Дмитрий Сиротин – замечательный поэт. Но сегодня мы представляем вам Дмитрия, как прозаика. Однако, как оказалось, Дмитрию очень сложно писать о себе. Вот что он написал: "Живёт, сочиняет стихи и иногда прозу. Детям и родителям. В Воркуте. И некоторых других городах нашей родины. Публикуется в разных журналах, газетах, сборниках, альманахах. Издаются книжки. Как-то так...»

  Поэтому разрешите чуть-чуть дополнить: Дмитрий Сиротин родился 7 апреля 1977 года в г. Воркуте (Республика Коми). Работал актером Коми государственного театра кукол и театра-студии «Трям», методистом при Управлении культуры, педагогом дополнительного образования. Сочинял песни, в том числе ко многим спектаклям воркутинских театров («Необыкновенное состязание», «Бука», «Три поросенка», «Маша и Медведь» и др.). В 1998 г. стал Стипендиатом Главы Республики Коми в области культуры и искусства.

После окончания филологического факультета Коми Государственного педагогического института основной род деятельности — литература. В последние годы пишет в основном для детей.

Инсценировки, созданные по мотивам северных народных сказок, поставлены в Коми республиканском государственном театре кукол. Со спектаклем по пьесе «Земные боги» в 2007 г. Коми республиканский государственный театр кукол впервые побывал на зарубежных гастролях — в Финляндии.

Является одним из составителей антологии «Высокие широты. Воркута литературная 1931—2007 гг.». Входит в состав авторов Международного литературного клуба «ИнтерЛит». Член Международного Творческого Объединения детских авторов (МТО ДА).

Произведения звучат на радио Санкт-Петербурга, Челябинска, Екатеринбурга и др. городов, в документальных фильмах, спектаклях, эстрадных программах; переведены на английский, финский, коми языки.

Награды, достижения

Лонг-лист финалистов I Всероссийского литературного конкурса «Желтая гусеница: полеты во сне и наяву» (2010);

Золотой дипломант (2010, 2011) и Золотой лауреат (2012) Международного конкурса «Национальная литературная премия «Золотое перо Руси» в номинации «На лучшее произведение для детей»;

Участник Х и ХI Форумов молодых писателей в Липках. (Форум молодых писателей России) По итогам Форумов рекомендован к изданию в сборниках «Новые писатели» и «Каталог лучших произведений молодых писателей-2012», а также к изданию авторской книги в серии «Молодая литература России».

Участник III всероссийского фестиваля «Молодые писатели вокруг ДЕТГИЗА» (г. Санкт-Петербург).

Лауреат Всероссийского детского литературно-художественного журнала «Костёр» (г. Санкт-Петербург) за лучшее поэтическое произведение, напечатанное в 2010 году (по итогам читательского голосования).

Дипломант Международного литературного конкурса памяти Ренаты_Мухи «Самая умная муха на свете» (2011, 2012).

Дипломант Международного конкурса стихов для детей «От 7 до 12» (2012).

Финалист Международной детской литературной премии им. В.П. Крапивина (2012);

Финалист литературной премии "Красными БУКВАМИ", г. Екатеринбург (2012);

Госстипендиат Министерства культуры Российской Федерации (2012).

Библиография

«Стихи на вырост», совместно с Я. Грантсом (Челябинск, "Издательство Марины Волковой", 2011)

«Встреча» (Сыктывкар, Союз писателей Республики Коми, 2012)

«Поучительные истории» (Ростов-на-Дону, "Феникс-Премьер", 2013)

«Азбука в картинках» (Ростов-на-Дону, "Феникс-Премьер", 2013)

«Приходите к Зайцу в гости» (Москва, 2013)

«Почему у кита нет ушей?» Стихи о животных (Ростов-на-Дону, "Феникс-Премьер", 2014)

«Здравствуй, серенький волчок!» Сказка. (Республика Беларусь, г. Минск, "Издатель В. Т. Квилория", 2014)

Публикации во многих газетах и журналах.

Подробнее: http://cyclowiki.org/wiki/%D0%94%D0%BC%D0%B8%D1%82%D1%80%D0%B8%D0%B9_%D0%90%D0%BB%D0%B5%D0%BA%D1%81%D0%B0%D0%BD%D0%B4%D1%80%D0%BE%D0%B2%D0%B8%D1%87_%D0%A1%D0%B8%D1%80%D0%BE%D1%82%D0%B8%D0%BD

 

                Лягушки квакают перед дождём

Тем летом в деревне было очень жарко. Июнь жаркий, июль еще жарче, а август – просто невозможно жаркий… Настоящая засуха началась. Соседи жаловались, что вся картошка-морковка на огородах пропадет. Поливай-не поливай, а без дождя не обойтись.

В таком пекле даже ночью спать невозможно было.

Дедушка сказал:

- Надо ждать, когда лягушки заквакают.

- Зачем? – спросил я.

- Примета такая, - важно пояснил дедушка, -  Как лягушки заквакают – жди дождя!

И я лежал, лежал, которую ночь не мог заснуть от духоты… И однажды от скуки в темноте стал тихонько квакать. Как лягушка. Интересно, думаю, похоже получится или нет?

- Ква, ква… Ква, ква, ква…

Помолчал немного. И снова:

- Ква, ква… Ква-ква-ква…

Из другой комнаты вдруг приковылял дедушка.

- Димка, ты слышал?! – потрясенным шепотом спросил он.

- Что? – спросил я.

- Лягушки квакали!

- Дед, откуда у нас лягушки? – спросил я, еле сдерживая смех.

- Под окном, чудак-человек! – ответил дедушка. – Под окном. Дождь почуяли – и квакают! А? Неужели наконец-то дождёмся дождичка?

- Ну… не знаю… - протянул я.

Я не мог поверить, что дедушка всерьез думает, будто это квакали лягушки, а не я. Но он, кажется, думал так всерьез.

- Ну, гляди, Димка. Быть дождю! Плащ пойти выложить…

И, радостно потирая руки, дед вернулся в свою комнату и вскоре мирно захрапел.

- Ква, ква… Ква, ква, ква… - снова зачем-то сказал я тишине. И вскоре тоже уснул.

Деревню разбудили раскаты грома.

Ночью хлынул ливень. Отхлестал сухую землю, напоил картошку-морковку на огородах. Освежил планету нашу грешную.

- Говорил же я, говорил! – весело кричал дедушка, выскочив поутру на крыльцо и кутаясь в свой серенький плащ. – Выдумали тоже: человек – царь природы. Глупости! Природа – царь человека! Природа не обманет! Лягушечки – они зря квакать не станут!..

