Первое сентября – это праздник всего, что начинается.

 А значит, начало новых историй, приключений, открытий.

 Истории, как водится, бывают веселые и грустные, озорные и поучительные, школьные и все остальные…

 Позвольте Вам представить в этот день некоторые из них.

 

Начнем мы с сюрприза (а какой же праздник без сюрпризов!)

 В этот свое  первое произведение в прозе представляет  Вашему вниманию замечательный детский поэт  Ю. Поляков.

Пожелаем ему неиссякаемого вдохновения и множества творческих удач, а также наград и публикаций уже не только поэзии, но и прозы.

  

Папина гордость

            Мой папа в школу прежде никогда не ходил. Но недавно мама ему сказала:

  - Мне надоело воспитывать сына одной! Пойдёшь на собрание, пусть в школе узнают, что у ребёнка есть отец.

              Папа вздохнул тяжело, но возражать не стал.

  В четверг вечером он надел выходной костюм, повязал галстук и направился в школу.

  Папа вошел в класс, когда собрание только начиналось.

  - Ваша фамилия? – спросила учительница у папы.

  Услышав фамилию Иванов, учительница даже приподняла указательным пальцем очки:

  - Иванов? – в её голосе прозвучало искреннее удивление. – Проходите, Иванов, у нас сегодня будет серьёзный разговор.

  Папа сел на свободное место за последней партой.

  - Наконец-то мы имеем счастье лицезреть папу Иванова, - начала учительница. – Вы, папа, должны интересоваться успеваемостью сына. Вы давно в дневник заглядывали? Он просто пестрит от двоек! А поведение! Ваш сын на прошлой неделе в кабинете химии намазал учительский стул суперклеем! А вчера он похитил из живого уголка крысу и подложил её в сумку завучу…

  - От этого Иванова спасу нет, - подхватила чья-то мама. – Он мою Настеньку постоянно жабой обзывает!

  - А моего Мишеньку курить учил…

  - А моего Петеньку компотом в столовой облил…

  - А моей Верочке живого таракана за шиворот бросил…

  - Надо, папа, что-то с сыном делать, - продолжила учительница. – Так и до милиции недалеко. Ваш Вася совсем отбился от рук.

  Папа наконец-то робко подал голос:

  - Жора… Моего сына зовут Жора.

  - Вы даже не знаете, как вашего сына зовут! Вашего сына зовут Василий! Василий Иванов! - настаивала учительница.

  - Да нет же, - сказал папа с некоторым сомнением в голосе. – Моего сына зовут Георгий… Георгий Иванов.

  - Двадцать лет в школе работаю, а такое впервые вижу! – сокрушённо произнесла учительница. - Товарищи родители 7-Б класса! Мы имеем дело со случаем крайней педагогической запущенности…

  - Простите, - сказал папа, - мой Жора учится в 5-А…

  Учительница перестала говорить о педагогической запущенности и опять подняла очки указательным пальцем:

  - Так вы папа Иванова из 5-А? – удивилась она. – Тогда вы другой Иванов, вам на другое собрание, в соседний класс.

  … Домой папа вернулся в приподнятом настроении.

  - У нас очень хороший сын, - сказал он маме. – Георгий достойно носит нашу фамилию – Иванов! Его дневник пестрит тройками, но не двойками! Он мяукал на уроке пения, но не мазал суперклеем стул учителя! Он выпустил из живого уголка ёжика, но не похищал крысу и не подкладывал её в сумку завуча! На перемене он играл в карты с Мишенькой, но не учил его курить! Он показал язык Настеньке, но ни разу не обозвал её жабой! Он испачкал мелом пиджак Петеньке, но не обливал его компотом. Он принёс в спичечном коробке в школу таракана, но никому не кидал его за шиворот! Мы можем гордиться нашим сыном!

  И папа одобрительно похлопал меня по плечу, сияя от гордости. 

 

 

 

ЖЕЛАЕМ ВСЕМ НОВЫХ ТВОРЧЕСКИХ НАЧИНАНИЙ, ПРОДОЛЖЕНИЙ И ОТКРЫТИЙ!!!

ПУСТЬ ОНИ БУДУТ ДОБРЫМИ, РАДОСТНЫМИ И УСПЕШНЫМИ!!!

 Ваши редакторы

 Ну а теперь нас ждут еще несколько историй любимых нами авторов.

 

ПОСЛЕДНЯЯ БИТВА ФЕДЬКИ ЛОШАДКИНА

Эльвира Смелик

 

Во втором «Б» появилась новенькая. Невысокая, худенькая, бледная. С огромными светлыми глазами и длинными густыми ресницами.

Она походила на дорогую фарфоровую куклу. Родители такую обычно ставят в шкаф на са-амую верхнюю полку. Чтобы дети не взяли и случайно не сломали во время игры. Уж очень легко она бьется!

