Подготовила Ольга Малышкина

 «…Сколько себя помню в голове всегда жило что-то, – рассказывает Наталья. – Когда мне было года три, в тихий час в детском саду, что в подмосковном Одинцово, я придумывала истории с продолжением. Это были героические сражения в далёком космосе и говорящие козлята, которых никто не видел. У нас с ними была команда, и мы регулярно спасали мир от захватчиков разного калибра. Когда я научилась читать лет в шесть и осилила «Тимура и его команду», то фантазировала, как мы с храбрым Тимуром помогаем старушкам при помощи всё тех же говорящих козлят. Почему козлят? А разве музыкант может объяснить, как рождается музыка? Кстати, в городской библиотеке мне пошли навстречу и записали в читатели на год раньше. Через два года я прочитала всё, что было на детском абонементе, и мне разрешили пользоваться взрослым».

 

Особый вид шизофрении… Заинтригованы? А между тем именно так писатель, журналист и редактор Наталья Аверкиева определяет своё увлечение литературным творчеством.

«Как он пишет музыку?» – спросила она однажды у знакомой писательницы, которая встречалась с известным европейским музыкантом. И услышала в ответ: «Он такой же, как мы. Только вид шизофрении у нас разный. Он с детства слышит музыку, а мы живём с другими мирами в голове».

Конечно, это шутка. Гипербола))

Сейчас у Натальи Аверкиевой за плечами и Московский государственный университет печати им. И. Фёдорова (факультет менеджмента и экономики), и Литературный институт им. М. А. Горького (факультет прозы, мастерская Р. Сефа, А. Торопцева), и членство в союзах и творческих объединениях, и награды, и множество опубликованных книг, а тогда…

 

1. Наталья, а когда все эти таинственные миры переместились из Вашей головы на бумагу?

В двенадцать лет я написала первую историю про девочку-мага, подкинутую на Землю совсем крошкой, и её брата-близнеца, которые управляют Миром. Я зачитывалась К. Булычёвым, А. Беляевым, А. Кристи и А. Конан-Дойлем и понимала, что тоже так могу, миры рвутся на бумагу, а я забываю приключения своих героев. Но смогу ли я исписать (о боги!) целую тетрадку в 12 листов? Хватит ли терпения на настоящую КНИГУ? Для моей первой истории мне понадобилось 2 тетрадки по 18 листов. Я писала очень старательно, без черновиков, на каждой строчке, красивым почерком. Прочитав своё творение, я решила, что это достойно печати. И отправила тетрадки в газету «Пионерская правда». Через месяц мне пришел ответ, что я, безусловно, гений, но мне бы не мешало поработать над текстом. Именно с того момента я больше не сомневалась, кем быть. Я снова начала работать! И написала свой второй роман. Три тетрадки по 18 страниц.

       Потом были рассказы, я читала специальную литературу, работала над языком, техникой и стилем, как губка впитывала новое. Мне интересно играть с композицией и ставить технически сложные задачи, «препарировать» людей и «анатомировать» случай. Нравится работать по правилам и активно их нарушать. Я помню все свои первые публикации в газетах и журналах. В шестнадцать позвонила в газету «Собеседник» и сказала: «У меня нет опыта, только несколько неопубликованных рассказов, но я хочу научиться писать, возьмите меня». Они сказали: «Приходи». Моя первая печатная машинка, купленная на первый гонорар, до сих пор прячется в шкафу на нижней полке. Я несколько лет набивала руку как журналист, научилась работать с текстом как редактор, видеть мир целиком, как главный редактор.

 

1. Я знаю, что у Вас есть несколько наград в области журналистики. А есть среди них особенно дорогие Вашему сердцу?

Очень горжусь орденом «За талант и призвание» за цикл очерков о благотворительности. Я получила его в феврале 2007 года от Всемирного благотворительного альянса «Миротворец» и Межрегионального благотворительного фонда «Созвездия».

 

1. У Вас вышло уже много книг. Замечательно длинный список опубликованного. Помните ли Вы свои ощущения от выхода в свет самой первой книги? И можете ли Вы сказать, что мечта исполнилась?