Давно я не видел дедушку таким счастливым. Но мне было очень стыдно за то, что не признался ему: квакали-то не лягушки, а всего лишь я. А дождь – это просто так совпало.

И вечером я все-таки признался. Дедушка долго не хотел верить, отмахивался, злился… Потом, кажется, поверил. Стал мрачнее тучи. Отошел к печке, закурил…

Почти тридцать лет с тех пор прошло, а я всё думаю: не надо было, наверное, признаваться. Пусть бы радовался дедушка умной природе. ^{Верил своим лягушкам. Ну что мне стоило, ей-богу}…

 

 

         СТРАШНЕЙШИЕ  СТРАШИЛКИ,

          или Нервных просим не читать

 

Чёрная ваза

В одном городе жила девочка. А у нее была мама. А у мамы на шкафу стояла чёрная ваза. Вот однажды мама

пошла на работу и говорит девочке:  «Девочка-девочка, не разбивай чёрную вазу, а

то несчастье случится!»

Только мама ушла на работу, девочка, конечно, тут же влезла на шкаф да как шваркнет чёрную вазу об пол! Слезла со шкафа, сидит, ждёт, когда несчастье случится… А оно уже случилось. Вазу-то разбила. Импортную, дорогущую. А-та-та теперь будет!

 

Чёрный компьютер

Одна семья решила купить себе компьютер. Пошла семья в магазин, а там все белые компьютеры были очень дорогими. А один чёрный компьютер очень дешёвым. И папа купил этот дешёвый компьютер.

Вот однажды пришёл папа домой, включил чёрный компьютер – и исчез! На другой день мама включила чёрный компьютер – и тоже исчезла!! На третий день мальчик исчез!!! На четвёртый – девочка!!!! На пятый – кошка!!!!! На шестой – мышка!!!!!! А в воскресенье таракан куда-то делся!!!!!!!!

 А что вы хотели? Компьютер затягивает. Даже самый дешёвый.

 

Лохматые уши 

У одной девочки были лохматые уши. Вот однажды отвели её в парикмахерскую, и не стало больше у девочки лохматых ушей. Сделали нормальную, короткую стрижку – и стал ребёнок на человека похож.

 Давно пора было!

 

Старая пластинка

У одного дедушки была старая пластинка для проигрывателя. А ещё у этого дедушки была внучка. Пошёл дедушка в лес за дровами и говорит:  «Внучка-внучка, не включай старую пластинку, а то сама не знаешь чего получится!»

Конечно, дедушка в дверь – девчонка к пластинке.  А пластинка в компьютер не влезает, это ж не компакт-диск! В итоге: и дисковод девчонка раскурочила, и старую пластинку в кусочки изломала! Сама не знает, чего получилось, действительно.

Пришёл дедушка с дровами, увидел это и очень огорчился. Зря, думает, я в лес за дровами ходил…  И то верно: зачем дрова, если давно у всех паровое отопление?

 

Страшный магазин

У одной девочки была мама. Вот уходит мама в магазин и говорит девочке: «Девочка, девочка…»

А девочка её перебила и отвечает: «Мам, мне уже пятьдесят восемь лет, а всё «девочка»! И потом: когда ты наконец запомнишь, как меня зовут???»

Мама от этих слов так растерялась, что никакой страшной истории про страшный магазин не получилось.    

           

               Гроб на колёсиках

           Одна девочка включила радио и слышит: «Девочка-девочка, тебя ищет гроб на колёсиках…»

         Девочка разозлилась и как закричит: «То чёрную вазу не разбивай, то старую пластинку не включай, то до пенсии девочкой называют, а тут ещё гроб на колёсиках! Совсем обалдели со своими страшилками!»

          И радио смущённо притихло.

 

                Зелёный шарик

                Жила была одна семья: мама, папа, дедушка, бабушка, брат и сестра. Полный, так сказать, боекомплект… Да. И вот однажды ночью, вы не поверите, все они спали. А к ним в комнату через окно вдруг влетел зелёный шарик. И стал их по лбу хлопать и будить. Мама от страха залезла под кровать. А вот папа был храбрый и на всякий случай спрятался в шкафу. Зато дедушка смело схватил свою саблю и убежал. И только брат с сестрой, хоть и были маленькими, оба отважно укрылись в холодильнике. Там и поужинали заодно, во второй раз. А бабушка… нет, ну пожилой человек, а как ребенок, ей-богу! Поскольку все места для прятанья были заняты, старушка додумалась взгромоздиться на детский стульчик. А зелёный шарик в это время как раз под стульчик залетел. Стульчик под бабушкой, конечно, развалился, а обломки прямо на шарик обрушились. Тут-то он и лопнул!

                Говорят, Пятачок под окном до утра плакал… 

 

               Пиковая дама

                Один мальчик решил вызывать Пиковую даму. Только она никак не вызывалась… Надоело это дело мальчику, и пошёл он спать. А во сне Пиковая дама вдруг пришла к мальчику и говорит:

                - Ну зачем ты меня вызывал?! Я что, «скорая помощь», что ли?! Или мастер по ремонту холодильников?!?! А может, я участковый врач из поликлиники?!?! Или сантехник???!!!  Доста-а-а-али!!!

 

                Чёрные пальцы

                У одного мальчика были чёрные пальцы. Он чёрные перчатки сразу после стирки надел, не дождался, пока как следует высохнут… Вот пальцы-то и полиняли.  

 

             Огромные глаза

                У одного дедушки были огромные глаза. Когда он в газетах читал, сколько олигарх Аркадий Хрюшкин в месяц зарабатывает.  

          

               Тяжёлые тапки

                У одной бабушки были тяжёлые тапки. Как пройдёт она по кухне разок-другой в этих тапках – и нет больше тараканов!!!

               

              Вставная челюсть

                У одного дедушки была вставная челюсть!  Ничего удивительного, дедушке девяносто четыре года…

 

                  И последняя, самая ужасная история, называется Город Лысых!

                Жила-была одна семья. Вот как-то раз папа проснулся – а он лысый! На следующее утро мама проснулась – и тоже лысая! Потом бабушка проснулась – и тоже лысая! И дедушка… Хотя он и до этого лысый был, но всё равно обидно. В общем, и брат, и сестра, и кошка – все, как ни проснутся, – так и лысые! Пошли они тогда в милицию, там-то всё и выяснилось.

