Подготовила Эльвира Смелик

На улице Саратова...

Елена Арсенина о себе:

В детскую литературу я пришла не сама. Меня, трехлетней малышкой, привёл за руку старший брат, заядлый книгочей. Измученный приставаниями почитать сказку, он отвёл в детскую библиотеку и настоял на том, чтобы завели персональный формуляр. Я была невероятно горда тем, что стала самой юной читательницей в истории нашей библиотеки, с правом самостоятельного посещения и выбора книг.

Первой моей книгой был потрёпанный сборник стихов Агнии Барто.  Помню, очень прониклась содержанием книги. Замусолила её вконец своими слезами. Было жалко бедного зайку, забытого и одиноко мокнущего под проливным дождём; несчастного мишку, над которым поглумились юные садисты – уронили на пол, оторвали ему лапу. Хотелось утешить и как-то помочь маленькой Танечке, горевавшей по мячу. И тогда стала придумывать свои, щадящие детскую психику, варианты развития столь драматических сюжетов.

В десятилетнем возрасте я уже прочла более четырёх тысяч книг и удостоилась звания «почётного читателя». Моё фото с соответствующей надписью разместили над стеллажами любимых книг: повести-сказки Сергея Михалкова «Праздник непослушания»;  сказок  Софьи Прокофьевой «Лоскутик и облако» и Николая Носова «Приключения Незнайки»... 

К тому времени фонд  детской библиотеки уже не мог в полной мере удовлетворить мои читательские потребности, и я ринулась во взрослую литературу – записалась (не без протекции брата) в библиотеку для взрослых. Уж там я «оторвалась по полной программе»: познакомилась с творчеством Дюма, Золя, Мопассана, Конан Дойля, Куприна, Каверина, Макаренко, Лиханова, Беляева…

Было совсем не до развлечений и общения со сверстниками. Вместе с отважным пятнадцатилетнем капитаном я бороздила моря; с капитаном Немо опускалась на дно океана; помогала Шерлоку Холмсу распутывать леденящие кровь преступления. 

К счастью, школа не убила во мне зарождающий интерес к литературе. Повезло с замечательными, умными, прекрасно знающими и любившими свой предмет учителями. 

В средних классах литературу и русский язык нам преподавала (именно преподавала, а не учила)  Шитлович Мария Дмитриевна – заслуженный  учитель школы РФСР. 

Не щадя своих нервов Мария Дмитриевна всеми силами, всевозможными, известными ей педагогическими приёмами, изо дня в день пыталась достучаться  до нашего пока ещё дремлющего сознания. Яростно взывая к совести, клеймила за твёрдолобость и стойкое нежелание  к грамотному владению речи.

«Неучи! Бараны! Бездари!! Лодыри!!! Ротозеи!!!! Вы должны, нет, вы просто обязаны знать свой родной язык в совершенстве!» -  эмоционально-звуковая окраска напрочь перекрывала  смысл и значение  данных слов. Здесь было всё, кроме злости и менторства: душевный надрыв, боль, обида, горечь…  Даже самый закоренелый двоечник работал на уроках Марии Дмитриевны с полной отдачей сил, энергии.  

На уроках литературы уделялось много внимания декламации, сочинению, умению письменно излагать свои мысли и суждения. Я благодарна своей учительнице за приобщение к могучему и прекрасному. И постаралась в меру своих сил, талантов и способностей оправдать её титанические усилия. Хотя на все сто процентов уверена: попадись  вдруг  Марии Дмитриевне сейчас в руки мои сочинительства… ух, мало бы не показалось! 

Тяга к сочинительству начала развиваться вместе с пробуждением сознания. Была и остаюсь ужасной фантазёркой и выдумщицей. С раннего детства во мне присутствовала непоколебимая уверенность: буду композитором, либо писателем.  Уверенность стала реальностью, но наполовину. За десять лет напряжённой и кропотливой работы удалось издать около тридцати пособий, в том числе и коллективных сборников, книжек, дисков по музыкальному, развивающему воспитанию. Радует рост тиражей, переиздание наиболее удавшихся работ. Здесь мне повезло с первыми издателями:  саратовским литературным агентством «Научная книга», Волгоградским издательством «Учитель». Данное сотрудничество многому научило, помогло поверить в свой творческий потенциал. 

