Мы с радостью представляем нашим читателям еще одного замечательного писателя – Николая Ананьченко.

В его рассказах удивительным образом сказочное и волшебное оказывается радостной реальностью. Его истории наполнены юмором, легкостью и, как это водится у настоящих детских писателей, верой, что всё хорошее обязательно исполнится.

И после прочтения всегда остается радостное чувство сопричастности чуду.

Мы с удовольствием передаем слово самому автору.

***

По специальности я врач. Более четверти века работал с детьми, поэтому тема детства так близка мне. Первые стихи написал, конечно же, в школе. Тогда же впервые опубликовал в районной газете маленькую новеллу «Я обязательно её достану...». Главной героиней её была маленькая девочка, которая обещала маме и папе когда-нибудь достать им с неба звезду. Так что писать о детях и для детей начал, можно сказать, с первой строчки.

За это время издал несколько книг: сборники стихов «Заветные страницы» и «Мы все от корня одного», сборник рассказов «Байки для Михалыча» и два сборника стихов для детей «Упрямые ноги» и «Для детей про зверей». Кроме этого много публиковался в литературных альманахах, коллективных сборниках, различных журналах.

Наивысшим своим достижением считаю присвоение мне звания Лауреата   международной премии «Золотое перо Руси» в номинации детская литература за 2010 год. В 2014 году выдвинут номинантом на премию «Поэт года 2014» в той же номинации.

Мне всегда радостно и тревожно выставлять на суд читателей свои произведения. Всегда с большим нетерпением жду откликов, пусть даже самых нелицеприятных. Именно такие замечания заставляют больше работать над словом, добиваться большей достоверности.

И в этот раз надеюсь на внимательное прочтение моих рассказов, на добрый диалог с читателем.

***

Дорогие наши читатели!

Мы ждем Ваших отзывов, впечатлений, комментариев.

Как видите, они очень важны для нас.