           Милиционер им объяснил:

    - В нашем городе появился сумасшедший парикмахер, всех по ночам стрижёт! Говорят, как страшилку писателя Дмитрия Сиротина «Лохматые уши» прочёл – так умом и тронулся. Ходит и стрижёт всех, пока спят. А главное – денег за это ни копейки не берёт! Совсем ненормальный, одним словом… Ну, теперь-то уж не беспокойтесь, маньяк пойман! Хотя и пришлось приложить немало усилий для поимки…

   И милиционер снял фуражку, вытер пот с лысой головы. 

 

Рисование на свободную тему

Елена Борисовна сказала:

- Сегодня рисуем на свободную тему.

Я спросил:

- Это как – на свободную?

- Вот непонятливый, - говорит Вика. – Это значит – чего хочешь, то и рисуй! Вот я, например, хочу нарисовать большой дом для своего хомячка Валерки!

- Зачем твоему Валерке большой дом?  Хомяк ведь маленький.

- Ну и что? Может, ему в маленьком доме неуютно будет. Вообще это неважно. Рисуй что хочешь!

- Ну, я твоего хомяка Валерку нарисую.

- Рисуй. Только если ты некрасиво нарисуешь – я тебя линейкой по лбу стукну.

- Спасибо.

- Не за что. Это я так, на всякий случай заранее предупредила.

- Хорошо, буду иметь в виду.

Тут Елена Борисовна и говорит:

- Грушкин и Семёнова – а ну выйдите из класса! Ишь, разболтались! В коридоре всё обсудите, а другим нечего мешать!

Грушкин и  Семёнова – это мы. Ну, в смысле, я Грушкин, а Вика – Семёнова.

Я спросил:

- А альбом и карандаши можно с собой забрать?

Елена Борисовна разрешила.

И вот стоим мы в коридоре, альбомы на подоконник положили – и рисуем.

А тут директор идёт.

- Это что, - говорит директор, - за урок рисования в коридоре?

Я отвечаю:

- Это нас Елена Борисовна выгнала из класса.

- Почему выгнала?

- Потому что мы болтали, - объясняет Вика.

- Зачем же вы болтали? – смеётся директор.

- Ну, Елена Борисовна сказала – рисуйте на свободную тему. А Грушкин не понял.

- Чего ж тут непонятного? – сердится директор.

- Так и я ему говорю, - объясняет Вика. – Рисуй, говорю, что хочешь. Вот я, например, большой дом для своего хомячка Валерки нарисую.

- Зачем же хомячку – большой дом? – злится директор. – Хомячок ведь – маленький!

- Вот Вы как Грушкин, честное слово! – вздыхает Вика. -  Ну и что, что  хомячок маленький? А потребности у него, может, большие. Может, он как человек жить хочет.

- Ну, а дальше? – спрашивает директор.

- А дальше я сказал, - говорю, - что тогда нарисую её хомячка Валерку.

- А я ему говорю: если некрасиво моего любимого хомячка нарисуешь – стукну линейкой по лбу!

- Кого стукнешь? Хомячка? – кричит директор.

- Почему хомячка? – удивляется Вика. – Грушкина. Хомячка-то за что? Вот если бы хомячок некрасиво нарисовал Грушкина, тогда можно и хомячка стукнуть. Но хомячок в школу не ходит. А мы ходим.

- Ну и что? – спрашивает директор. И как-то странно при этом дёргаться начинает.

- Да ничего, - говорю я. – Хомячок – не человек, вот он в школу и не ходит. Если и придёт – что с него возьмёшь? Скажет ему Елена Борисовна: «Рисуй, мол, Валерка, на свободную тему». А он что? Он даже ответить ничего не сможет. Будет сидеть и молчать.

- С другой стороны, его из класса не выгонят, - говорит Вика.

- Почему??? – кричит директор.

- Ну, он же будет молчать. Болтать, как мы, не станет. Вот его и не выгонят. За хорошее поведение.

- Это да, - говорю я.

- А кто хомячок? – вдруг спрашивает директор.

Я говорю:

- Хомячок – это Валерка.

- А вы кто? – спрашивает он. И улыбается так беспомощно…

- Мы – Грушкин и Семёнова.

- А я кто?..

В общем, не зря нас Елена Борисовна в коридор выгнала. Случайного в жизни ничего не бывает, как говорит моя мама. Кто бы вот, если не мы, директора до медпункта довёл? Довели мы его с Семёновой до медпункта, в медпункте и оставили. Там уж медсестра с ним разбиралась. Напоминала ему, кто он и что он. А то он себя всё хомячком называл…  Таблетками отпаивала.

Вернулись мы из медпункта, а тут и звонок с урока прозвенел. Ребята наши из класса выскочили и в столовую понеслись. За булочками. Не успели мы с Викой ни хомяка нарисовать, ни дом для него… Может, у вас получится? Заранее спасибо!

 

Сатирическая стенгазета

Не знаю я, что со стенгазетой делать! Мне Елена Борисовна сказала:

- Рисуй сатирическую стенгазету.

Я говорю:

- Сатирическую – это как?

Елена Борисовна улыбается и объясняет:

- Сатира, Грушкин, это обличение отрицательных явлений при помощи комических средств.

Я говорю:

- Чего?

А Елена Борисовна:

- Ну, вот есть у нас отрицательные явления в классе. Хулиганы. Двоечники. Прогульщики. Болтуны. Девочки-воображульки. И их надо обличить. Комическими средствами.

Я говорю:

- Чего?

Елена Борисовна:

- Ну, помнишь, мы на уроке литературы про древнеримского поэта Горация говорили? Про его сатиры?

Я говорю:

- Чего?

- Так, - говорит Елена Борисовна, - в отрицательные явления не забудь внести хлопанье ушами на уроках.

- Я ушами не хлопаю, - объясняю, - я ими только двигать умею, а хлопать – нет.

- Не скромничай, Грушкин, - вздыхает Елена Борисовна.

В общем, попросила она Севу Швайцера, чтоб он мне всё про сатиру рассказал, а заодно и со стихами для газеты помог.

Сева – классный поэт. Классный – не в смысле хороший (только это между нами, чтобы Сева не обиделся). Классный – в смысле в нашем классе учится. И стихи пишет. Вот его и запрягли вместе со мной стенгазету делать. Школьный директор конкурс объявил на лучшую сатирическую стенгазету. И все эти газеты потом на первом этаже развесят, а жюри в лице директора выберет лучшую.

И класс, чья стенгазета победит, на новогодние каникулы поедет в Москву. На экскурсию. Это если первое место. За второе место – экскурсия по родному городу. Не Москва, конечно, но тоже сойдёт. А за третье место директор ещё не придумал, куда экскурсия… В общем, надо первое место занимать, на худой конец второе.