Новенькую звали Варя. Учительница второго «Б» с опаской оглядела ее и посадила прямо перед собой, на первую парту. Рядом с Платоном, самым умным мальчиков в классе.

Варя дисциплинированно прошла на место, неслышно села на стул и аккуратно сложила перед собой руки. Правую поверх левой – как полагается.

Ее острый локоть едва не уперся в Платонову руку. И Платон боязливо отодвинулся.

Варя представилась ему такой хрупкой и нежной, что казалось: одно неосторожное касание, и она рассыплется, разлетится на сотни маленьких разноцветных осколков.

Федька Лошадкин из четвертого «В» заметил новенькую второклассницу уже на следующий день.

Незнакомая тощая девчонка не носилась сломя голову по рекреации вместе со всеми остальными, а тихо стояла у окна. Она сразу бросилась Федьке в глаза, и тот несколько дней внимательно наблюдал за ней.

Иногда тощая беседовала с известным зазнайкой и заумником Платоном, иногда смотрела в окно. Но чаще стояла просто так.

Федька Лошадкин любил время от времени показать свою силу.

Зачем? А это как пелось в одном известном мультфильме: «Чтобы все дрожали! Чтобы уважали!» И хотя дрожали перед Лошадкиным далеко не все, и совсем уж никто не собирался его уважать, но…

Если Федька говорил: «Мое!», ему не возражали. Если Федька утверждал: «Я здесь стоял!», все послушно расступались. А если Федька резко вскидывал вверх свой увесистый кулак, малышня из первых классов мгновенно разбегалась врассыпную.

Вот почему время от времени Лошадкин любил показать свою силу. Ну, а чтобы зрелище получалось по-настоящему впечатляющим, выбирал себе в жертву кого-нибудь послабее. Кто ни защититься не мог, ни ответить ударом на удар. У кого от единственного обидного слова слезы появлялись в глазах.

Новенькая, по мнению Федьки, годилась здесь больше всего. И повод, чтобы к ней прицепиться, нашелся легче легкого.

На самом деле – чего она? Ни к кому не подходит, ни с кем не разговаривает, дружбы не заводит. Будто бы она лучше всех. Задается! Как тут ее ни проучить?

Лошадкин подступил к новенькой на переменке после второго урока, дернул за короткую тугую косичку.

- Эй, ты чего здесь стоишь?

Варя удивленно посмотрела на него огромными светлыми глазами.

- Разве я тебе мешаю?

- Еще как мешаешь! – злорадно ухмыльнулся Лошадкин. – Свет загораживаешь!

Он довольно глянул в сторону зрителей.

Те, кто находился поблизости, уже забросили свои занятия и теперь наблюдали за Федькой и новенькой. Смотрели на Варю с сочувствием, но вмешиваться не решались. Кому же хочется связываться с задирой Лошадкиным?

А Федька под чужими взглядами и вовсе разошелся.

- А ну, катись отсюда, дохлятина!

Он схватил новенькую за тощее запястье и с силой дернул. Девочка покачнулась и свободной рукой тоже вцепилась в Лошадкина.

«Сейчас хлопнется и заревет!» - заранее торжествуя, подумал Федька. Чем громче плакал и кричал пострадавший, тем значительней казалась Лошадкину его победа.

Но тут Варя присела, проскользнула под Федькиным локтем, развернулась, и Лошадкин полетел кверху тормашками. И сам хлопнулся на пол. Со всего маху! Да с таким грохотом, что эхо от него долго носилось по всем четырем школьным этажам. А потом вылетело в распахнутое окно директорского кабинета. И вместе с ним вылетела и растаяла где-то в соседнем микрорайоне грозная слава Федьки Лошадкина.

 

  

Ку-ду

Виктория Топоногова

 

На переменке между русским и литературой Лёвка Иноходцев стоял в школьном коридоре, внимательно изучая извилистую трещину на стене и прикидывая, что если её сфотографировать и перевести в негативное изображение, то она будет похожа на молнию. Дело в том, что друг его, Валька Ветров, вот уж неделю болел, и теперь приходилось Лёвке в одиночку стены рассматривать…

В это время Лина Красухина, проходя мимо Лёвки, ехидно прищурила глазки, быстро повернулась к нему и вдруг показала язык. Лёвка недоумённо посмотрел на неё и покрутил пальцем у виска.

– Сам дурак! – парировала Лина.

– Иди-ка ты, Краснухина, куда шла, – ответил Лёвка. Они с Валькой частенько называли Красухину Краснухиной, чтобы немножко осадить, если та слишком нахально себя вела.

– Ты опять? – вскинулась Лина, – Опять обзываешься? – и вдруг как заверещит на весь коридор: – Елена Анатольевна! Иноходцев опять обзывается!!!

