Сколько же среди детских писателей удивительных, добрых и светлых людей!

Наверное, потому, что когда пишут для малышей, сами становятся по-детски искренними и открытыми миру.

Или наоборот? Только чуткие, трепетные, сохранившие в себе наивность и непосредственность души способны создать не просто стихи или прозу, но – ДЕТСКИЕ стихи и ДЕТСКУЮ прозу. Такие рассказы и сказки, которые увлекут, рассмешат, научат, поднимут настроение, проникнут в самое сердце.

Марина Юрина – как раз из тех прирожденных детских писателей, что, став взрослыми, так до конца и не повзрослели. И продолжают возвращаться в детство – через творчество, литературу, работу с малышами и подростками.

Живет она в Челябинске, работает в школе учителем биологии, обществознания и немножко – истории. Ведет литературную мастерскую для детей «Кувыры и Шарафчики». Как это все сочетается и кто такие эти самые кувыры – расскажет сама Марина.

 

- Как же так получилось, что вдруг биолог стал писателем?

А всё просто – я с детства зачитывалась Джеральдом Дарреллом, Михаилом Пришвиным, Виталием Бианки… Кого-то манили приключения героев Вальтера Скотта, а меня - путешествия натуралиста в поисках животных для джерсийского зоопарка. Мечтала стать ветеринаром, врачом–хирургом. Ещё в старших классах по выходным работала в стационаре детской больницы. Но больше всего на свете я любила читать! Иногда даже по нескольку книжек одновременно: библиотечную, которую надо быстро сдать – это про Элли и Урфина Джюса. Ту, которая по школьной программе – что-нибудь из классиков. И любимую – про землю шорохов, Тома Сойера, Алису – девочку с Земли или Мэри Поппинс. А ещё был журнал «Уральский следопыт», в котором частями печатали повести Владислава Крапивина. И не было большего счастья на свете, чем обнаружить в почтовом ящике следующий номер журнала с продолжением «Голубятни на желтой поляне» с летящими рисунками Евгении Стерлиговой.

Видимо так – потихонечку - герои детской литературы одержали невидимую победу над «мерами оказания первой помощи при ожогах и обморожениях». После окончания естественно-географического факультета пединститута устроилась работать в школу. Так там и живу. Действительно – живу. Потому что общение с детьми язык не поворачивается назвать работой, это – жизнь. Для них и для тебя. Когда появились сыновья, появилась и мама-поэт. Мы с мальчишками читали стихи, устраивали представления, делали домашние «книжки». Поэтому, видимо, и стихи мои – детские, и истории – тоже. Многие взрослые ведь только выглядят как взрослые, а на самом деле – они подросшие дети. А тщательно замаскировавшиеся под взрослых дети, случается, становятся детскими писателями.

Я поняла одну простую вещь – строчки приходят сами, если умеешь наблюдать. Неважно за чем – за листьями или снежинками, тополями или  воронами, тучами, муравьями или детьми. Как-то вечером Юрка спросил:

            - Мам, а ты будешь делать из своих стихов книжки?

            - Конечно, - пообещала я.

            - А как ты будешь называться? Ведь все писатели как-то должны называться, по-особенному?

Это заставило меня призадуматься. Ведь обещание надо выполнять. У многих писателей были или есть литературные псевдонимы. Мой сам нашёлся. Когда я приходила за старшим сыном в детский сад, дети из группы «Фантазёры» кричали – Юрина! Мама! Юра! За тобой мама пришла! Так само собой и получилось. Я - мама. Мама чья? Юрина. А Игорь тогда был ещё маленький и не умел говорить.

Дети растут, а вместе с ними и темы стихотворений. И приходят они в голову в основном по ночам. Поэтому самое главное для «ночных поэтов»  - не полениться, а встать и записать появившийся стих. Или хотя бы вытащить блокнот из-под подушки. А то утром все стихи разлетаются. Но иногда они, всё же, милостиво возвращаются обратно – на занятиях литературной мастерской с творческими ребятами. Литературная мастерская именуется «Кувыры и Шарафчики», потому что такое название носит  весёлое стихотворение об озорных человечках. Написал его Николай Петрович Шилов –  челябинский детский поэт и сценарист. Когда он узнал о создании детской литературной мастерской, то воскликнул: «Точно! Дети, которые пишут стихи и сказки – это самые кувырские Кувыры! И самые шарафчиковые Шарафчики!» К сожалению, Николай Петрович рано ушёл из жизни. Но «Кувыры и Шарафчики» живут, учатся, растут, пишут, выступают, читают, участвуют в литературных конкурсах и фестивалях, получают награды.