Вот сели мы с Севой Швайцером после уроков. Передо мной – лист ватмана, перед Севой – блокнот.

-  Диктуй, про кого писать, - деловито говорит Сева. – Я сочинять буду, а ты картинки к моим стихам рисовать. Шикарная газета получится!

- Ну, давай, говорю… Значит, кто у нас главный хулиган? Шишин. Нарисую Шишина, а ты стишки какие-нибудь смешные про него отчебучишь, сразу победим! Ха-ха-ха!

- Нет, - мнется Сева. – Про Шишина не надо…

- Почему?

- Сам подумай. Мы про него нарисуем и напишем, а он нам за это таких лещей навесит… Он нам и без газеты их навесит, а уж с газетой…

- Мда… Тогда, - говорю, -  может, про Буркова?

- А что, по-твоему, Бурков нам не наставит синяков? – резонно и в рифму спрашивает поэт Сева.

- И то верно…  Давай хоть про Колесникова Андрея!

- А Колесников Андрей нам наставит фонарей… - упавшим голосом зарифмовал Швайцер.

- Но ведь надо же про хулиганов! Елена Борисовна сказала!

- Ну правильно, Елене Борисовне-то они фонарей не наставят! А вот поэтам и художникам всегда почему-то достаётся…

- Ладно, - говорю, - трус несчастный. А ещё поэт. Пушкин вон тоже поэтом был, а не побоялся на дуэль пойти! И Лермонтов не побоялся.

- Вот пусть тебе Пушкин с Лермонтовым стихи для стенгазеты и пишут! – обозлился Сева.

Вот ведь, поэт… Трусливый, а гордый!

- Хорошо, - соглашаюсь я. – Давай не будем про хулиганов. У нас вон ещё двоечники есть. Можно на них сатиру навести.

- Не надо про двоечников, - просит Сева. - Я сам двоечник… По всем предметам, кроме русского и литературы…

- Да, -  смеюсь я, - про самого себя ты не напишешь, конечно!

- На себя посмотри, - злится Сева. – У меня хоть по русскому и литературе пятерки, а у тебя и того нет!

- Зато у меня по рисованию пятерка! – кричу я.

- Конечно, иначе кто бы такому болвану стенгазету рисовать доверил? – усмехается Сева.

-  Это кто болван??? – кричу я.

Чуть не подрались. Но быстро помирились, потому что всё-таки  творческие люди, общим благородным делом заняты… Да и потом: домой уже охота, сколько можно сидеть над этой стенгазетой!

В общем, и о прогульщиках мы тоже решили ничего не писать. Потому что – ну кто не прогуливает? Все прогуливают. Дураков нет. Увидят себя в газете – обидятся на нас… Вообще бойкот устроят.

А болтунов и смысла нет в газете продёргивать, потому что кто у нас в классе главные болтуны? И так все знают: я да Вика Семёнова… Она как начнёт своим звонким голосом на весь класс мне что-то объяснять – так нас вместе и выгоняют в коридор…

В конце концов остались в качестве объекта сатиры одни девчонки-воображульки.

- Давай, говорю, Всеволод Батькович, вспоминай, кто у нас самые главные воображульки!

- Лена Ласточкина… - сказал Сева и покраснел.

- Опа! А чего это мы покраснели? – ехидно спрашиваю.

- А то и покраснели… - бурчит Сева… - что не надо про Ласточкину… Она хоть и воображулька, но… хорошая девчонка…

- А-ах-ха-ха! – радуюсь я. – Влюбленный поэт! А ну, признавайся, много стишков своей Ласточкиной накропать успел?

- И вовсе она не моя! – злится красный Сева. – И вообще, не такая уж Ласточкина воображулька… А вот, например, Лопухова – это да!

- Наташа?! – вздрогнул я и покраснел.

- Ой, а мы-то чего покраснели? – обрадовался Сева.

- Наташка Лопухова – нормальная девчонка, - говорю, - вовсе она не воображает. Она и так… красивая… очень…

- А-а-а-а! – Сева щелкнул меня по лбу, подскочил и заплясал, напевая: - Тили-тили-тесто, Грушкин и невеста!

- Свинья ты, а не поэт, - говорю. - И петь не умеешь. Правильно тебе по музыке Вера Викторовна двойки лепит.

- От свиньи и слышу! – возмутился Сева. – Вот сам и делай свою стенгазету! Сам и рисуй, сам и стихи пиши!

В общем, ушёл поэт. Невольник чести… И дверью хлопнул. Тоже мне, Евтушенко.

А я вот сижу! уже второй час! перед чистым листом ватмана!

Не знаю, что со стенгазетой делать!

Может, кто-нибудь подскажет? Очень в Москву на экскурсию поехать охота!

 

          Папа

Вы знаете, что такое актированный день? Нет, вы не знаете, что такое актированный день! Такое бывает только на самом Крайнем Севере. Например, в том маленьком, холодном и прекрасном  городе, где я жил в детстве.

Актированный день – это когда занятия в школах отменяют из-за сильных морозов или из-за лютого ветра. Чаще всего с первого по третий класс, потому что малышне легче всего замерзнуть. Чуть реже – с первого по пятый. Еще реже – с первого по восьмой. Ну, а уж когда совсем ужас что на улице, например, сорок пять градусов мороза и при этом ещё пурга – тогда вообще всем школьникам полная свобода. Гуляй хоть целый день! Мы так и поступали.

Сперва у радиоприемников сидели, с замиранием сердца ждали: «Ну! Только бы актировка, только бы актировка!» Так заклинали те, кто учился с первого по третий классы. Потом, когда переходили в четвертый класс, заклинание менялось: «Только бы по пятый! Только бы по пятый!» После пятого класса, сами понимаете, молили уже: «Только бы по восьмой, только бы по восьмой!»… В общем, любили мы ходить в школу, чего уж там скромничать. Большие поклонники учёбы были…

И вот – из радиоприемника доносятся долгожданные позывные и мягкий баритон нашей местной знаменитости, диктора Юрия Апраксина, которого никто не знал в лицо, но все моментально узнавали по голосу. «Здравствуйте, дорогие товарищи. Передаём информацию о погоде. По данным Гидрометеобюро сегодня в нашем городе минус тридцать семь градусов, ветер северный, порывистый, восемь-десять метров в секунду…»

«Ну, ну…» - кажется, наши сердца сейчас перестанут биться от волнения.

«Передаем сообщение Отдела гражданской обороны».