Подошла их классная, Елена Анатольевна:

– Ну, что опять случилось?

– Иноходцев опять обзывается! – повторила Красухина, скрестила руки на груди и надула губы, ожидая справедливой кары для обидчика.

– Она первая начала, – возразил Лёвка, – она меня дураком назвала.

– Нет, это ты, ты первый меня дурой назвал!

– Я?! – не выдержал Лёвка, – Ничего подобного! Не обзывал я тебя!

– А кто тогда пальцем у виска покрутил? Это и есть обзывательство!

– Это – не обзывательство! А ты мне язык показала, вот я и покрутил пальцем!

– Язык – это не считается! Язык я и врачу показываю, когда просят, врач же не обижается!

– Но я-то не врач! Чё ты мне язык свой высовываешь? Вот я и показал тебе… диагноз!

– Елена Анатольевна! Вот он опять! – взвизгнула Красухина.

– Елена Анатольевна! Скажите ей, чтоб она прекратила! – возразил Лёвка, – Ну почему с девчонками всё так сложно? Была бы она пацаном, я бы уж давно ей в глаз засветил!

– Ну нет, так конфликты нельзя решать, – авторитетно заявила Елена Анатольевна, – мы же не первобытные люди!

– Причём здесь первобытные? – удивился Лёвка, – Были же раньше дуэли! И не обязательно до смерти, но если оскорбили человека, то чем ответить?

– Ну-ну, дуэлянт! Да тебе слабó меня на дуэль вызвать! – вставила Лина.

– Чего это вдруг слабó?

– А то, что оружие выбирает тот, кого вызвали на дуэль. Правильно, Елена Анатольевна?

– Ну, вроде бы так… – сказала классная.

– Вот видишь! – продолжала Лина, – А тебе с моим оружием точно не справиться!

Такой поворот событий совсем сбил Иноходцева с толку. Она что, кун-фу тайком занимается? Или магией вуду на досуге увлеклась?

– Вот видишь, Иноходец, слабó тебе меня на дуэль вызвать.

– Елена Анатольевна, она сама нарывается, – сказал Лёвка, – Можно, я ей в глаз засвечу?

– Ни в коем случае, – замотала головой классная.

– Тогда придётся её действительно на дуэль вызвать. Это можно?

– Раз сама напрашивается, то я не против. Только без мордобоя, – осторожно добавила Елена Анатольевна.

– Ну, давай, Краснухина, рассказывай, какое оружие ты себе выбрала.

– Опять обзываешься?!

– А что? Может, ты меня тогда на дуэль вызовешь? А я оружие выберу, – съязвил Лёвка.

– Ну уж нет, ты меня первый вызвал! А оружие моё вот – ку-ли-на-ри-я! – торжественно произнесла Лина.

Елена Анатольевна облегчённо вздохнула. Самое страшное в демократии – её непредсказуемость. Но кулинария, это, кажется, не опасно. Нет, про яды лучше не думать… Да и какие яды?! Это же четвёртый класс, у них и химии-то ещё не было.

А Иноходцева этот ответ как-то не обрадовал. Он из всей кулинарии умел делать только бутерброды с сыром или колбасой. А если очень голодный, то с сыром и колбасой одновременно.

– Елена Анатольевна, а вы будете нашим судьёй, ладно? – затараторила Лина. – Мы принесём то, что приготовим, а вы попробуете и скажете, кто выиграл! Хорошо?

Но Елена Анатольевна уже прониклась доверием к демократии.

– Давайте так. Сегодня понедельник, вы за неделю подготовитесь, а в пятницу принесёте на классный час свои кулинарные произведения. Сделаем общее чаепитие, и тогда весь класс вас и рассудит! – предложила она.

Эта мысль Красухиной очень понравилась, покрасоваться перед всем классом она любила. А Иноходцев ощутил себя в ещё большем затруднении.

Через полчаса уже весь класс знал, что у Иноходцева с Красухиной кулинарная дуэль. В исходе поединка практически никто не сомневался, и мальчишки пытались подбодрить Лёвку, предлагали принести мамины и бабушкины рецепты всяких вкусностей, а то и вовсе купить что-нибудь эдакое в магазине. Но Лёвка только рукой отмахивался.

Дома помочь тоже было некому. Мама приходила со смены поздно, успевала только тетради мельком посмотреть, какие уж тут уроки кулинарии?

Поделился Лёвка проблемой с отцом. Тот руками развёл, я мол, в этих делах помощник не очень толковый.

– А впрочем, – сказал отец, – чтобы было вкусно, вовсе не обязательно кулинарный техникум заканчивать.

– Да я кроме бутербродов вообще ничего не умею, – вздохнул Лёвка.

– Значит, сделаешь бутерброды.