Конечно, я помню и первый опыт общения с издательствами, и первые слёзы обиды — вы не формат. Первую книгу в формате… которую я ни разу не перечитала. Не моя. Я всё ещё надеюсь, что когда-нибудь мир, живущий внутри с самого рождения, выйдет в твёрдой обложке и на хорошей бумаге. Автор проекта для девочек издательства «Росмэн». Все книги от идеи и до последней точки мои. И не мои. Не моё. А я всё равно верю, что когда-нибудь… действительно стану Писателем. «Произведение искусства не пробуждает во мне никаких чувств. Глядя на шедевр, я прихожу в экстаз от того, чему могу научиться. Мне и в голову не приходит растекаться в умилении» – эти слова Сальвадора Дали, мне кажется, очень точно характеризуют меня как писателя.

 

 

Опубликованные книги Натальи Аверкиевой:

 

Издательство «Росмэн»

 

Серия «Папины дочки»

• Папины дочки.
• Осторожно дети.
• Дела сердечные.
• Миллион долларов и другие неприятности.
• Ребёнок для аллигатора.
• Альбомы из серии «Папины дочки».

Серия «Подружки.ru»

• Вишенка для Демона.
• Тест на верность.
• Тайные знаки судьбы.
• Коварство мыльных пузырей.
• Чужой в доме.
• На дальних берегах.
• Альбомы из серии «Подружки.ru».

Он-лайн библиотека книг для детей и подростков AniYou.com

 

Хранители волшебных миров

• Тартарары для венценосной особы.
• Слезы Мармариски.
• Черное сердце Арутары.
• Когда взойдёт солнце.

В настоящее время готовится к изданию книги «На дальних берегах» (серия «Подружки.ru») и «Когда взойдёт солнце» (серия «Хранители волшебных миров»)

 

 

Слёзы мармариски

 

Анаель сидел на корявом пне, одиноко торчащем посреди поляны. Ласковое солнце ненавязчиво грело и мягко освещало рукопись, лежавшую на коленях. Сколько событий произошло за последние несколько лет, после того, как враг был повержен и наказан. Сердце Вселенной расцвело вновь, как и остальные шесть Стражей Вселенной, разрушенные оружием Карина. Сейчас там зарождается жизнь.

 

Уже возводятся замки на Стражах Вселенной. Уже открыты школы магии, куда отбирают самых способных к творению детей. Оставшиеся в живых после битвы маги занялись восстановлением разрушенного и обучением новых чародеев. Задача Анаеля — дать всему живому чистую магию. И он летал с планеты на планету, даря себя, не требуя ничего взамен. Сердце Вселенной напоено магией. Теперь здесь будут жить люди, здесь будут править истинные маги. Единороги будут пастись на богатых пастбищах, мармариски вить гнезда на кленах, волшебные цветы гарионы с божественным ароматом будут дарить умиротворение и радость…

 

Анаель похудел и вытянулся. Некогда темно-русые волосы поседели. Уголки рта теперь всегда будут печально опущены. Вся грусть Вселенной на его хрупких плечах, вся боль мира.

 

Мармариска Неория снова ожила и отказалась покинуть волшебника. Она теперь вечно будет охранять Анаеля и его потомков. Неория висела маленькой фигуркой на шее чародея, пульсировала при опасности, оберегала от холода и голода, помогала сохранить силы в борьбе за жизнь. В тихие часы отдыха превращалась в птичку-невеличку с красивейшим оперением и садилась на плечо Анаеля. Неория стала самым близким другом мага, самым мудрым советчиком, самым внимательным слушателем.

 

А советы Анаелю просто необходимы. Вся Вселенная ожидала его решений, вся Вселенная следила за каждым его шагом. Он перестал принадлежать себе и друзьям сразу, как только победил врага, как только отправил его на Землю. Анаель казался жителям Вселенной единственным возможным Правителем, единственным магом, способным справиться с людской жадностью и глупостью, завистью и тщеславием. Анаель — единственный, кто в силах отстаивать справедливость и мир во Вселенной.