И мы пойдём вместе

    Заболел Вовка неожиданно. Ещё вчера он, вместе с друзьями, лазил по сугробам, устраивал хоккейные баталии на маленьком дворовом катке, катался с ледяной горки на санках. Возможно, именно там он и ушиб ногу. Поначалу Вовка и не заметил этого, но к вечеру нога разболелась, а место ушиба покраснело и стало горячим, как огонь. Ночью боль усилилась до такой степени, что мальчик уже не мог их переносить. Он плакал и стонал. Вызвали «Скорую помощь» и Вовку увезли в больницу.
     Под действием нескольких уколов боль чуть утихла, и маленький пациент испугано наблюдал за действиями докторов. Вначале Вовку повезли на рентген.  Молоденькая медсестра, улыбкой подбадривая мальчика, уложила его ногу на какую-то пластину, ушла за ширму и, крикнув традиционное «Не дышите», сделала снимок.
     Какое-то время Вовка лежал на каталке в коридоре, а рядом сидела мама. Она гладила его по волосам и тихим голосом успокаивала, убеждая больше саму себя, что всё будет хорошо, и они скоро поедут домой.
    Потом из кабинета вышел врач и, оглядев сидящих в коридоре, спросил:
   - Шевцов где?
    Мама встала и быстро подошла к доктору. Вовка слышал, как доктор сказал:
   - Надо сделать несколько дополнительных снимков. Пока не всё понятно.
     Боль начала возвращаться и Вовка застонал. Слёзы наполнили глаза и градом потекли по щекам.  Подошёл врач и они, вместе с той же молоденькой медсестрой, завезли мальчика в кабинет. Пришёл ещё один врач и тоже осмотрел ногу, потом позвонил куда-то. Вскоре Вове сделали ещё один укол, и он задремал.
    Проснулся уже в палате. Нога лежала на свёрнутом одеяле и в ней пульсировала боль, жгучая, несколько притуплённая действием лекарств. Рядом сидел отец. Глаза его были красными от бессонной ночи. Увидев, что сын проснулся, он заулыбался и поцеловал его в щёку:
   - Что, больной, хорошо ли выспались? - нарочито бодрым голосом спросил он.
    Вовка оглядел палату, и она ему понравилась своей чистотой и уютом.
   - Пап, а что, домой не поедем? - спросил он.
   - Пока нет, Вова. Доктора решили понаблюдать за твоей ногой. Что-то им там не понравилось. - Он улыбнулся, - А вот мне твоя нога очень даже по душе. А тебе-то она как?
   - Болит, - мальчик поморщился, - и горит вся.
   Отец погрустнел, погладил сына по голове:
   - Терпи, казак, - попытался подбодрить он и замолчал.
    В палату вошёл доктор. Это был пожилой человек с добрым лицом, на котором красовались бородка и усы. Такие же Вовка видел на фотографиях в учебниках у великих учёных и писателей, поэтому он сразу проникся к врачу доверием и симпатией.
   - Ну-с, молодой человек, - начало доктор с дежурной фразы, - давайте знакомиться. Меня зовут Александр Никифорович, а вас, как я выяснил, зовут Володей. Так?
   -Так, - кивнул Вовка и попытался улыбнуться.
   - Давайте, Володя, попросим папу подождать в коридоре, а мы с вами побеседуем, да и ногу заодно посмотрим.
    Отец вышел, а Александр Никифорович откинул одело с Вовкиной ноги и склонился над ней.
    - М-да-а, - задумчиво протянул он. - Болит?
    - Болит.
     Затем доктор мягкими прикосновениями, стараясь не причинить боль, ощупал ногу, бурча при этом что-то вроде:
    - Угу... Вот это... Ну конечно...
     Вовка косил глазами на свою ногу, но из-за плеча Александра Никифоровича ни чего не видел.
    Наконец, доктор закончил осмотр и присел рядом с мальчиком на кровать. Какое-то время оба молчали. Потом доктор, как бы собравшись с мыслями, положил руку мальчику на голову и заговорил:
    -  Понимаешь, Володя, я уже много лет работаю здесь, но так и не понял, как это возникает. Вот жил себе мальчик, жил. Был здоровым и весёлым, а потом, вдруг, бах, и ... Поэтому ты меня не спрашивай «как» и «почему», давай решать главный вопрос - «что делать?». Договорились?
     Вовка кивнул, и доктор продолжил:
    - У тебя в ноге образовалась..., ну назовём её, ненужная шишка. Она давит на кости, мышцы и разрушает их. Понятно, что её надо удалять. Но беда в том, Володя, что удалить её полностью очень сложно. Она так устроена, что постоянно посылает свои маленькие частицы в другие твои органы. Поэтому лечит надо всего тебя, а это очень сложно и, скажу тебе прямо, очень неприятно. Чтобы справиться с этой напастью, мне нужна будет твоя помощь. А помощь эта заключается всего в двух важных, но очень и очень сложных вещах - доверие и терпение. И терпение должно быть огромным. Ты должен настроиться на долгую и болезненную борьбу.
     Доктор помолчал.
    - Есть ещё один печальный момент. Твои родители, особенно мама, будут переживать, поверь мне, даже больше тебя. Каждый твой стон, каждая твоя слезинка будет ранить их сердца, хотя они всеми силами будут стараться не показывать этого тебе. Поэтому, так как в свои десять лет, ты уже достаточно ответственный человек, постарайся, по возможности щадить их. Ты согласен со мной?
     У Вовки  внутри стало как-то холодно и пусто. Но он всё-таки выдавил из себя:
    - Согласен.
    - Тогда вот мой план: - доктор встал с кровати и заходил по маленькой палате, - день-два тебя будут готовить к операции, затем сама операция, потом лечение специальными лекарствами, а потом, возможно, вторая операция. На всё это уйдет, может три, а может четыре месяца. Всё будет зависеть от твоего боевого настроя.
     А теперь, соберись, настройся и постарайся успокоить маму, а то она уже целый час плачет в коридоре.
       Александр Никифорович замолчал, подошёл к окну и стал что-то внимательно рассматривать там.
      Вова смахнул набежавшие было слёзы, зачем-то поправил скомкавшуюся простынь и растянул рот в улыбке.
     Доктор обернулся, посмотрел на своего маленького пациента и, махнув рукой куда-то в сторону, вышел.
     Маму Вовка встретил хоть и натянутой, но вполне правдоподобной улыбкой. Опережая её, затараторил:
    - Видели, какой доктор хороший. Он уже мне всё рассказал. Я совсем не боюсь этой операции. Александр Никифорович их много уже сделал и все получались хорошо. Полежу немного, и мы все вместе пойдём домой.