 

 

 

           Любой учитель остаётся учителем до тех пор, пока учится сам. И у меня были годы писательской школы – семинары в Москве, Сургуте, Каменск-Уральском. Были награды и премии, были книги и сборники, проведение мастер-классов и читательские марафоны. И, есть надежда, что будут ещё. Увидят свет и сборник стихов, и «садиковские» рассказы, и  фантастические повести. Но всё же самые главные достижения – это победы ребят из «Кувыров и Шарафчиков»! Ежегодно по итогам работы мастерской создаётся сборник печатных детских работ с одноимённым названием. Этих сборников уже семь. Юные поэты и прозаики получают первый опыт общения со СВОЕЙ – новенькой, вкусно пахнущей книжкой. Восторженная улыбка ребёнка, первые стихи, написанные печатными буквами «наоборот», сияющие глаза родителей, шелест книжных страниц – это и есть те мгновения, ради которых стоит жить и работать.

 

Подготовила Анна Вербовская

 

 

 

 

 САМОЕ СЧАСТЛИВОЕ КОРОЛЕВСТВО

сказка

 

В одном королевстве жил счастливый король. Он считал себя единственным добрым и понимающим правителем на свете. И поэтому недавно издал указ о том, что его королевство назначается самым счастливым королевством в мире. И все граждане и гражданки королевства – его подданные – должны всегда счастливо улыбаться и смеяться. Особенно, когда он, король проезжает со своей свитой по улицам города. А если кто-то на взгляд короля, недостаточно широко улыбался или недостаточно громко смеялся, король повелевал засадить такого человека в темницу навеки вечные.  Или отрубить голову – в зависимости от настроения. Все дети и взрослые выполняли приказ короля. И не смели ослушаться. Они выходили на улицы, где дружно смеялись с семи до девяти утра, показывая, как они счастливы. А король смотрел на своих смеющихся подданных и был самым счастливым правителем на земле.

И только старики не смеялись в этом королевстве. Время от времени король казнил на площади одного старика, чтобы другим было неповадно, да и чтоб королевство и народ были действительно счастливы. И в королевстве, в конце концов, остался всего один старик.

Однажды ранней осенью два мальчика как раз после утреннего смеха, проходили мимо чистенького побеленного домика, окружённого яблоневым садом. Мальчики решили узнать, чей же это сад? Они заглянули в калитку – никого во дворе. Поднялись на крылечко и заглянули в дом – и там никого. И вдруг увидели, как у крыльца поднялась крышка земляного погреба. Крышка сплошь заросла травой и цветами, поэтому мальчики не сразу её заметили.

Из погреба выбрался старик с длинной седой бородой, заплетённой в косу. Мальчикам показался смешным этот старик. Они начали хохотать, потешаться и дразнить деда.

Дед лишь нахмурился, отвернулся и ничего не сказал. Но тут один мальчик подскочил к деду и с силой столкнул его в яму. Не успела над дедом захлопнуться крышка земляного погреба, как мальчик привалил сверху мешок яблок, стоявший у стены домика. Потом этот мальчик побежал со всех ног искать королевских распорядителей смеха, получить деньги за деда, а завтра полюбоваться казнью.

А второй мальчишка остался сторожить. Присел паренёк на крыльцо и взял яблоко, что было выращено в дедовом саду. Сидел-сидел мальчик, думал-думал. Долго смотрел на яблоневый сад. А потом поднялся, да и убрал мешок и деда освободил. Снарядил деду котомку, чтобы смог отправиться дед в другое королевство, подальше от жестоких законов счастливого короля.

 - Спасибо, сынок, у тебя доброе сердце.

Мальчику было жаль деда и хотелось, чтобы он скорей уходил. Вот-вот прибудут распорядители смеха и схватят деда!

 - Уходите, спасайтесь! – волновался мальчишка.

Но дед лишь пожал плечами:

 - Нет. Некуда мне идти. Здесь я счастлив со своим садом.

 - Но ты ведь не смеешься, как все!

 - Счастье не обязано быть смешным.