 

…Как защитить мир от зла? Да и кто способен на это? Анаель долго размышлял, кому можно доверить Вселенную? Однажды он понял. Только дети открыты миру, только дети способны расти вместе с Вселенной и принимать ее такой, какая она есть. Эти дети должны быть сильными физически, умными, смелыми. Они должны быть способны к магии. И они должны расти вместе с Вселенной, впитывая ее законы, учась любить ее естество. Дети Галактик, Правители Вселенной… Они станут сердцем мира, спокойствия, справедливости. И только любовь будет двигающей силой, любовь, дружба, милосердие.

 

Мальчик и девочка будут созданы самой Вселенной, самой живительной силой магии. Брат и сестра. На это уйдут годы, века. Мальчик и девочка будут рождены волшебством Вселенной. И не будет им равных в Космосе. Дети Галактик… Дети… Кто им поможет? Кто научит? Кто будет хранить?

 

Анаель задумчиво прикоснулся к кулону, висевшему на шее. Малышка Неория! Вот хранитель! Объединенная сила птицы-мармариски и погибших магов… Ему не удалось воскресить погибших, но Анаель знал: маги не мертвы, маги в ином мире, они помогут.

 

Чародей поднялся в высокую башню планеты Риана. Там в маленькой комнате Анаель хранил изумрудное сердце, берег его в хрустальном шаре. Он взял в руки теплый зеленый камень и заглянул в него глубоко. Пристально вглядывался Анаель в многочисленные грани, пытаясь в отблесках найти ответы. Внезапно закружилась голова, и Анаеля потянуло внутрь. Чародей рассмеялся от счастья. Камень действительно живой. Анаель всё видел, он всё понял: Дети Галактик — справедливость мира, Дети Галактик — Правители Вселенной. В назначенный час они будут рождены самой магией: мальчик и девочка, Сын и Дочь. Слезы Мармариски будут хранить их от беды, Слезы Мармариски и сила погибших магов. Анаель видел мальчика, третьего Избранного — из числа людей. Потомок Анаеля с великими способностями мага и светлым разумом будет третьим Сыном Галактик и Правителем Вселенной. И будут битвы, и будут страдания, и будет боль. Но когда Дети Галактик достигнут расцвета своей силы, ничто и никто не сможет помешать им творить Добро и Справедливость во Вселенной.

 

 

На атомы

Если бы я мог, то выколол себе глаза, чтобы больше никогда тебя не слышать. Если бы я мог, то залил себе уши воском, чтобы больше никогда тебя не видеть. Я бы выжег твое имя каленым железом из моей памяти. Я бы выцарапал твое имя ногтями на своей груди, чтобы забыть его. Я бы вырвал свое сердце и кинул его в бездну, чтобы оно замолчало. Хаген сказал, что теперь знает, как звучит боль. Говорит, я кричал. Пронзительно. Дико. Кричал и никак не мог остановиться. Всё кричал… Кричал… Потом выл. Хаген хватал меня за руки, пытался что-то сказать. Я не помню. Я кричал. Хотя сначала я не поверил. Даже усмехнулся и послал голос к черту. Потому что такого не может быть. Голос настаивал. Сказал, что похож… описание… вещи… Я не помню. Хаген сказал, что я закричал, и он сразу всё понял…

 