– Бутерброды?! Да меня засмеют!

– А ты сделаешь такие бутерброды, что не засмеют. Такие, как мама на праздники готовит.

А мама и правда умела делать шикарные праздничные бутерброды, да такие, что пальчики оближешь!

– А что? – сказал отец, – Я маме помогал, рецепт знаю. Тут и надо всего ничего: майонез, чеснок, петрушка, помидоры и хлеб. Ты справишься.

Лёвке стало немного спокойнее. Получалось, что вроде бы и просто бутерброды, и в то же время вкуснющие.

На следующий день папа купил чеснок, петрушку и помидоры, и начал обучать Лёвку бутербродным премудростям. Лёвка научился чистить чеснок, продавливать его через чеснокодавилку (тут нужна, кстати, недюжинная сила), и замешивать в майонез вместе с петрушкой (которую предварительно надо было помыть и порезать). Получался очень красивый, с зелёными листочками, чесночный майонез. А дальше и вовсе легко: ровно нарезать белый хлеб, что Лёвка и так умел, намазать его чесночным майонезом и разложить сверху кружочки помидоров. Красота! Только с помидорами тоже пришлось помучиться, прежде чем Лёвка научился их резать ровно, а не давить. Тут есть один секрет – нож должен быть идеально острым, тогда он помидоры не мнёт. Отец научил Лёвку и нож точить.

Мама, придя с работы, очень удивилась, отчего это её мужчины вдруг кулинарией занялись. Но Лёвка с папой решили про дуэль маме пока не говорить, чтобы не волновать. Так и радовали её до конца недели всё более ровными и красивыми бутербродами, вроде бы просто так.

Другу Вальке, который уже выздоровел, Лёвка тоже приносил попробовать свои творения. Валька жевал и прямо с набитым ртом выразительно показывал мимикой и руками, что да, вкусно, просто необыкновенно.

– Классно ты подготовился к ку-ду! – хитро подмигивал он другу после трапезы.

– К какой ещё ку-ду? – недоумевал Лёвка.

– Это сокращённо «кулинарная дуэль», для секретности!

– Да какая уж тут секретность, – отмахивался Лёвка.

К чаепитию на классном часу четвёртый А подготовился основательно. Весь класс решил внести свою лепту в застолье. Принесли и конфет, и печенья, и чипсов, а Валька даже две банки шпрот притащил. Девочки помогали накрывать на стол, а мальчишки обступили Лёвку:

– Ну что? Принёс что-нибудь?

– Принёс! – и Лёвка показал глазами на большой пакет в углу.

Всё уже было готово, когда вошла Елена Анатольевна. Вместе с ней появилась и сияющая Красухина, держа в руках огромную круглую коробку.

– Ну что же, господа дуэлянты, – сказала Елена Анатольевна, показывайте, что вы нам приготовили.

Красухина открыла коробку и водрузила на стол большой белоснежный торт. На белом фоне аппетитно выделялись разноцветные цукаты и шоколадные фигурки животных. По классу пронёсся восхищённый вздох. Лёвка достал из пакета глубокое блюдо, наполненное бутербродами, лежащими слоями. К сожалению, некоторые из них, оказавшиеся с краю, немного помялись, и кружочки помидоров кое-где съехали с хлеба, но в целом всё выглядело замечательно. Однако ни в какое сравнение с тортом бутерброды не шли…

– Ну что, Елена Анатольевна, чьё блюдо лучше? – насмешливо спросила Лина.

– Пока мы видим только внешний вид, – сказала та, – и по этому параметру у тебя точно призовой балл.

– Ура! – Лина и поддерживающие её девочки радостно запрыгали и захлопали в ладоши.

– Но для кулинарного произведения важен не только внешний вид, – продолжила Елена Анатольевна.

– Он и на вкус замечательный! – заверила её Лина, – Просто пальчики оближешь!

– Давайте так, – сказала Елена Анатольевна, – Вы пока садитесь, наливайте чай и начинайте есть. А я пойду позову для чистоты эксперимента завуча, – и она вышла за дверь.

– Отлично! – закричали школьники и задвигали стульями, рассаживаясь за стол и передавая друг другу чайник.

Много всего было на столе, но Валька Ветров первым делом потянулся к Лёвкиным бутербродам, которые уже успел полюбить за это время. Остальные мальчики последовали его примеру. Лёвкина тарелка пустела на глазах.

– Лина, ну что же ты? Разрезай торт! – зашептали девочки, которым не терпелось попробовать эту красоту на вкус.

– Нет, пусть сначала завуч посмотрит, а то весь эффект пропадёт, – неумолимо ответила Лина.

Ну что ж, тут и девочки решили попробовать Лёвкины бутерброды.

– Слушайте, а они на самом деле очень вкусные! – воскликнула Таня Веселова.