Мальчику показалось, что дед – глуп. Вот уже шлемы распорядителей смеха показались на дороге. Дед посмотрел на прощанье на доброго паренька.

 - Держи. Посади семечки этого яблока в своём саду. И ты узнаешь, что такое – истинное счастье.

Распорядители смеха схватили старика. А утром, согласно королевскому указу, на главной площади счастливого королевства состоялась казнь последнего старика. И все люди, кто пришёл утром на площадь, должны были смеяться, показывая королю, как радостно жить им в счастливом королевстве.

Добрый мальчик стоял с застывшей гримасой, крепко сжимая в кармане дедово яблоко. И думал, почему же у целого счастливого, хохочущего по расписанию народа, не было настоящего счастья? А у простого старика – было. И ещё он подумал, что у народа, расправляющегося без жалости со стариками, нет будущего.

А потом мальчик убежал из счастливого королевства. Вырос. И вырастил в заброшенных землях чудный яблоневый сад. И стал принимать там всех тех, кто бежал из счастливого королевства. Вскоре счастливому королю в счастливом королевстве стало неким управлять. Король заболел, а придворные распорядители смеха стояли рядом и хохотали. Король умирал, а придворные давились от смеха, боясь нарушить королевский указ. Так и умер в одиночестве счастливый король вместе со счастливым королевством. Да и счастливым ли?

 

 

ФОНАРЬ И ОДУВАНЧИК

сказка

 

В городском сквере, на причёсанном зелёном газоне  стоял Фонарь. Вообще-то фонарей в сквере было много  - и на газонах, и на дорожках, и даже на деревьях. Но этот фонарь считал себя особенным. Его лампочка мягко светила сквозь прозрачный абажур нежно-фиолетовым светом. Пухлые мотыльки в восторге кружили над Фонарём каждую ночь и танцевали ему дивные танцы.

 - Какой же я прекрасный! Какая стройная у меня ножка! Как сияет мой абажур! – восхищался фонарь сам собой.

Если вдруг какая-нибудь бабочка подлетала слишком близко, Фонарь возмущался:

 - Улетай, ты портишь мой ровный свет! Не для тебя свечу!

А если какой-нибудь жучок случайно заползал на Фонарь, тот капризничал:

 -А ну-ка сейчас же слезь с меня, Я не хочу, чтоб на мне остались грязные пятна от твоих лапок!

Как-то майским утром на газоне расцвёл одуванчик. Одуванчик, как одуванчик – обыкновенный, жёлтенький. Фонарь тут же стал недовольно сопеть под нос:

 - Расцвел тут, понимаешь, мне моего света из-за тебя не видно! Еще сейчас пыльцой меня запорошит…Сорняк!

Если б Фонарь мог, он бы поджал губы и надменно отвернулся от Одуванчика. Но, он не умел так делать, поэтому просто непрерывно ворчал.

Одуванчик радостно цвёл – он ведь первый раз увидел солнце! Улыбался пчёлам и мушкам. Щедро одарял всех желающих сладким нектаром.

 - Бабочка, милая, вы такая бледненькая, летите ко мне, я напудрю вам крылышки и накормлю… Пчёлки, летите! Мы с вами споём весеннюю песню!

Как только зашло солнце и наступил вечер, одуванчик закрыл свои зелёные глазки и уснул. А Фонарь, который спал целыми днями, проснулся, начал насмехаться над Одуванчиком:

 - Фи! Работяга называется! Днем покрасовался – и спать. Вот я – ночью работаю. Мой свет – лучше всех. А он – даже не светится! Какой от него толк?

Так прошло несколько дней. И вот однажды вечером Одуванчик, как всегда не закрыл зелёные ресницы, а встряхнулся, выпрямился. И все увидели, что его голова похожа на серебристый шар.

Фонарь тут же засмеялся:

 - Ой, смотрите, что это у нас – фонарь? Одуванчик стал фонарём! Смотрите все, смотрите! Глупый одуванчик стал фонарём! Ну и где же у него свет?

Пухлые мотыльки угодливо зашептались:

 - Да, да… А где же у него свет?

Вдруг дунул ветер. Одуванчиковый круглый абажур распался на сотню маленьких серебряных парашютиков.  Они взлетали в небо, всё выше, выше… А там, в лунном свете превратились в серебряные звёзды. Серебряные звёзды – парашютики летели неспеша и светили всем, кто остался на земле -  и мотылькам, и паучкам и детям. Скромный одуванчик тихонько радовался и напевал грустную прощальную песенку.

