатил глаза. — Заходи, девчонка.

И быстро исчез в подсобке.

Анри сгрёб с витрины в ящики все ценности, помог мне перелезть через прилавок и повесил табличку «закрыто». Взглянув на надпись, поняла, что в этом безумном мире меня смущало.

Буквы. Слова. Язык.

Я видела эти закорючки впервые, но понимала их. И точно так же я понимала снарную речь, звучавшую вокруг.

Но стоило мне подметить эту простую истину, как мир наполнился гулом незнакомых слов и звуков. Даже голова закружилась. Стоило большего труда сосредоточиться, чтобы в какофонии вновь услышать смысл.

— С тобой всё в порядке? — спросил Анри. Теперь я чётко слышала, что с его губ срываются незнакомые, странные слова, но тут же улавливала их смысл, точно кто-то, притаившийся у меня в голове, переводил их.

— Почему я понимаю твой язык и говорю на нём? — и с удивлением  заметила, что хотя смысл произнесённых слов был мне понятен, но прозвучали они совершенно на другом языке.

Анри усмехнулся.

— Тебе только кажется, что ты хорошо говоришь на снарном. На самом деле твой акцент ужасен. Все  странники способны общаться на других языках, но я и сам не знаю, почему так. Отец покинул меня слишком рано, а дядюшка, который как раз завязал с мореплаванием и на которого я свалился, в таких вещах не разбирается.

— А у тебя нет друзей среди забредающих в Буджум странников?

Юноша нахмурился.

— Знаешь, не стоит на каждом шагу кричать кто ты и что. Идём. Позже объясню.