Он занимался всем. Позвонил Клаусу, и тот сразу же приехал. Сорвался из отпуска и первым же рейсом прилетел в Берлин. Я не помню. Я сидел в твоей спальне без единой мысли в голове, смотрел на твою фотографию на стене и задавался всего одним вопросом: «Как ты мог так подло поступить со мной? Ты же обещал… Всегда вместе…» Клаус орал на меня. Спрашивал, как я мог так поступить с тобой? Почему ничего не сказал, не попросил помощи? Почему взвалил все на себя? Что я мог ответить? Что ты сходишь с ума от одиночества? Ненавидишь меня? Боишься выглядеть беспомощным? Что стесняешься и злишься? Что после визитов гостей на несколько дней впадаешь в депрессию и никого не хочешь видеть, в том числе меня? Кому понравится жалость к себе? От бессилия Клаус даже ударил меня. Если бы ты был со мной, то мгновенно оказался бы рядом и врезал обидчику. Но рядом был только Хаген, а я… Я смотрел на твою фотографию и пытался понять — ну почему же ты поступил со мной так подло? Они что-то хотели. Я не помню. Что-то говорили, что-то просили. А у меня в груди разливалась чудовищная пустота. Разливалась, сжимаясь в точку. Меня разрывало на части. На атомы… Помнишь, однажды в школе нам показывали фильм о вреде абортов? Помнишь, там вакуумной трубкой высасывали ребенка? Эта точка так же засасывала меня живьем, разрывая плоть и разум. Я хочу порвать свою кожу, чтобы не было так мучительно больно. Я хочу вопить на весь мир о своем горе. Я хочу, чтобы ты почувствовал хотя бы маленькую толику того, что сейчас чувствую я! Ненавижу тебя! Ненавижу всей душой! Ты не мог так со мной поступить! Вернись, умоляю, вернись! Тебя там нет. Это не ты. Меня обманули… Ты позвонишь, я знаю, ты обязательно позвонишь. Позвонишь и будешь смеяться. Ты красиво смеешься. Заливисто, солнечно. Вернись!!! Ну же, вернись!!! Вернись!!! — кричал я тебе, а Хаген снова хватал меня за руки, потому что я рвался на улицу. Надо бежать. Надо найти. Надо спасти и защитить. Шутка затянулась, дурак! Вернись же, придурок! Вернись, умоляю тебя… Спаси… Хотя бы позвони… Ну что тебе стоит? Набери мой номер, тварь! Защити… Хаген сказал, что это нормально, я и так держался несколько часов. А потом я моргнул, и всё исчезло. Я не помню…

— Пора, — Клаус протянул мой свитер.

Я отстраненно кивнул и лег на твою подушку. Она больше не пахла тобой.

Хотелось выйти.

В окно.

Мы всегда были вместе, плечо к плечу. С самого рождения. Задолго до рождения. Мы всегда поддерживали друг друга. Были сообщающимися сосудами. Когда тебе становилось плохо, я брал все на себя. Когда мне хотелось скрыться от всех, ты прятал меня от мира. Я не смогу, я не выживу без тебя. Мы же одна душа на двоих. На одной волне. Мы один человек, только в двух телах. Ты — это я. Я — это ты. Вернись, почувствуй, как мне плохо, вернись! Слышишь, вернись… Иначе я тоже умру. Умру тебе назло, придурок! И чтобы тебе было так же больно, как мне. Ну, пожалуйста, вернись, родной мой… Заклинаю, вернись…

— Давай, парень, соберись, — хлопнул меня по плечу Хаген.

Наверное, он хотел услышать хоть какой-то ответ. А я смотрел в пустоту перед собой, отмечая, что она уже добралась и до моего тела. Раздувает его. И я с интересом ждал, когда же моя никчемная оболочка все-таки лопнет.

Клаус наклонился к моему уху и очень тихо, одними губами прошептал:

— Я верю в него. А ты? Крис, ты же всегда его чувствовал. У вас же это… ментальная связь… Близнецы… и все дела… Ты… Лично ты, что чувствуешь?

Не важно… Ничего неважно… Тебя нет, и не важно…

— Я знаю, это тяжело. Я знаю, как сильно ты привязан к брату,

Не знаешь.

— понимаю, что ты чувствуешь,

Не понимаешь.

— но ты должен быть сильным,

Я никому ничего не должен.

— чтобы пережить это.

Зачем?

— К тому же,

Я хочу к Дэнни…

— ну, сам подумай,

Я хочу к Дэнни.

— как он мог попасть туда?

Я. Хочу. К. Дэнни.

— В конце концов,

Я хочу к Дэнни!

— Даниэлю это не понравилось бы.

— Я ХОЧУ К ДЭННИ!!!

— Тссс, — Клаус прижал меня к себе, пока я вырывался и кричал. Я так хочу к Дэнни…

На асфальте валялось грязное небо. Я стоял на нем ногами и тушил об него бычки. Тушил и тут же закуривал новую сигарету… Клаус неловко перекладывал зонт из руки в руку, пытаясь одновременно закурить, поговорить по телефону и отдать мне пачку сигарет. Хаген скрылся в глубине старого желтого здания. Он просил подождать. Я не спешил. Я курил… курил… курил… Я состоял из дыма и горечи. И ни одной мысли… Не помню.