     Сколько потом было бессонных ночей, сколько было боли, отчаянья и слёз в подушку. Именно в подушку, потому что, верный своему обещанию, Вовка ни разу не заплакал при родителях. Не заплакал даже тогда, когда Александр Никифорович сказал:
   - Володя, у этих лекарств есть одно плохое свойство - от них начинают выпадать волосы. Чтобы это было не очень заметно, давай обстрижём тебя наголо? Потом волосы отрастут, не бойся.
     Вовка не только не заплакал, но и убедил маму, что от волос у него потеет голова, и без них будет намного лучше.
    Теперь он лежал в кровати совсем маленький, исхудавший, с бледными, провалившимися щеками, которые совсем ещё недавно были пухлыми и розовыми. Его шарообразная голова глубоко провалилась в подушку, но глаза сверкали несломленной решимостью и готовностью к любой борьбе. Даже подвешенная на сложной конструкции нога, упакованная в толстый гипсовый корсет, не мешала ему.
    Вовка уже привык к постоянной горечи во рту и чувству тошноты, которые появились после начала приёма эти противных-препротивных таблеток. Он уже научился заставлять себя съедать хоть по нескольку ложек наваристого бульона, который постоянно приносила мама, хотя одна мысль о еде вызывала в нём отвращение.
    Маленький, измученный пациент боролся всеми своими силами с грозной бедой. Боролся за себя, но ещё больше за спокойствие своих родителей.
   Александр Никифорович только качал головой, да гладил лысую Вовкину голову своей тёплой, мягкой рукой.
   Но однажды он пришёл к Вовке с какой-то хитрецой в глазах и лёгкой улыбкой, которую пытался спрятать в седых усах.
    - Что чувствуем сегодня, юноша? - спросил он, присаживаясь к нему на кровать.
    - Ничего не чувствуем, - в тон ему ответил Вова.
    - А вот и неправда. - Покачал головой доктор. - Прислушайся к себе.
     Вовка прислушался.
   - Ничего, - вновь сказал он.
   - Вот именно! - радостно потёр ладоши Александр Никифорович. - Ничего! Ни боли, ни тошноты. Так ведь?
    Вовка вновь прислушался к себе и заулыбался
   -Точно. Не болит.
   - А есть хочешь? - хитро улыбаясь, спросил врач.
    Вовка помолчал и вдруг, действительно, почувствовал, что готов съесть всё что угодно. Он радостно закивал головой.
   - Хочу. И побольше.
   - Ну, «побольше» тебе еще нельзя. Впрочем, поешь потом. А сейчас тебя отвезут в процедурную и снимут гипс. С завтрашнего дня начнёшь учиться ходить.
    - А чего учиться! - Возмутился Вовка. - Я и бегать умею.
    - Ну-ну, - усмехнулся доктор, - вот завтра и посмотрим.
     Завтра, послезавтра, неделя пролетели, как один миг. С большим трудом в начале, но всё легче и легче давались Володе самостоятельные передвижение, аппетит не пропадал, и это больше всего радовало маму.
     А потом наступил этот день.
    Взяв маму и папу за руки, без поддержки Вова вышел из больницы и, обернувшись, приветливо помахал рукой Александру Никифоровичу. А тот, наклонившись к стоящим рядом врачам и медсёстрам, сказал:
   - Если бы у меня были такие полномочия, то самым высоким орденом наградил бы Володю. Такое мужество и у взрослых далеко не всегда встретишь.
     Володя радостно шёл с родителями по улице, а потом, повернувшись к маме, сказал:
- Я же говорил тебе, что мы вместе пойдём домой.