Фонарь посмотрел в небо – там мигали серебряные звёздочки и дарили свой свет всем, даже Фонарю.

«Как же так», - подумал Фонарь, «Одуванчик, такой маленький, а света от него много? И любят его все! И парашютики его превратились в звёзды!  А я – такой большой и красивый, а нравлюсь только мотылькам? Нечестно это!» - возмутился Фонарь. И погас. Мотыльки растерянно покружили над тёмным газоном и полетели искать другой фонарь. Скоро о капризном Фонаре все забыли. А одуванчиковые звёздочки еще долго светились в небе – до утра. И жучки, и трава, и бабочки до сих пор помнят чудесный добрый Одуванчик.

 

 

 

СТРАДАЛЕЦ ЗАДВОРКОВ

Рассказ

 

В детском саду №452, в средней группе «Фантазёры» было четыре Насти. Настя Алексеева, Настя Резник, Настя Пацина и Настя Краюшкина. Настя Резник и Настя Пацина носили одинаковые розовые банты и платьица. Играли друг с другом в фей и единорогов. Настя Алексеева всё время болела. А когда не болела, играла с кем придётся, и во что придётся. А Насте Краюшкиной очень не нравилось своё имя и фамилия. Имя, сами понимаете, почему – Насть вокруг было хоть пруд пруди. А из-за «Краюшкиной» она опасалась, что будут дразнить. Но дразнить Настю Краюшкину никто не собирался. Потому что Настя была не Настя, а Стася. Стася играла на приставке в Майнкрафт и гонки, в машинках разбиралась и не путала Человека-паука с Росомахой. А еще Стася не любила угловатых и глупоглазых розовых фей. Стася ещё с ясельной группы поняла, что дружить лучше всего с мальчишками. Потому что было интересно. С близнецами Матвеем и Тимофеем, которые говорили хором. И с Юркой Сумкиным – Рюкзачком. И с Толиком из Тюмени. И с Оксаной Михалной. И. конечно же с Пашкой – Павлентием.

Стася сидела на веранде и составляла список. Писать палочкой на пылеватой земле фантазёрского участка было не очень удобно. Поэтому Стася писала в столбик лишь цифры и первые буквы дел, представляя себя писцом древнего Междуречья:

1А (открыть старую мамину шкатулку)

2К (кормить кота Родиныча)

3С (а дома свежая селёдка!)

Когда Стася дошла до селёдки, ей наскучило быть писцом древнего Междуречья. И она задумалась. Пашку сегодня в садик не привели – ангина. Ну какая может быть ангина в июне? Но Павлентий. Есть Павлентий – заболел. Стасины мысли перескочили с ангины на селёдку: «Надо будет выпустить её сегодня в ванную – пусть плавает. Мама сказала, что селёдка свежая, а значит – не солёная, а значит – может плавать! А то в прошлый раз мама очень огорчалась, когда Стася выпустила в ванну солёную селёдку. Селёдка не ожила, а бабушка – смеялась. Чего смеяться-то?»

Тут Стася заметила, что цифру один в списке загородили пацаничьи серые кроссовки, которые плавно переходили в ноги в синих джинсах. Стася недовольно подняла глаза. Обладателем кроссовок и джинс оказался Юрка Сумкин. Рюкзачок сопел и выжидательно смотрел на Стасю.

 - Пойдем, - сказал Юрка.

 - Куда? – спросила равнодушная Стася, всё ещё на втором плане обдумывая аквариум для свежей селёдки.

 - Надо, – сказал Рюкзачок и дёрнул Стасю за руку.

Юрка был немногословен. И обычно вежлив с девочками и воспитателями.

 - Ладно,  - вздохнула Стася. С Юрасиком спорить было себе дороже – он упрямый, просто так не отвяжется. Рюкзачок повёл Стасю, разумеется за веранду. Там располагалось любимое место Павлентия – Задворки. На задворках было сумрачно и сыро. Тень от веранды редко пускала сюда солнце. И чего это нового может случиться на Задворках без Павлентия? Стасе стало любопытно. Юрка подтащил Стасю за руку и уселся возле замшелого нижнего кирпича.

 - Смотри! – шепотом бормотнул упрямый Рюкзачок. И Стася посмотрела.