«Ну, ну, ну…»

«В связи с ухудшением погодных условий…»

«Дядя Юра, не тяни»… -  слёзно молит у радиоточек всё школьное население города.

«…для учащихся с первого…»

И замолк.

Эх, любит Апраксин такие эффекты!

«…с первого по…»

И снова пауза.

Все школьники города застыли в мучительном ожидании! Не томи, дядя Юра!

«…для учащихся с первого… по… восьмой классы…»

«Ура!!!» - вопят учащиеся всего города. Ну, кроме девятых, десятых и одиннадцатых классов, разумеется. Им сегодня не повезло.

«…занятия в школах города и посёлков отменяются. Повторяю. Для учащихся…»

Повторяй, дядя Юра, дорогой ты наш человек, повторяй! Твои слова сегодня – как самая божественная музыка!

- Куда собрался? – грозно спрашивает папа.

- Пап, я на горку, - говорю я,  хватая пальто и шапку.

- Какая горка? Ты что, с дуба рухнул? – кричит папа. – Сорок градусов и метель! Актировка же. 

- Ну, па-а-ап, - тяну я. – И Витька идёт, и Машка, и Артур. Даже Ленка с Игорьком… Мы ещё вчера договорились: если актированный – все идём на горку.

- «Все»! – фыркает папа. – «Все!» А если все пойдут с крыши Дома культуры прыгать, ты тоже за компанию присоединишься?

- Нет, - смеюсь я, - Дом культуры слишком высокий. Горка всё-таки пониже.

- А ты что, с горки собрался прыгать??? – ужасается папа.

- Да нет же! – хохочу я. – Не прыгать, а кататься!

- Совсем с ума посходили… - ворчит папа. – Актированный день – он для чего вам дан? А, мать? – это он уже к маме обращается. Она вышла из кухни на наш спор.

- Я думаю, - говорит мама, - «актировка» дается, когда очень и очень холодно. Чтобы дети не выходили на улицу. Даже в школу. Чтобы не замёрзли. Дома посидели. В тепле. Учебник хоть раз открыли. А не шастали по такой морозяке, охламоны.

- Очень верно! – с удовольствием соглашается папа. – Прямо золотые слова твоя мать сейчас произнесла. Умная, почти как я. Только ты у нас непонятно в кого такой глупенький.

- Чего это я глупенький? – обижаюсь я.

- Того и глупенький, что по личной инициативе собираешься, извиняюсь, попу себе отмораживать. Вешай давай обратно своё пальто.

- Па-а-ап… - чуть не плачу я. – А как же ребята? Артур, Витька… Машка… Ленка с Игорьком…

- У них свои родители есть! - отрезает папа. – Если родителей устраивает, что их дети возвращаются домой с отмороженными попами, это сугубо их проблемы. А нас это не устраивает. Да, мать?

- Да, отец! - говорит мама и, гордо помахивая поварёшкой, возвращается на кухню.

- Ну, па-а-ап… па-а-а-ап….

- Вот это новости, - теряется папа. – Тебе лет-то сколько?

- Де-е-есять…

- Где десять, там и одиннадцать, а то и все двенадцать. Ты что разревелся, как девчонка? А, четвероклассник?

Папа подходит ко мне, аккуратно забирает моё пальто, вешает его на крючок в коридоре. Снимает с меня шапку, кладёт на столик у аквариума.

Да, я знаю, что я уже большой. И вообще мужчины не плачут. Ну так я уже и не плачу почти. Рядом с папой долго не плачется.

- Как вообще в школе-то дела? А то с этой работой с родным сыном не успеваю поговорить. В кои-то веки и я выходной, и ты дома. Хоть пообщаемся, спасибо диктору Апраксину. Как в школе-то, спрашиваю?

- Да в школе ничего, - бурчу я. – Правда…

-  Что «правда»?

- Да ничего…

- Нет, брат. Раз уж начал – договаривай. Или не начинай.

- Да Стас лезет…

- Как лезет?

- В морду.

- Ну, и ты его в морду. Что я тебя, не учил разве?

- Учил, - говорю я, - только он сильнее. Он меня сразу всего побьёт.

- Ладно, - говорит папа. – Покажу тебе ещё пару приёмчиков. В них ничего от силы не зависит. Даже самый слабый человек может сильного свалить. Гляди…

Папа показывает мне «приёмчики». Первый приёмчик выходит неплохо, во время показа второго папа спотыкается и с грохотом падает.

- Приёмчик не получился, - папа смущённо почёсывает ушибленное колено. – Дубль два!

Я уже, кажется, совсем забыл о горке. Так интересно, так здорово рядом с папой. 

- Ну, и много у вас в классе таких Стасов? – прищуривается папа.

- Да нет, так-то я почти со всеми дружу. Друзей у меня гораздо больше, чем врагов, - вздыхаю я.

- Вот и славно, -  говорит папа. – А подруги имеются?

- Да есть одна, - говорю я. Сам не знаю, как это у меня вырвалось. Ведь так стыдно об этом, а тут вдруг взял и признался! Видно, давно хотел с кем-нибудь поделиться…

- Интересно, - осторожно улыбается папа. - Кто же это, если не секрет?

Я краснею. Молчу. Папа не торопит.

- Инна Маркова, - наконец почти шёпотом признаюсь я.

- Маркова? Хм… А, у нее еще отец на цемзаводе работает, да?

- Наверное…

- Понимаю, - серьёзно говорит папа. – Тут, брат, стесняться нечего. Тут ты прямо по адресу обратился. Сам был молод, сам любил. Помню, была у нас в классе такая Света Петрушкина. Так я ради неё из окна выпрыгнул.

- Как выпрыгнул??? – ужасаюсь я.

- Ласточкой, - огрызается папа.

- Пап, ну интересно же, расскажи!

- Ладно, только тихо… - папа понижает голос. – В общем, было примерно так. Эта  Петрушкина давно замечала, что нравится она мне. Вот как-то на новогоднем вечере весёлые все были, носились по школе как угорелые… Петрушкина и говорит мне. Слабо, говорит, тебе, Лохматый, из окна прыгнуть?

- Какой ещё Лохматый? – удивляюсь я.

- Ну, кличка у меня в классе была – Лохматый, - объясняет папа.

- Лохматый, ха-ха-ха! – хохочу я.