Уже через мгновение Лёвкина тарелка была абсолютно чистая, и даже подтёкший кое-где майонез подобрали кусочками хлеба. Неожиданно быстро закончились и шпроты, а потом уж ребята взялись за чипсы и сладости. И только белоснежный торт в цукатах и шоколадках стоял неприступной твердыней посреди разбитого наголову кулинарного войска.

Даже вошедшую Елену Анатольевну ребята заметили не сразу.

– Ну как, вкусно? – спросила она, подсаживаясь к столу со своей чашкой.

– Вкусно, очень! – закричали ребята.

– Да уж, опоздала я на бутерброды. А вам они понравились?

– Просто объеденье!

– А что же торт никто не попробовал?

– Так Линка не даёт! Всё завуча ждёт.

– Кстати, Елена Анатольевна, где же завуч? – возмущённо спросила Лина.

– Завуч занята, она не смогла прийти, – ответила Елена Анатольевна, – но я не просила нас ждать, напротив, сказала, чтобы начинали есть.

– Да Линка просто жадина! Или боится, что у неё невкусный торт!

– Очень даже вкусный! – закричала Лина и начала резать торт.

– Думается мне, что Лёва Иноходцев заработал призовой балл за доброту, – объявила Елена Анатольевна.

– Так не честно! – возразила Лина, – Доброта – это не кулинарное качество!

– Очень даже кулинарное, – сказала учительница, – Разве можно себе представить злого, жадного повара? Какие же блюда выйдут из его рук?

– Недослащённые! С костями! С тараканами! – закричали ребята.

– Вот-вот, – сказала Елена Анатольевна, – так что доброта – очень важное качество для повара. Да и в любой другой профессии оно ценится на вес золота. Не хотелось бы иметь дело ни со злым врачом, ни даже с продавцом.

В это время Лина уже нарезала торт, и разложила его всему классу на блюдца. В считанные секунды посуда опустела. Торт действительно удался на славу. Такой лёгкий, воздушный, он просто таял во рту.

– Ну так что же, чьё блюдо вкуснее? – спросила Елена Анатольевна.

– Лёвкино! – загудели мальчики.

– Линино! – не уступали девочки.

А надо сказать, что мальчиков и девочек в классе было примерно поровну. Так что шум поднялся неимоверный.

– Ну всё, всё! – сказала Елена Анатольевна. Вижу, что понравились оба блюда. Так что счёт нашей кулинарной дуэли 2:2, ничья.

– Так нечестно! – надула губы Лина.

– Честно-честно! – возразил Валька, – Я теперь тоже научусь такие бутерброды делать! Вот мама удивится! Лёвка, научишь?

– Конечно! – откликнулся польщённый Лёвка.

– И нас! И нас! – закричали другие мальчики и даже некоторые девочки.

– Да всё очень просто! – сказал Лёвка. – Берёте чеснок, давите его в чеснокодавилке, смешиваете с майонезом. И петрушку туда добавляете порезанную. И мажете на хлеб. А потом помидоры сверху кладёте. И всё!

– Классно! Обязательно дома сделаем! – загудели ребята.

– А может, и Лина поделится с нами рецептом своего торта? – спросила Елена Анатольевна.

– Рецептом? – замялась Лина. – Да я не помню уже, там так много всего… И вообще, это, может быть, наш семейный секрет!

– Да она и не готовила ничего! – вдруг сказала Катя. – Это всё бабушка её сделала, а она только в школу отнесла!

– А вот и неправда! – вскинулась Лина. – Я цукаты раскладывала!

– И только-то? – засмеялись ребята. – Тогда Лёвка точно победил!

– Да, пожалуй, вы правы, – сказала Елена Анатольевна. – Придётся добавить Лёве балл за самостоятельность.

Вот так и окончилась эта кулинарная дуэль. Впрочем, Лина обещала в следующий раз выбрать не кулинарию, а косметику…

 

 

 

Шестиклассник Серафим

Сергей Махотин

 

Неизвестно, о чём мечтала Таня Косарева, когда её вызвали к доске читать наизусть Пушкина. Она, будто очнувшись, тряхнула головой и начала мягким певучим голосом:

Духовной жаждою томим,
В пустыне мрачной я влачился, -
И шестиклассник Серафим
На перепутье мне явился...