Кудлатое небо ползало серо-оранжевым брюхом по городу, пытаясь удобнее устроиться: ему предстоит долгая спячка, почти забвение на долгие месяцы.

— Крис, — выскочил Хаген. — Там…

Клаус протянул ему пачку.

Друг закурил, поёжился. Зажмурился, подставляя лицо под тяжелые капли.

Дождь шепчет твоё имя… Будто хочет напомнить, как мне тебя не хватает… Дождь плачет... И его слёзы текут по моим щекам…

Мы не спешим…

Мы курим.

Курим, пока не захочется откашлять легкие, а мозги не отключатся.

Влажные, покрытые испариной, минуты утекают, растворяются, рассыпаются, как давно облетевшие с деревьев листья. Скоро все закончится...

— Я боюсь, — вдруг шепотом признается Клаус, отчаянно не смотря на меня.

— Я тоже, — решительно выбрасывает окурок Хаген. Толкает дверь одной рукой, а второй едва ли не за шкирку впихивает меня в узкий темный коридор. Он старше всего на два года. А как будто на вечность. Когда он успел так повзрослеть? — От того, что мы будем тут стоять, уже ничего не изменится.

Он ведет нас по длинной страшной кирпичной кишке к свету. Всё в тумане, как в кошмарном сне или третьесортном ужастике. Хочу зажмуриться и проснуться. Хочу увидеть брата. Хочу, чтобы ничего этого не было. Дайте мне ластик, и я сотру себя из этого мира. Окуните меня в кислоту, растворите и слейте, лишь бы… Рука Клауса мягко, но настойчиво, подталкивает вперед. Разрешите сбежать… Ну, пожалуйста… Что вам жалко? Нудайтежемнесбежать…

— Мы проверили по картотекам… — Человек появляется из ниоткуда.

Ноги внезапно становятся поролоновыми. Пол накренился. Не могу дышать.

— …могут понадобиться дополнительные исследования…

— Хаген, отвези меня домой, — прошу я. Голос дрожит.

— Крис… — вздыхает он.

— Может без него? — робко предлагает Клаус.

— Это быстро, — торопится человек, вновь исчезая в никуда.

Туман сгущается. Он становится непроницаемым, как ванильное желе. А я — муха, умирающая в нем. Надо сделать несколько шагов. Самых страшных шагов в моей жизни. Я бы продал душу, чтобы никогда их не делать, чтобы все вернулось назад, стало, как прежде, чтобы не было этого кошмара, этих месяцев, чтобы ничего не было. Я готов пожертвовать собой, лишь бы никогда не рождаться, тогда у тебя в жизни все сложится по-другому. Кому продать душу? Ну? Кто первый?

Задерживаю дыхание, стараясь не смотреть, как рука человека тянется к одной из ячеек холодильника.

Ну же! Душа! Кому душа?

Как металлическая каталка бесшумно скользит…

Совсем новая. Почти не использованная и не сильно грешная!

Как передо мной появляется тело… Твое…

Душа… Кому…

Я жадно пожираю тебя глазами…

В исступлении хватаю за подбородок.

Родинка! Родинка на щеке! По которой нас различала мама в два года!

Пружина, сжатая внутри, неожиданно с силой выстреливает, вышибая разум из тела. Я кричу. Начинаю прыгать и безумно ржать. Не чувствую, как слезы ползут по щекам. Я хохочу, заваливаясь на пол, и всхлипываю, пряча лицо за плотной стеной из пальцев.

Клаус и Хаген трясут головами, хлопают друг друга по плечам. Пытаются поднять меня с пола, а потом падают рядом на колени и обнимают с двух сторон, закрывают, как когда-то закрывал меня ты.

— Не он?

— Не он!

— Это не он! — ору человеку с обидой. — Не он… — закатываюсь в истеричном смехе.

Я найду тебе, слышишь! Я все равно тебя найду…