На влажной земле, покрытой зелёным налётом то ли мха, то ли плесени корчилась здоровенная косиножка. На паучка нападали муравьи. С десяток маленьких чёрных мурашей кусали её за лапы. Косинога беспомощно дёргала толстым брюшком и бестолково сучила длиннющими, нескладными лапами.

 - Ну и что ты любуешься? – возмутилась Стася, всё ещё помня о списке дел и селёдке,  - Спасать надо животное! Сам что ли не можешь с мурашами справиться?

Рюкзачок обиженно пыхтел.

 - Посмотри, у неё глаза человечьи!

Стася фыркнула и щелчками принялась сощёлкивать приставучих мурашей с косиногиного туловища и ног.

  -Человечьи… Человечьи… - ворчала Стася, - Это у тебя – человечьи. А у косиноги – косиноговы!

«Кстати, а есть ли вообще глаза у пауков?» - промелькнуло  у Стаси в голове. Юрик толокся рядом и вдавливал муравьёв пальцем во влажную землю. Стася бережно взяла косинога в руки. Вгляделась повнимательней…

 - Ай! – взвизгула Стася и чуть не выкинула косиногу. Флегматичный Юрик только вздрогнул. У косиноги на голове…То есть на том месте, где должна быть голова у обычных паучков, светились мягким голубоватым светом два круглых глаза. Глаза, несомненно, принадлежали существу мыслящему.

«Спасибо. Стася!» - прошелестело у Стаси в голове. «Вы с Юркой не побоялись муравьоидов и спасли меня».

 - Хмм…Пожалуйста… - растерянно буркнул Рюкзачок.

 - Я – царь-Косиног. За то, что вы такие храбрые и добрые, я исполню любое ваше желание.

 - Ну-ну, вот это фэнтези! Качественная!– воскликнула Стася. Рюкзачок укоризненно посмотрел на Стасю, засмущался и прошептал:

 - Я хочу…Я не хочу…Я хочу не быть больше толстым…

Косиног моргнул голубыми глазищами и…ничего не произошло.

 - Тьфу ты, Юрка, глупость какая!  - фыркнула Стася.

 - Я, например, хочу, чтоб Павлентий завтра в садик пришёл! И что думаешь, он придёт завтра? Так быстро вылечится? И еще я хочу, чтоб селёдки жили у меня в ванной.  А то они всё время солёные и неживые!

 - ЫЫХ! – Косиног снова сверкнул голубым два раза. И – ничего!

Стася вздохнула, унесла незадачливого волшебника на веранду и посадила на сиденье – там хоть муравьёв нет. Юрик Сумкин похлопал свой животик, вздохнул тяжко-тяжко и потопал к песочнице.

Стася вернулась к своему списку, как у древних людей Междуречья.

Потом был обед, потом сончас и полдник. Потом пришла стасина мама. Стася шла домой и думала о Павлентии. Как же ему там живётся с ангиной?

А в это время три свежие селёдки нарезали круги в Стасиной ванной, гордо рассекая серебристыми телами хлорированную городскую воду.

 

 

 

ТЫНЦ-ТЫНЦ-ТЫНЦ

Рассказ

 

Каждый год, примерно в середине декабря, когда мамы весело покупают ёлочную мишуру, мандарины и зелёный горошек, в детском саду №452 случаются дополнительные – предновогодние - каникулы. Такая традиция. Каникулы называются непонятно – «карантин по гриппу и ОРЗ».

Воспитатели и родители почему-то не радуются карантину. Всё время говорят про какие-то вирусы. В раздевалке с полу убирают ковёр. Надеются, что эти вирусы не захотят жить в группе на голом полу. И испугаются блюдечек с резаным чесноком и луком и градусников, которые букетиком стоят в стакане на шкафчике.

В этом году традиция не нарушилась. В коридорах, раздевалках, спальнях и даже в умывалке надолго обустроился забористый чесночный дух. Утром он просыпался в блюдцах, неспешно потягивался и отправлялся по садику, по всем группам и закоулкам с ревизией. Не встретится ли где завалящий вирус гриппа или хотя бы ОРЗ? Чесночный дух чувствовал себя хозяином. Он с достоинством шествовал по садику, будто Мороз-воевода. Порой чесночный дух перебивал даже терпкий ёлочный запах и аромат благородных мандаринов, что частенько раздавали детям на предновогодние полдники.