      Девятый класс захохотал. Молодая учительница не выдержала и засмеялась тоже. Улыбнулась и Таня. "Надо же, - удивилась про себя, - какая оговорка смешная!"
      Никто примерную Таню не заподозрил в озорстве. Все видели, что она случайно оговорилась. От этого было ещё смешнее. Кто-то крикнул, что в шестых классах и правда есть Серафим. Решили, что на перемене его нужно отыскать. В общем, урок был скомкан.
      Серафим Перецын ничего этого не знал. Шла география. Географ Юрьич рассказывал про лесотундру. День шёл как обычно и не обещал сюрпризов.
      И перемена началась как обычно - шумно и бестолково. Скользкий линолеум в коридоре, крики и беготня. Перецын не сразу обнаружил, что оказался вдруг в окружении взрослых ребят. Те смеялись и похохатывали, глядя на него свысока, и беспрестанно повторяли: "Шестиклассник Серафим!"
      Наконец это им наскучило и они ушли, оставив его в покое. К Перецыну приблизились шестиклассники. Толстый Юрка Бурлакин, показывая на него пальцем, крикнул во всё горло: "Шестиклассник Серафим!" И все захохотали, даже девочки.
      Впервые в жизни Перецын ощутил одиночество.
      Его называли Серафимом одни учителя. Дома всегда звали Симой. В классе тоже Симой и ещё Перцем. На Перца он охотно отзывался, ибо имя своё не любил. Но что поделаешь, раз так назвали...
      - Зря ты, - говорила мама. - Красивое имя. Дедушка твой был Серафим Львович, папа Лев Серафимович, ты опять Серафим Львович. Родится у тебя сын - будет Лев Серафимович. И не прервётся цепочка поколений.
      - А если дочь?
      - Что?
      - Если родится дочь?
      - А не беда, - смеялась мама и ворошила его рыжеватые волосы. - Что-нибудь придумаем.
       Новое прозвище прилепилось к нему как липучка. Прозвище обидное и странное. Ну как можно обижаться на "шестиклассника Серафима", когда он и есть шестиклассник Серафим! Но было всё равно горько на душе. Он пробовал отвечать обидчикам тем же, кричал в ответ: "А ты - шестиклассник Юрка! А ты - шестиклассник Славка!" Без толку. Издевательски звучало только его прозвище - "шестиклассник Серафим".
      Он перестал улыбаться, нахватал двоек и похудел.
      - Что происходит? - недоумевал географ Юрьич. - Что с твоим взглядом, Перецын? Он потух! С таким взглядом ты завалишь мне районную олимпиаду.
      - А он у нас "шестиклассник Серафим"! - гоготнул на задней парте Юрка Бурлакин.
      Класс захихикал. Юрьич, ничего не поняв, лишь развёл руками.
      Как-то на лестнице его окликнула Таня.
      - Привет, шестиклассник Серафим! Вот, значит, ты какой. Совсем не страшный Серафим. А я из-за тебя чуть четвёрку не получила.
      "Ненормальная", - подумал Перецын.
      - Да не дуйся, я ведь не нарочно. Ты сам-то "Пророка" читал?
      - Какого ещё пророка?
      - Пушкинского, какого! Прочитай, развеселишься.
      Об этом нелепом разговоре он вспомнил через несколько дней, когда вытирал пыль с книжной полки. Бросил на подоконник тряпку и вытащил Пушкина в мягкой обложке. "Пророк" обнаружился на 156 странице.
      Стихотворение поразило Перецына.
      Строчки вспыхивали, как ожившие вулканы, непонятные и страшные: "неба содроганье", "жало мудрыя змеи", "отверзлись вещие зеницы"! Что это за шестикрылый Серафим такой? Зачем он вырывает у героя язык, грудь ему рассекает мечом? А герой, этот самый пророк, не умирает, несмотря на ужасные пытки. Ему даже как будто и не больно. Сейчас встанет как ни в чём не бывало и пойдёт глаголом жечь сердца людей. Тоже непонятно: зачем их жечь и что вообще значит - "жечь глаголом"? Много было в стихотворении странного, оно волновало, беспокоило. "Гад морских подводный ход" пробирал до мурашек.
      - Сима, ты уже убрал свою комнату? - крикнула из кухни мама.
      Он сунул Пушкина в школьный рюкзак и взялся за веник.