f7bc5f1e32ac1c999 …

Фея хорошего настроения

          В самый обычный день, по самой обычной городской улице шла фея. Самая обычная юная прекрасная фея.  А, впрочем, разве может быть фея не прекрасной?
          На ней было надето замечательное платье цвета ясного весеннего неба, светлые волосы на голове были собраны в два хвостика, которые украшали бантики цвета ранней зари похожие на красивые розочки, а на ножках сверкали туфельки такого же цвета. Вот и получалось, что по улице шёл кусочек неба с отблесками утренней зорьки.
          В руках фея держала букет нежно-розовых хризантем, и это придавало ей очень праздничный вид. Хотя, скорее всего, у феи всегда праздничный вид, потому что она и есть праздник.
          Из-под пушистых тёмных ресниц весело и озорно блестели глаза. Их зеленоватое сиянье разливало вокруг  доброе и радостное настроение. Все, кто попадал под это лучистое сиянье, тут же улыбались, и у них появлялось желание немедленно сделать что-нибудь доброе и хорошее. А как же иначе! Ведь это была Фея хорошего настроения. Она пробуждала в людях самые добрые чувства. А, как всем известно, добрые чувства обязательно улучшают настроение. Вот вы попробуйте, и тут же убедитесь в этом.
          Иногда фея начинала танцевать. Она подскакивала то на одной, то на другой ножке, а потом кружилась, для того, чтобы все увидели, каким красивым колокольчиком развевается её платье.
          Рядом с феей шла нарядная женщина. Она внимательно присматривала за феей, чтобы та, ненароком, не испачкала свой замечательный наряд, или не споткнулась, кружась в своём весёлом танце. Фея, прекратив на мгновение своё кружение, обратилась ней:
          – Мама, а правда Вероника очень-очень обрадуется, когда я подарю ей такой красивый букет?
          – Конечно, обрадуется. Ведь ты ей покажешь, что цветов в букете ровно столько, сколько ей исполняется лет.
          – Знаю, знаю, – фея вновь сделала два оборота, – Ей уже пять лет, точно столько же, сколько и мне.
          – Правильно, – с улыбкой сказала феина мама, – Ведь вы же ровесницы.
          Может кто-то из вас разочаровано скажет: «Ну, вот. Это вовсе и не фея, а обыкновенная девочка». Но почему же тогда все люди, мимо которых проходила девочка, становились такими весёлыми и даже забывали о своих повседневных заботах?
          Нет, нет! Это была самая настоящая фея!
          А вы обернитесь вокруг. Посмотрите. Может быть, и мимо вас в этот момент проходит фея доброго настроения. И вам немедленно захочется сделать что-нибудь доброе.