- Не смешно, - обижается папа. – Не всегда ж я лысым был. В молодости, совсем наоборот, лохматым. Вот меня так и прозвали. Соответственно голове. Ну и вот. Слабо, говорит, из окна? А я и говорю ей: не слабо! А вот если я выпрыгну и живым останусь – слабо тебе, Петрушкина, пойти со мной в кино? А она говорит: и мне не слабо! Думала, я не прыгну! А я…

Я затаил дыхание. Слушаю папу, уши развесив. Но тут из кухни снова приходит мама.

- Опять про свою школьную любовь вспоминаешь? – улыбается она.

- С чего ты взяла? – краснеет папа.

- А то я не слышала, - говорит мама, – Снова Петрушкина твоя ненаглядная.

- Я говорю… это… - папа совершенно смущён. – Я говорю не «Петрушкина», а «петрушка». Димке задали в школе по биологии. Про петрушку.  А я ему рассказываю. Правда, Димка?

- Нет у нас никакой биологии, - удивляюсь я. – Она только с пятого класса начнётся.

- Что и требовалось доказать! – торжествует мама и шутливо замахивается на папу поварёшкой.

- Как ты меня подвёл… - папа хватается за голову и раскачивается из стороны в сторону. – Как подвёл! И это называется единоутробный сын? Что ж ты, соврать ради меня не мог?

- Не учи ребёнка врать, - серьёзно говорит ему мама.

- Всё-всё, с этой минуты – правда, правда и ничего кроме правды! – клянется папа. 

- Ну-ну, - усмехается мама и возвращается на кухню.

- Пап, - шепчу я, - а дальше что было?

- Ты о чём? – вытаращивается на меня папа.

- Ну… об этой… о Светке Петрушкиной.

- А, ну да! – Папа прикладывает палец к губам: мол, тц-ц-ц! И шепчет: –Я  своему слову всегда был хозяином… Выпрыгнул я из окна. А Светка тоже слово сдержала. И в кино со мной потом пошла. Такая история.

- Как же ты в кино ходил? Ты же весь забинтованный был!

- Чего это весь забинтованный?

- Ну, из окна-то прыгнул…

- А, так у нас одноэтажная школа была, чудачина ты! Прыгнул с первого этажа, там до земли-то полметра, школа барачного типа. Тем более снег лежал, хоть и май. Но у нас же, сам знаешь: что декабрь, что май – одна петрушка!

- Опять про Петрушкину?! – кричит из кухни мама.

- Нет-нет, Фаечка, сейчас действительно про петрушку! – поспешно кричит в ответ папа. 

- Погоди, пап, - говорю я. – Что-то ничего непонятно. Зачем же эта Светка попросила тебя выпрыгнуть, если там не страшно было?

- Ну, дело же не в этом! – сердится папа. – Как ты не понимаешь? Дело в том, что…

Но тут звонит телефон, папа берёт трубку и долго разговаривает с каким-то Судаковым по поводу каких-то материалов…

А за окнами поёт метель. А окна трещат от мороза. А у нас уютно, тепло. Тихо. Если бы папа так не ругался по телефону, и если бы мама не кричала ему из кухни: «Не чертыхайся при ребёнке!»…

Я сижу и думаю. Надо Инну Маркову тоже пригласить в кино. А вдруг она сперва попросит из окна прыгнуть? Ну и что, ну и прыгну. Подумаешь, третий этаж. И снег тем более…

А лучше даже не в кино. Ну чего там, в кино? Темно там, и соседи ржут, и шелуху от семечек тебе под ноги бросают. Лучше – на поиски снежного человека! И ничего я не сумасшедший. Мы с Борькой Левицким решили ещё в том году: чуть только немного потеплеет – и пойдём в экспедицию. Мы и по телевизору видели, и в журнале читали: где-то в наших краях он обитает, снежный человек этот. Где ж ему еще и водиться? Только там, где снег постоянно: на то он и снежный! Большой этот человек, страшный,  шерстью весь покрыт. Морда как у обезьяны. Ходит по нашей тундре, бродит, ждёт, когда его найдёт кто-нибудь.

Вот пойдём мы с Борькой искать снежного человека, а Инну с собой возьмём. Она смелая, хоть и девчонка. А если ей в тундре страшно станет, или холодно, или в болото провалится – я её обязательно успокою, согрею и спасу. Вот.

А потом мы обязательно найдём снежного человека и приведём его в город.  Он только на вид страшный, а на самом деле добрый. И то – человек, не медведь же. Будет он у нас жить на главной площади, в большой красивой клетке, рядом с Домом культуры. Будут на него ребята и взрослые глазеть. А он, такой потешный, будет им рожи корчить и  приплясывать. А про нас с Инной, и про Борьку Левицкого тоже, непременно в газетах напишут и по телевизору покажут. Мол, в таком-то городе такие-то дети поймали снежного человека! Загадка века раскрыта!  Ура!!! И дадут нам каждому по большой медали. А родители будут мной очень гордиться. Особенно папа. Потому что это он только с виду такой ворчун. А так-то он…

Всё. Хватит. Хватит. Не было этого ничего. Папа с мамой расстались почти сразу после моего рождения. Мне уже тридцать пять. Я никогда его не видел. Хотя нет, вру. Видел на маминой свадебной фотографии. Давным-давно, когда ещё мама была жива, когда она ещё даже почти не болела, мы с ней иногда рассматривали альбомы с фотографиями. А так не видел. Не помню. И я его ни в чём не виню. Но иногда, как в детстве, мне очень, очень-очень, до боли в горле, хочется знать, просто знать, что он жив. А я не знаю. Где он, что он, какой он. Пап, отзовись однажды.  Ну пожалуйста. 

 

Не миновать

Я наконец догнал его.

- Александр Сергеич!

Он обернулся, посмотрел с хмурым недоумением. Да, недоумевать было от чего. Одежда моя для XIX века не совсем привычна. Пока по набережной шел, все прохожие оглядывались. Одна лошадь даже хрюкнула от удивления.

- Александр Сергеич, миленький, не ходите туда!

- Куда – «туда»? – раздраженно спросил он.

- Ну «куда-куда»! На дуэль, к Дантесу!

- Как так «не ходите»? Что ж я, трус, по-Вашему? И кто Вы вообще такой, и откуда Вам известно о дуэли?

- Откуда! – я всплеснул руками от возмущения. – Да весь мир давным-давно знает!

Пушкин покраснел. Он был явно польщен.

- Так уж и «весь мир»?

- Ну да! Вы же – знаменитость планетарного масштаба, светило искусства, основоположник современного русского литературного языка…

Пушкин совсем смутился, его хмурый взгляд понемногу начал разглаживаться.

-  Прямо уж основоположник? Это кто вам такое сказал?