      Перецына продолжали дразнить. Но он уже привык к своему одиночеству и не испытывал прежней горечи. Двойки он исправил, на географической олимпиаде заработал грамоту, и Юрьич досрочно наградил его годовой пятёркой. Всё это случилось как бы само собой и потому не слишком обрадовало. Иная радость согревала его душу. "Пророка" он уже давно знал наизусть. Знал, что означают вышедшие из употребления слова: виждь, внемли, десница. Но самое главное, он полюбил своё имя - Серафим.
      Зима в том году выдалась снежной, морозной и долгой. Прихватила март. А в апреле вдруг сразу стало тепло, почти жарко. Грохотали оттаявшие водосточные трубы. Повсюду текли бурливые ручьи и речки. Вода заливала подвалы, выталкивала крышки канализационных люков. В один из таких люков Серафим и провалился.
      Рядом со школой возвышалась гора строительного песка, оставшаяся ещё с прошлогоднего ремонта. На горе стоял брошенный рабочими большой деревянный барабан без электрокабеля. Вода подточила песок. Барабан качнулся и покатился, набирая скорость, в сторону стройплощадки.
      Серафим коротал большую перемену, бесцельно слоняясь по школьному двору. Когда он увидел мчащуюся огромную катушку, у него похолодел затылок. У турника, с закрытыми глазами, подставив солнцу лицо и шею, загорала старшеклассница. Барабан почти бесшумно летел прямо на неё. Оставалось каких-то метров десять. 
      - Беги! - выкрикнул Серафим сухим ртом, сам бросился к ней через поребрик и ухнул с головой в ледяную воду...
      Врач определил воспаление лёгких.
      Через неделю домой к Серафиму пришла Таня Косарева. Она о чём-то поговорила с мамой и вошла к нему в комнату.
      - Можно? 
      "Ненормальная", - узнал её Серафим.
      - Меня зовут Таня. Здравствуй.
      - Здравствуй. Меня - Серафим.
      - Я знаю, - Таня улыбнулась. - Ты мне даже снился.
      "Ненормальная и красивая", - подумал Серафим. У него опять начали гореть щеки и лоб, поднималась температура. Хотелось выбраться из-под одеяла, но он не смел.
      - Я пришла тебя поблагодарить, - сказала Таня, помолчав. - Ты меня спас.
      Серафим с трудом сообразил, что это на неё катился тогда деревянный барабан. Голова налилась свинцом. Он попробовал приподняться.
      - Лежи, лежи, - забеспокоилась Таня. - Я сейчас уйду, к тебе нельзя надолго. 
      Она вытащила из сумки двухлитровую бутылку лимонада и три апельсина.
      - Поправляйся. Ты теперь мой друг, мне тебя Бог послал. Не сердись на меня, пожалуйста.
      Она наклонилась и поцеловала его в горящий лоб. Губы были прохладны. Серафим зажмурился и не спешил открывать глаза, не зная, что говорить и как себя вести с красивой Таней. А потом он уснул.
      "Почему у тебя шесть крыльев?" - спросил он во сне.
      "Не крыльев - крыл", - поправил его ангел.
      "А у меня такие будут, я ведь тоже Серафим?"
      "Будут, но не скоро. Не торопи время своё".
      "Я слышу тебя, но не вижу твоего лица. Какой ты?"
      "Нельзя тебе видеть лица моего. Живи, мальчик".
      Кризис миновал. Болезнь медленно отпускала Серафима. До летних каникул он провалялся дома. В школе Юрьич настоял, чтобы Перецына перевели в седьмой класс вместе со всеми, ручаясь, что за лето тот всё наверстает. Так оно и случилось. А когда наступил сентябрь, Серафима уже не дразнили. Потому что прозвище "семиклассник Серафим" даже Юрке Бурлакину казалось лишённым всякого смысла и юмора.

 

 

 

Шедевр

Дмитрий Сиротин

 

- А теперь, мои любознательные друзья, предлагаю вам пройти в зал, где представлены работы замечательного русского художника второй половины девятнадцатого века Ивана Ивановича Шишкина.

   Экскурсовод и дети с учительницей прошли в зал Ивана Ивановича.

- Думаю, дорогие ребята, даже те, кто никогда не слышал фамилии Шишкина… - радостно продолжила экскурсовод, но ее перебил Сева Хомяков.

- Почему – «никогда не слышал?» - удивился Сева. - У нас вон в классе Пашка Шишкин есть. Только и слышим: «Шишкин-прогульщик, Шишкин-двоечник!»

   И Хомяков указал на Пашку Шишкина. Дети рассмеялись. Учительница разозлилась. Пашка Шишкин моментально зарядил Севе Хомякову подзатыльник. Хомяков ответил Шишкину той же любезностью.

- Так, а ну прекратили, а то кто-то сейчас отправится к директору, он недалеко! – сказала учительница. – Продолжайте, пожалуйста, товарищ экскурсовод.

- Ребята! – продолжила экскурсовод. - Если вы даже и не слышали фамилии художника, то, по крайней мере, видели вот это!      

   И она торжественно указала детям на картину «Утро в сосновом лесу».

- Ух ты! – восторженно выдохнули дети.

- Какой большой фантик… - протянул Хомяков. – Пашка, Шишкин, неужели это ты нарисовал?

- Не-а, я бы так не смог… - серьезно отозвался Шишкин. – Это ж какая конфетища должна быть, чтобы ее в такой огромный фантик завернуть.

   И Шишкин облизнулся.