e0efc1

Что у папы на носу

      - Пашенька! – Позвала мама, садясь на диван.
      Паша неторопливо подошёл и живо вскарабкался к ней на колени.
      - Паша, - очень серьёзным тоном сказала мама, - ты ведь у нас хороший мальчик?
      Честно говоря, Паша считал себя очень хорошим мальчиком, но такое начало разговора не предвещало ему ничего хорошего, и он, надув губы, отрицательно помотал головой и сказал:
      - Не-а , я каплизный.
      - Неправда, - начала разубеждать его мама. – Ты хороший мальчик и уже совсем большой.
      Такое заявление ещё больше насторожило Пашу и, хотя ему недавно исполнилось уже четыре года и, как он считал, этот возраст вполне позволял ему считаться если не взрослым, то большим-то – без сомнения, сейчас он счёл необходимым возразить:
      - Не-а. Я ещё маленький.
      - Какой же ты маленький! Ты ведь не в ясли ходишь, а уже в детский сад. Значт, ты уже совсем большой.
       Мамина настойчивость, по пашкиному опыту, могла означать только одно: мама уходит на дежурство, а папе очень некогда, ему нельзя мешать, потому что он сидит над диссертацией.
      Паша уже много раз тихонько пробирался в папин кабинет и с интересом разглядывал всё, над чем сидит папа, но никак не мог понять, где же эта таинственная диссертация. Папа, обычно, сидел на стуле, а под стулом ничего не было. Правда, на столе всегда было много бумаг, но похожего на таинственную Диссертацию Пашка не находил. Кроме того, ему было непонятно, зачем так долго над кем-то сидеть?
      - Наверно, - рассуждал Пашка, - эта Диссертация такая злая и страшная, что папа боится уйти от неё надолго, наверно, она ругает папу за это.
      Последнее время Паша внимательно разглядывал папу. Вернее его нос. В доме часто в последнее время то и дело говорили, что у папы на носу какой-то Кандидатский минимум. При этом у всех на лицах появлялось выражение испуга, а папа хватался за голову и убегал в свой кабинет. Если бы взрослые после такого заявления весело смеялись, то всё было бы ясно – это они так шутят. Но, утверждая, что Кандидатский Минимум на папином носу, они не смеялись, даже, как будто, пугались, и это было удивительно: какой же он, этот Минимум, если такие большие дяди и тёти его боятся.
      - Пашенька, - тем временем продолжала мама, - у меня сегодня дежурство, а папа, ты ведь сам знаешь, очень занят. Ты ведь не будешь ему мешать, поиграешь тихонечко один?
      Перспектива весь вечер играть одному совсем не прельщала Пашку, но больше всего он сейчас испугался того, что вдруг, пока мамы не будет дома, та самая таинственная Диссертация, на которой сидит папа, рассердится и заставит его, Пашку, сидеть над ней, не отпуская от себя ни на шаг. Или вдруг невидимый, но очень страшный Кандидатский Минимум соскочит с папиного носа и усядется на Пашкин. Не зря же тётя Валя недавно сказала, что этот Минимум может свалить папу, и тогда всё пойдёт прахом. Идти «прахом» Паша тоже не хотел, хотя никак не мог решить что лучше: ходить «прахом» или босиком.
Представив себя сидящим над чёрной, мохнатой, когтистой и зубастой Диссертацией с Кадидатским Минимумом на носу, Паша крепко обхватил мамину шею и, горько всхлипывая, испугано повторял:
      - Не хочу-у! Не хочу-у! Не уходи-и. Я бою-усь!
      Слёзы крупными градинами скатывались по его щекам, и Паша всё плотнее прижимался к маме, которая всегда защитит и оградит его от всех бед и опасностей.
      Такой бурный протест испугал маму.
      - Пашенька! Паша!, - гладила она сына по его ершистым волосам, - чего ты боишься? Ну, скажи маме, чего ты так испугался?
      - Деселтацию боюсь»! Кандидаскава Минима боюсь! Не хочу над ней сидеть, - уже рыдал Паша. – Не хочу, чтобы Миним на мой нос сел.
      - Паша, - смеясь, воскликнула мама. – Так ты не знаешь, что такое диссертация?
      Пашка отрицательно замотал головой, но, на всякий случай, буркнул:
      - Она стлашная. Я бою-усь её!
      - Дима! Дима! – позвала мама. – Иди скорей сюда!
      - Что тут случилось? – спросил папа, выходя из своего кабинета.
      - Ты представляешь, Паша, оказывается, боится твоей диссертации и не хочет над ней сидеть. Он, наверно, думает, что она его съест.
      Папа потрепал Пашку по голове и улыбнулся:
      - Сейчас я покажу тебе диссертацию, а ты мне скажешь: страшная она или нет.
      Толстая пачка исписанных листов была совсем не страшной, хотя и оказалась той самой таинственной диссертацией. А ещё спустя некоторое время, Пашка уже знал, что «сидеть над диссертацией», это значит писать о своей работе, о том, что ты изучил, сделал, изобрёл. А кандидатский минимум – это просто экзамен, который должен сдать тот, кто пишет диссертацию. То, что он «на носу», это взрослые говорят понарошку, шутя. Ведь нос-то всегда рядом, значит и то событие, о котором говорят, уже рядом, близко и скоро произойдёт.
      Посмотрев ещё раз на папин нос, Пашка, успокоенный, улыбнулся и удовлетворённо произнёс:
      - А хорошо, что у тебя на носу ничего нет…