Но настоящей  удачей, везением, поворотным событием в своей деятельности считаю знакомство с «БрайлЛендом». Хотя поначалу оно как-то не складывалось.  Моя лучшая сказка (как мне казалось на тот момент) безжалостной рукой модератора была бесцеремонно вышвырнута в «Кощеево подземелье». За ней последовала и вторая присланная работа. Чтобы окончательно убедиться в собственной бездарности и навсегда распрощаться с сочинительством, отправила третью, на этот раз, конкурсную, работу, которая была отмечена вселяющими уверенность, ободряющими рецензиями. 

С участием в творческой жизни «БрайлЛенда»  пришло понимание: совершенству нет предела.  И я снова в самом начале пути. 

Шляпа. Отрывок из новой повести

…Ветер рвал створки из рук. Подхватив шляпу, швырнул её в клокотавшую и ревущую  бездну… Всё. Конец. Финита ля комедия…

- Шляпа! Моя шляпа, её сдуло! – Маринка, забыв об обидчике, подскочила к окну.

- Унесённая ветром… - со скорбным выражением лица Виталик отошёл в сторону. Сложив руки на груди, опустил голову («мавр сделал своё дело…»). 

- Во артист! - изумился Семён  неожиданным перевоплощениям друга,. 

- Сень, вот она! В ветвях запуталась! Ты же снимешь её?! …

Разве мог он,  Кострыкин Семён, отказать страстной мольбе  этой хрупкой, юной особы, несчастной, сломленной горем и такой беззащитной? Полные слёз и надежды серые с голубинкой глаза сводили с ума, толкали к свершению безрассудных поступков…

  Кострыкин повернул шпингалет,  раскрыл окно, высунулся навстречу судьбе (повезло, что библиотека была на первом этаже) и… шагнул в разбушевавшуюся неизвестность… 

- Не хнычь, держи свою драгоценность. – Мокрый, словно на него вылили ведро воды, Сенька протянул Маринке бесформенную, потрёпанную непогодой и обстоятельствами соломку. 

- Ой, цветочек оторвался… - Ломакина прижав к себе мокрую шляпку, привстала на носочки, поцеловала Семёна в лоб. – Спасибо тебе, Сень. Ты… ты такой хороший! - Развернувшись, выскочила из библиотеки. 

Ремизов, продолжал стоять истуканом, в позе замороженного мавра. Застывшая полуулыбка. Неподвижный взгляд. Всё в нём говорило о презрении к слабостям, простым человеческим чувствам; об отрицании верности и преданности товарищеской дружбы; о глубоком разочаровании в жизни. Прости, друг, если можешь, прости! Так вышло…

Три – ноль в пользу Ломакиной!

Шляпа-то заговорённая! Как в сказке: в огне не горит и в воде не тонет. На этот раз Виталик решил действовать без посредников. Как там, у французов: «шершэ ля фам»? Древние, они не дураки, предупреждали потомков по мужской линии: к опрометчивому поступку мужчины причастны не обстоятельства, а женщина. 

Лишиться единственного, лучшего друга из-за какой-то  там «ля фам»! Ничего личного, тут уж дело принципа – Виталик привык доводить начатое до конца. У них, у Ремизовых (по мужской линии), как в песне: «первым делом, первым делом самолёты, ну, а девушки, а девушки потом». – Насвистывая, Виталик, отправился в павильон, где размещалась шахматная секция. Надо срочно прочистить мозги, так сказать, настроиться на победу:  пара – тройка комбинаций, ход конём и ты победитель. Главное, разработать верную тактику…

Наивный Виталька! Мог ли предполагать, что в лице Ломакиной приобрёл коварного и хитрого противника. Шахматы – её конёк…

Третий отряд лихорадило. По случаю закрытия смены предполагался грандиозный шоу-карнавал. Как и полагается,  с масками и плясками. В некогда дружном коллективе назревала потасовка. Три Бэтмана, один Властелин Колец, два Воина-завоевателя, четыре Человека–Паука, две Белоснежки, пять принцесс, одна Цветочная фея (догадайтесь, кто?), восемь Терминаторов (!) и три Куклы Барби – каждый член отряда отстаивал своё право на эксклюзивность выбранного образа.