Стася грипповала уже второй день. У неё поднялась температура. Не помогли ей ни самоуверенный чесночный дух, ни мандарины.

Пашка грустил. Не радовали его карантинные каникулы без Стаси. Он задумчиво оглядывал унылый садичный двор, уперевшись лбом в холодное стекло спальни, и бурчал себе под нос:

 - Тынц-тынц. Тынц-тынц-тынц…

Он с утра напевал это «тынц-тынц». Какой-то развесёлой группе приспичило спеть новогоднюю песенку. Слов Павлентий не запомнил, да и мотивчик был так себе. А вот «тынц-тынц» привязалось. И Стаси не было рядом, чтоб отвязать от него это самое «тынц-тынц». И нос активно общался непосредственно с чесночным духом.

Сегодня мама привела Павлентия в садик рано. За окном ещё стояла настоящая ночь, подсвеченная фиолетовым фонарным светом, да сверкающая редкими снежинками, которые спешили по своим снежиночным делам. Пашка разглядывал снежинки, производил «тынцев» и наблюдал, как родственники подвозят на санках к крыльцу неповоротливых утренних детей.

Вдруг ему почудилось, что с кленовой старческой ветки на жестяной подоконник-приступочку, что бывает с той стороны окна, спрыгнул снежный человечек. Ростом Пашкин кулак. Человечек был совсем как большой снежный человек. С широкими ступнями и ладошками, с розовым жизнерадостным личиком. И весь – с головы до ног покрытый длинной белой шёрсткой. Шерстяной белянчик приветливо помахал Павлентию рукой и пошевелил микроскопическими пальчиками.

Пашке с утра не хотелось удивляться, да и настроение неподходящее – карантинное по гриппу и ОРЗ с запахом чеснока. Он только рассеянно покачал головой: «Надо же…Я-то думал, что они большие… В кино про мумию точь-в-точь таких же показывали. Только огромных и зубастых…Чего только не почудится без Стаси…»

Павлентий постучал пальцем по стеклу. Стекло сказало «тынц».

 - Тынц-тынц. Тынц-тынц-тынц! – уверенно проговорил он. И снова постучал по стеклу. Тут снежный человечек вытащил откуда-то из-за спины резиновую сантехническую присоску, какой раковины от засора чистят. Мама назвала её «ваннус». Видимо потому что её присоска-чистилка жила под ванной. У человечка был в ручках такой же «ваннус» только, разумеется, маленький. Павлентию, наконец, стало интересно. «И где же у него раковина?» - подумал Пашка и снова сделал «Тынц-тынц» по стеклу.

А человечек тем временем живо присосался «ваннусом» к стеклу и стал ритмично дрожать под павлентьевы «тынцы». Палентий от удивления «тынцать» престал, зато вытаращил глаза. Снежный белянчик состроил недовольную гримаску. Мальчишка снова сделал «тынц-тынц».Человечек снова присосался к стеклу. Павлентий «тынцал», снежный человек – трясся на «ваннусе». Павлентий «тынцал» до тех пор, пока Оксана Михална не позвала его мыть руки перед завтраком. Пашка отвлёкся. И, когда снова посмотрел в окно, то снежного человечка с присоской там уже не увидел. «Точно почудилось! На гриппо-ОРЗовом фоне. Надо будет обязательно Стасе рассказать. Уж она-то найдёт объяснения всяким снежным человечкам с тынцами!» И послушно отправился в умывалку мыть руки.

А снежный человек по имени Йени-олки бережно упаковывал тынцесбиратель в снежную ракету. Снежная ракета взмыла в посветлевшее утреннее небо и стрелой полетела к детскому саду № 444. В соседний квартал. В детском саду №444 у окошка в раздевалке грустила Иринка. Она думала о своей маме, которая сегодня утром страшно закашляла, затемпературила. И мама не пошла на работу. И пришлось папе отводить Иринку в садик. Иринка стояла. И в задумчивости делала по стеклу «тынц-тынц-тынц».

За утро снежный Йени-олки насобирал в трёх садиках достаточное количество «тынцев», чтоб вышла отличная сверхновая. Ракета Йени-олки летела всё дальше от садиков, от Земли, от Солнечной системы.

Известный телескоп «Хаббл» днём зафиксировал вспышку сверхновой звезды в знаменитой туманности «Конская голова» - ТЫНЦ!!!!