106700433_3414243_st

Лесной лакомка

          В глухой чаще леса сумрачно. Солнечный свет с трудом пробирается сквозь паутину вековых деревьев, поэтому на земле вовсе нет зелёной травы, а лишь опавшие и подгнивающие листья. Тишина в лесу. Здесь и птичьего посвиста не услышишь. К окраине леса стремятся лесные птицы. Там и света вдоволь, да и пропитание легче добывать.
          А вот и хозяин здешних мест. Медведь. Неторопливо бредёт он по своим владениям. Принюхивается да прислушивается. Набредёт на гриб, съест, помотает могучей головой и дальше бредёт. Ему сейчас много еды надо. На долгую зиму запасает он подкожный жир, который поможет косолапому зимой не мёрзнуть и без еды весны дождаться.
          Бродит медведь, ищет лакомства лесные. Малинник найдёт – радость великая. Пока все ягоды не обсосёт, не уйдёт из ягодника. В таких местах часто и сталкиваются люди с хозяином лесным. Придут за лесной малиной, а там уж он лакомится дарами сладкими.
          Поднял голову медведь, ноздри его расширяются, жадно воздух втягивают. Учуял что-то мишенька. Побрёл к полянке. Остановился, внимательно осматривает деревья и прислушиватся.
          Ага! Вот что он учуял. Старая липа стоит почти на опушке. В ней дупло. А от туда гул раздаётся. Это лесные пчёлы свой дом там устроили. Тонкое обоняние медведя издалека уловило этот желанный запах. Мёд! Это же его самая сокровенная мечта.
          Подошёл мишка к дереву, встал на задние лапы, обнял ствол, ухо к нему приложил. Стоит, слушает. А дерево-то такое старое, что нет уже прочности в стволе, кора легко осыпется под могучими медвежьими когтями.
Почуяли пчёлы неладное. Громче зажужжали. Целая туча их вылетела из дупла. Беспокоятся, на медведя налетают. Но длинный плотный мех и толстая шкура хорошо защищают разбойника. Правда, есть у него «слабое» место – нос. Очень он чувствительный и ранимый. И косолапый знает это. Одной лапой прикрывает нос, а другой скребёт по дереву.   
          Дупло расположено высоко, метра три над землёй. Мишка сразу понял, что залесть туда не сможет. Вот и рвёт ствол старой липы. Но одной лапой это делать неудобно. А медведь-то уже в азарт вошёл. Ведь вот же он, мёд. Рядом совсем.
          Открыл свой ранимый нос мишка и давай кромсать старый ствол обеими лапами. А тот легко поддаётся. Вначале глубокая щель образовалась. В неё-то разбойник и запустил свои когти. Рванул, что есть мочи, и отвалилась часть стенки дупла. Радостно поднял голову медведь навстречу манящему запаху, да тут беда с ним и приключилась.
          Пчелиные соты, плотно облепленные хозяевами и лишённые опоры, покачались-покачались да и упали прямо на медвежью голову. Прямо на его нежный и чувствительный нос. Тут уж пчёлам раздолье. Десятки жал разом вонзились в мишкин нюхательный орган.
          От неожиданности медведь как-то растеряно крякнул и сел возле дерева. Но пчелиные укусы быстро привели его в чувство. Взревел лесной богатырь. Машет лапами, по носу себя бьёт. А пчёлы тысячами пикируют на раззорителя и всё норовят в нос его ужалить, а то, ещё хуже – в глаза.
Тут уж не до мёда косолапому. Рванул он от дуплистого дерева внчале с грозным рёвом, но потом стало слышено жалобное его поскуливание да треск кустов, сквозь которые ломился косолапый.
          Вот ведь незадача. Не удалось мишеньке сладкого мёдка попробовать. Но зато урок получил наглядный и ощутимый. Впредь будет знать, как на чужое зариться. А может просто по другому действовать будет. Умнее и осторожнее. Мёд-то он вовсе не разлюбил.   

wallpaper_of_love …

 Репортаж Екатерины Лазаренко