- Тихо! – вожатая, Светлана Владимировна, хлопнула  ежедневником  по столу. -  Значит так, поступаем следующим образом: пишу на бумажке все озвученные вами образы. В одной коробке – девочки, в другой - мальчики. Кому что попадёт, тот тем и будет. Без разговоров, обид и взаимных упрёков. Если кого-то не устраивает, даю ещё один шанс – предлагаю свой литературно-сказочный образ. Который принимается безоговорочно. Понятно? Справедливо? Тогда играем в лотерею. Сейчас посмотрим, к кому Фортуна  благосклонна, а к кому не очень… 

Чего уж гадать и так ясно, в чью сторону колесо удачи завертелось! Достаточно на сияющую Маринкину физиономию посмотреть – Цветочная фея… в соломенной шляпенции. А вот над Ремизовым с Кострыкиным, Трубадуром и черепашкой-Ниндзя, Фортуна явно посмеялась. 

- Не буду я черепашкой по лагерю бегать,  глупый, что ли?! – Возмутился Виталька. Бэтманом или Терминатором ещё куда ни шло.

- И я не буду! – солидаризировался Сенька. – Ну, какой из меня Трубадур? Я и петь толком не умею, инструментом не владею. Давайте лучше ваши образы.

- Была бы честь предложена! – усмехнулась вожатая. - Значится так: Ремизов будет у нас… Дон-Кихотом  Ламанчским, а Кострыкин -  его верным Санчо Пансе.

- Да вы что, смеётесь, что ли?! – пробовали отбрыкнуться приятели. Вот уж точно, женскому коварству нет придела.

- Друзья мои, - развела руками вожатая – таковы условия нашего с вами уговора. Так что, будьте добры, выполняйте. - Светлана Владимировна повернулась к остальным, давая понять, что разговор окончен, хлопнула в ладоши:

- Костюмы  подберёте у Евлампии Олимпиадовны, в библиотеке. Приветствуются: монолог персонажа, песня, танец, сценка, розыгрыш, фокус – ну и тому подобное. У кого есть идеи, мысли –  пожалуйста! Обращайтесь…

Мыслей не было. А вот эмоций очень много. Но большей частью негативных, не подлежащих озвучке.  Во всяком случае, не для женских нежных ушек…  Друзья брели по аллее, в самом отвратительнейшем расположении духа. Свалившиеся вдруг неприятности вновь сблизили их, заставив забыть былые разногласия. 

- Слушай, Виталька, давай удерём, а? – предложил Семён.

- А смысл? Послезавтра всё равно уезжать. Я вот что предлагаю: использовать данные обстоятельства в свою пользу.

- Как это? – не понял друг. Виталик, не вдаваясь в подробности, усмехнулся:

- Потом узнаешь.

Праздничное мероприятие началось с торжественного шествия самых разных литературных и сказочных персонажей. Зрелище грандиозное. Все двенадцать отрядов, воспитатели, вожатые, повара, медицинские работники, завхоз и даже Станислав Николаевич, директор – ряженые! 

Вон дворник, суровый дяденька Петрович, и тот в костюме Почтальона Печкина разгуливает. Поменял метлу на посылку, суровость - на занудство. Слоняется по лагерю и пристаёт ко всем: не видал ли кто мальчика, лет пяти-шести? Зовут дядей Фёдором. Очень уж мама с папой беспокоятся – ушёл из дома и не вернулся… 

Приятели сошлись во мнении: суровость дворнику больше к лицу. Но Петровича не осуждали. Что поделаешь, такова жизнь! Приказ директора. Уж им данное обстоятельство хорошо известно, на себе испытали. Теперь вот изображать приходится невесть кого.