- Да с детства внушают!

- Даже так?

- Именно так! Ну зачем Вам эта дуэль, родной наш? Вас же убьют!

- А Вы почем знаете?

- Я – из будущего, понимаете? Из двадцать первого века. У нас такая услуга есть – дорогая, но прикольная: «машина времени» называется. Я целых три года деньги копил, чтобы пользу человечеству принести! Чтобы сберечь классика мировой  литературы!

- Простите, молодой человек, но если это шутка, то, уверяю Вас, глупее шутил только мой бедный покойный друг Антоша Дельвиг…

- Да какая шутка, черт возьми? Всё давным-давно известно: Дантес убьет Вас! А Вы после смерти, как это обычно бывает, прославитесь на всю Россию, а потом и на весь мир! Ваши произведения будут знать и читать все – от мала до велика! На сотню языков переведут!

Краска удовольствия совсем залила лицо великого поэта.

- Да что далеко ходить? – горячо продолжал я. – Мне вон на экзамене по литературе попался вопрос – и то про вашего «Онегина»!

- И что, и что именно? – заинтересовался Пушкин.

- Да как-то так: «Идеи и образы романа А. С. Пушкина «Евгений Онегин».

- Ну, надеюсь, Вы ответили достойно? – осторожно осведомился классик.

- Как Вам сказать… - замялся я. – Не очень.

- Молодой человек! – обиделся Пушкин. – Значит, Вы невнимательно читали «Онегина»!

- Вот и Надежда Викторовна на экзамене так сказала…

- И я с ней согласен! Ведь это же так просто: «Идеи и образы «Онегина»! Вот смотрите… Идеи, значит, такие… - Пушкин задумался. – Такие идеи… Ну, одним словом, много идей у меня там. А образы – так это вообще элементарно: Онегин, Ленский, Татьяна, Ольга, ну и… другие персонажи. Любовь опять же… Она его любит, он ее нет… Потом наоборот, а уже поздно: я, мол, другому отдана и буду век ему верна…

- Вот и я так же говорил! – разгорячился я. – А Надежда Викторовна: «Не надо мне тут содержание пересказывать, как в первом классе!»

- М-да… - удивился Пушкин и почесал кучерявую голову. – Однако времени у меня не так много… Ну, предположим, я Вам верю. Верю, что Вы из будущего и всё такое. Что же Вы от меня хотите?

- Да Господи Боже мой, я же десять раз уже повторил! Я хочу, чтоб Вы не дрались с Дантесом!

- Это исключено. Надеюсь, понятие «честь» сохранилось и в вашем, двадцать первом веке? И потом – меня всё равно найдут…

- Александр Сергеич, голубчик! Я заберу Вас с собой, и никто не найдет! Ни Дантес, ни царь, никто!

-  Куда это «заберу с собой»?

- В будущее! Ну, то есть, в мое настоящее… Знаете, какие у нас доктора теперь? До ста лет доживете, а не до своих жалких тридцати семи! И столько еще гениальных произведений напишете!

- Да, задумок у меня немало: «богат и знатен Кочубей»… - процитировал Пушкин сам себя и скромно потупился.

- Ну вот! Главное – самолечением не заниматься! А то был у нас в начале века такой в Америке – Майкл Джексон звали, тоже суперзвезда. Так он в барокамере спал, чтоб до ста лет дожить. Вот это ему на пользу не пошло…

- А что такое?

- В пятьдесят уже помер.

- Да… Жаль человека. И что он, этот ваш… Джексон? Тоже, вроде меня, поэтом был?

- Вроде Вас, это точно. Но, скорее, в смысле происхождения. А так - музыкант, танцор…

- Ну, Царствие ему Небесное.

- Само собой. Но Вы-то, Александр Сергеич? Вам же жить и жить! Писать и писать! А Вы на верную смерть идете! Ну, поехали? Соглашайтесь!

Пушкин молчал, нервно почесывая бакенбарды.

- Бог его знает… А как же Натали?

- Да не стóит она Вас, Натали эта! Поверьте уж! Историки давно про нее узнали, какая она была… нехорошая…

- Но-но-но, молодой человек, полегче! За такие слова можно и Вас на дуэль вызвать!

- Вызовите! – отчаянно закричал я. – Вызовите! Убейте меня, но только сами живите! А еще лучше – не надо никого убивать, а просто поехали со мной… Мы Вам таких Натали найдем – закачаетесь! Не губите себя! Не сиротите мировую литературу!

Пушкин молчал. И я молчал. Стояли, ждали чего-то. Мимо карета проехала. Потом еще одна. Потом какая-то красивая дама подошла, в глазах – восхищение.

- Простите, Вы Пушкин?

- Пушкин, Пушкин… - рассеянно ответил Александр Сергеич.

-  А можно… мне в альбом…автограф? – дама протянула шикарный альбом и перо.  Пушкин взял альбом и перо, присел и начал что-то быстро писать.

Осчастливленная дама ушла, гордо помахивая альбомом.

- Ну так как? – снова спросил я.

- Да никак, - ответил Пушкин, вздохнув. – Возвращайтесь к себе, молодой человек. Чему быть – того не миновать. Раз убьют – значит, Бог того хочет. А против Бога, сами знаете… Счастливо оставаться.

Он вдруг улыбнулся смущенно, наклонился к самому моему уху и шепотом спросил:

- А что, прямо-таки весь мир читать будет?

- Ну да!

- От мала до велика?

- Без сомнения!

- И «Полтаву», и «Медного всадника», и «Капитанскую дочку»?

- В обязательном порядке! Во все школьные программы войдете! - заверил я. – А «У Лукоморья дуб зеленый…» вообще как «Отче наш» заучат!

- Да… - Пушкин выпрямился. Гордость и безмерная печаль боролись на его смуглом, маленьком, прекрасном лице. - Ну, тогда тем более: и умирать не страшно…

Он снова вздохнул, крепко пожал мне руку и быстро зашагал прочь. Дул резкий, обжигающий ветер.

Я растерянно стоял посреди улицы. Мне было очень грустно. Правда, абонемент был на три поездки. Так что есть еще возможность…

Ну, к Лермонтову и смысла нет отправляться – он со своей «честью» и подавно откажется дуэль с Мартыновым отменить.

Может, к Чехову? У нас сейчас такие классные санатории есть для туберкулезников. И лекарств навалом изобрели… А там, глядишь, Чехов согласится – и к Гоголю по пути заверну. Хоть мобильный телефон ему оставлю, чтоб из гроба звякнул в случае чего. Главное, баланс ему не забыть пополнить.