- Детки, простите, но это – не фантик, – натужно улыбаясь, объяснила экскурсовод. - Это знаменитая картина «Утро в сосновом лесу», написанная в тысяча восемьсот…

- Да ладно Вам! – перебила Надя Лапшина. - Что ж мы, по-Вашему, конфет не ели? Это просто большой фантик от конфеты «Мишка косолапый». Ну все же знают!

- Да-да, все знают! – подтвердил Гриша Бойко. - «Мишка косолапый!» По лесу идёт!

- Шоколадно-вафельные! – добавила Вера Козлова. - Вкуснятина!

Экскурсовод растерянно переводила взгляд с картины на делегацию.

- Ну как же так… Да, это произведение использовалось в конфетной промышленности, но… в первую очередь мы видим гениальное полотно! Иван Иваныч его не для конфет, извините, писал! – разозлилась она наконец.

- А для чего он тогда его писал? – запальчиво крикнул Пашка Шишкин.

- Для искусства! – рявкнула экскурсовод. – А конфеты – это уж, извините, без его участия!

- Такая большая – а детей обманываете, - грустно подытожил Сева Хомяков. - Фантики вместо картин показываете.

- Это полотно!

- Фантик!!!

- Шедевр!!!

- Да не волнуйтесь вы так. Кто ж спорит, что не шедевр? – успокоила экскурсовода добрая Таня Смирнова. – Шедевр, конечно! Как в магазине увидишь – так сразу целое кило купить хочется, честно-честно!

- Это – не фантик! – завопила экскурсовод. – Это – картина! А вы… вы… маленькие невежи! Товарищ педагог, как Вы можете спокойно стоять и слушать это безобразие?

- Простите, я засмотрелась… - вздрогнула учительница.

- Вот видите, неучи, учительница-то ваша в искусстве – понимает! – обрадовалась экскурсовод.

- Да… - вздохнула учительница мечтательно. - Бывало, в детстве развернешь такую конфету, а фантик с мишками приклеишь на дверь туалета… Теперь уже мне шоколадных конфет нельзя… Зубы берегу.

- Боже! - экскурсовод воздела руки к небу. - Боже! Если ты видишь… Прости этих современных безграмотных людей! Когда искусство столько лет вытравляли из наших душ… Чего хочу я? Прости и ты их, великий Шишкин!

- Да ну… Какой я великий… - смутился Пашка Шишкин. - Двоечник, прогульщик… Надьке Лапшиной кузнечика в портфель подложил…

- Где?! – взвизгнула Надька и в ужасе отшвырнула свой портфель подальше.

- Так! – гаркнула учительница. – А ну прекратили, или кто-то сейчас опять в зал авангардистов пойдет в наказание!

Экскурсовод схватилась за сердце.

Но в это время к делегации подошел директор школы.

- Господа, что за шум? – спросил директор тихо и строго.

Все испуганно смолкли.

- Мужчина, Вы кто? – тяжело дыша, спросила экскурсовод.            

- Разрешите представиться, - вежливо, но с достоинством ответил директор. – Григорьев Николай Арсентьевич, директор школы, где учатся эти гаврики. Решил вместе с ними, так сказать, приобщиться к прекрасному. Что опять натворили?

- Уважаемый товарищ директор! Скажите Вы им: что это? – и экскурсовод трагическим жестом указала на мишек.

- А что это? – в свою очередь спросил у экскурсовода директор.

- Это я Вас спрашиваю – что это? – парировала экскурсовод.

- Неужели Вы сами не знаете? – расстроился директор. - Странно слышать такое от экскурсовода.

- Да я-то знаю, а они – нет!!!

- Ах, вот оно в чём дело… - огорчился директор. - Ай-ай-ай, ребята… Как не стыдно? Ведь это же «Утро в сосновом лесу» Шишкина.

- А!!! – экскурсовод запрыгала от радости. - Что я говорила? Значит, не фантик? Не фантик?! Спасибо вам, товарищ! Остались еще образованные люди в нашей стране!

Экскурсовод с чувством пожала интеллигентную, но крепкую руку директора и умчалась за валидолом.

Директор сурово оглядел смущенных детей и не менее смущенную учительницу.

- Эх вы, пещерные люди. Довели экскурсовода! Как же можно великую картину – фантиком называть? А Вы, Анжелика Борисовна? Ведь учитель рисования всё-таки! Понимаю, что только после института, но элементарные знания должны же быть… Стыдно мне за вас! Стыдно!

Все понурились. Даже медведям с картины, казалось, стыдно стало…

- Ну ладно! – улыбнулся директор. - Я сегодня добрый, так что всех прощаю… Кстати. Нашёл тут один зальчик, пойдемте покажу: там такая огро-о-омная конфетная коробка висит – не поверите! Помню, в детстве объедался!

Директор облизнулся и потащил успокоенных детей и учительницу к картине великого русского художника Васнецова «Богатыри».

 

 

 

Подготовила Екатерина Лазаренко