Нет, против дона и его верного друга Семён с Виталиком ничего не имели. Даже наоборот, немного жалели. Всю сознательную жизнь, лучшие годы потратить на борьбу с ветряными мельницами, бессмысленное ожидание людской благодарности – это заслуживает особого сочувствия. Дон, так тот вообще неисправимый романтик: позволял Тобосской Дульсинее себя за нос водить. Доверчивым был до неприличия… 

Но, если вдуматься, ситуации у них с литературными героями… получается, схожие. Данное обстоятельство не прибавляло друзьям оптимизма.

Ломакина подбором костюма приятелей не удивила: длинное в пол цветастое платье, ридикюль-ромашка, всё та же шляпа, только отреставрированная. Лента поярче, вместо безвкусного аляповатого цветка – букетик незабудок. Зачем-то вуаль присобачила, с претензией на элегантность. Видела бы себя со стороны, вид – наинелепейший! 

1pnn5etq9nng

Друзья переглянулись: что уж говорить про них, выглядят не лучшим образом. Сеньке пришлось под рубаху запихнуть подушку, для большей схожести с оригиналом. Санчо-то ещё тем обжорой был, любителем хорошо  покушать. Ничего не поделаешь, надо соответствовать навязанному образу. Виталька, в отличие от него, представительный такой, солидный. С усами и бородкой. В шлеме, латах, с копьём на перевес – настоящий рыцарь из Ламанча. Да так в образ вжился, не отличишь от настоящего. 

- А что, друг мой верный Санчо, не отправиться ли нам на поиски прекрасной Дульцинеи? – стал в позу дон Ремизов.

- Той, что из Тобосса? – подыграл Семён-Пансе (не зря же целых два дня в библиотеке просидели).

В общем, повеселились на славу. А потом - торжественный ужин при полном параде и прощальный костёр. Было здорово и демократично. Каждый мог запросто подойти к Пеппи- Длинный Чулок (вожатой Светлане Владимировне) и дёрнуть за косичку. Чем Сенька с Виталиком с радостью и воспользовались: пусть вспомнит своё детство. Приятно, когда тебя ни за  что постоянно пилят и одёргивают?! Впрочем, ничего личного. Не ими этот дурацкий карнавал придуман. 

А вот к директору, Станиславу Николаевичу, подойти постеснялись. Хотя так и подмывало дёрнуть его за длинную бородищу. Интересно посмотреть, как бы уважаемый синьор Карабас-Барабас  отреагировал? Но желающих не было. И приятели тоже решили понапрасну не рисковать, мало ли что.  Вон как брови хмурит, глазами зыркает, плёткой-семихвосткой о колено постукивает. Ух!..

Праздник близился к завершению. Все собрались в прощальный хоровод вокруг лагерного костра. Традиция!.. Искры догорающего огня торпединами уносились в звёздное небо. Маринка, задрав голову, отслеживала траекторию их полёта. 

- Бесполезное занятие – любоваться великолепием вечера сквозь густую вуаль. – Галантно заметил Семён, пытаясь «высвободить» Маринке «смотровую площадку». 

- Руки убери! – окрысилась та, поправляя вуальку.

 - Молодец, Семён, смекнул… А теперь, дружище, чуть в сторону… - Виталька наклонил копьё – Сейчас или никогда!

Подцепил  шляпку и… резким движением отправил её в костёр. Наконец! Свершилось! Он сделал это!.. 

Радость дон Кихота была недолговечной.

- Ремизов! – Ломакина была на удивление спокойна и бесстрастна. – Шляпа-то… не моя, Светланы Владимировны. Она мне напрокат дала.

Четыре – ноль…

foto 3 festyval r …