 

                                            Курочка Ряба

                                 Из жизни школьного театра

 

ВОЖАТАЯ. Торжественный концерт ко Дню учителя завершает театральная студия «Веселые ребята»! Юные артисты покажут современную пьесу по мотивам русской народной сказки «Курочка Ряба»! Режиссер -  наш любимый педагог-организатор, она же завуч по воспитательной работе, она же учитель химии, она же физкультуры, она же литературы, она же классный руководитель десятого «а» и второго «ж» - Елизавета Харитоновна Кляп. Просим!

Аплодисменты.

Пауза.

Аплодисменты повторяются.

На сцену выбегает Кляп.

КЛЯП. Просим прощения, маленькая техническая неувязка. У Курочки Рябы клюв отвалился.

Аплодисменты, одобрительный смех.

Под песню «Ну где же вы, девчонки, девчонки, девчонки?» на сцене появляется Дед.

КЛЯП (кричит кому-то наверху). Николай Терентьич, что  за фонограмма?! 

ГОЛОС СВЕРХУ. А чо?

КЛЯП. Боже мой! Дискотека у нас вечером! А сейчас извольте поставить «Утушку луговую», как договаривались!

ГОЛОС СВЕРХУ. И чо орать… Ща «Утку» вашу врублю…

КЛЯП. Ох, Николай Терентьич, дождетесь! Если бы не праздник…

Звучит «Утушка луговая». Кляп победно исчезает за кулисами.

ДЕД (некоторое время удивленно глядя ей вслед). О-о-ох, Бабка…

БАБА (выбегает). Здравствуй, Дед.

ДЕД. Здорово, старая.

БАБА. Бороду поправь: сползла.

ДЕД. Ась?

БАБА. Бороду, говорю, поправь, глухая тетеря!

ДЕД. На себя посмотри: парик на подбородке! А скажи ты мне, старая, как поживает наша Курочка Ряба?

БАБА. Да ничего, вроде… Вон ей клюв пришивают.

 

Под бурные аплодисменты появляется Мышка.

МЫШКА (густым басом). Пи, пи, пи! Пи, пи! Пи-пи-пи! Здравствуй, Дед! Здравствуй, Баба! А где ваша Курочка Ряба? Пи-пи-пи! Пи-и-и…

ДЕД (Мышке). Болван, Курочка еще не вышла! Куда раньше времени прешься?

МЫШКА. Сам болван! Поговори еще… Пи-пи-пи. (Смущенно поигрывая хвостом, прячется за кулисы.)

 

Появляется Курочка Ряба.

КУРОЧКА. Ко-ко-ко! Ко-ко-ко! Очень было нелегко! Снесла я вам яичко вот такое: не простое, а золотое!

ДЕД. Ух ты!

БАБА. Ах ты!

ГОЛОС СВЕРХУ. «Все мы – космонавты!»

КЛЯП (вылетает на сцену, кричит кому-то наверху). Николай Терентьич, выключите свой проклятый микрофон! (Исчезла.)

 

Курочка, Дед и Баба стоят на сцене и молчат. Пауза.

ДЕД (Курочке). Чего молчишь? Язык проглотила?

КУРОЧКА. Слова забыла.

БАБА. А голову не забыла?

КУРОЧКА. Лучше бы подсказали.

ДЕД (язвительно). А вот не хочет ли нам Курочка сказать: «Посмотрите, какое – золотое-золотое!»

КУРОЧКА. Да, да! Именно это и хочу сказать! Посмотрите какое – золотое-золотое!

Пауза.

ДЕД. Где яйцо-то?!

КУРОЧКА.  Я забы-ы-ыла-а-а…

БАБА.  Пей таблетки от склероза!

Кляп за кулисами хватается за голову, мечется, исчезает, тут же возвращается с футбольным мячом и швыряет его на сцену.

ДЕД, БАБА, КУРОЧКА (потрясенно). Что это?!

КЛЯП (шепотом из-за кулис, на весь зал). Пусть будет яичко!

МЫШКА (неожиданно опять появляется). Пи-пи-пи! Пи, пи! Здравствуй, Дед! Здравствуй, Баба! А где ваша Курочка Ря…

КЛЯП (выскакивая на сцену и хватая Мышку за руку). Бубнов, разгильдяй! Лучше б ты так на уроках отвечал, как на сцену лезешь! Рано еще! (Утаскивает удивленную Мышку за кулисы.)

КУРОЧКА (берет футбольный мяч). Видите, какое я вам яичко снесла!

ДЕД. Да уж… Аршавин обзавидуется… (Стучит по мячу огромной деревянной ложкой.) Бью, бью – не разобью! Бью, бью – не разобью!

БАБА. Ну, Дед, мало ты каши ел! Давай я попробую! (Отбирает у Деда мяч и ложку.) Бью, бью – не разобью! Бью, бью – не разобью!

ДЕД. Как же нам разбить золотое яичко?.. Зрители, не подскажете?

ГОЛОС СВЕРХУ. Зачем ващ-щ-ще золотые яйца бить? Драгметалл же! Продали бы лучше, или вон хоть бабке на серёжки переплавили. Театр, тоже мне.

КЛЯП (выскакивает на сцену, кричит кому-то наверху). Николай Терентьич, вы уволены!

ГОЛОС СВЕРХУ. Ой, боюсь, боюсь.

 

Пауза.

Аплодисменты.

Пауза.

Аплодисменты повторяются.

Из-за кулис вылетает Мышка и падает в зал.

ГОЛОС КЛЯП ИЗ-ЗА КУЛИС. Когда не надо – лезет, когда надо – спит!!!

Мышка, отряхиваясь хвостом, карабкается на сцену.

МЫШКА (густым басом). Пи-пи-пи. Пи-пи-пи. Здравствуй, Дед. Здравствуй, Баба.

ДЕД. Здоровались уже!

МЫШКА. Странно. А я не помню. Ну ладно… Э-э-э… (Чешет затылок.) А! Вспомнил!  Где ваша Курочка Ряба?

БАБА. Да вот же она, перед тобой! А что?

МЫШКА. Э-э-э… (Чешет затылок.) Да так, ничего… Просто у нее клюв сейчас опять отвалится.

Неожиданно и оглушительно лопается мяч.

Мышка снова падает со сцены.

Бурные, долго не смолкающие аплодисменты.

Артисты раскланиваются под фонограмму песни «Владимирский Централ».

Педагоги бегут за праздничный стол.

Елизавету Харитоновну уносят в медпункт.

                              З А Н А В Е С