Подготовила Елена Овсянникова
Дорогие друзья!
Обычно на странице ТО ДАР не принято поздравлять с днём рождения. Но сегодня день рождения человека, благодаря которому и существует сегодня наше Творческое объединение детских авторов России. Существует и развивается. Мы сотрудничаем с издательствами детской литературы, с многими российскими и зарубежными детскими журналами. У нас работают странички в соцсетях, где рассказывается о новых книгах членов ТО ДАР. Мы в курсе творческих достижений наших авторов, мы выпускаем свой журнал. И всё это заслуга и труд Татьяны Шипошиной.
Татьяна Владимировна Шипошина – писатель и поэт, автор более пятидесяти книг, в том числе книг познавательных и методических. Многие книги были переизданы.
Член Московского городского отделения СПР. Председатель ТО ДАР (Творческого объединения детских авторов России). Главный литературный редактор сайта ТО ДАР «Дети и книги». По первой специальности – детский врач с сорокалетним стажем.
Автор и соавтор нескольких книг издательства «Сфера».
Печатается в журналах для детей, в т.ч. «Мурзилка», «Костёр» и многих других.
Лауреат и дипломант многих литературных конкурсов, в том числе «Новая детская книга» Росмэн, «Новая сказка» «Аквилегия-М», «Добрая Лира» (победитель), «Золотое перо Руси», «Русский Stil», Корнейчуковской премии, неоднократный лауреат Международного литературного конкурса им. С. Михалкова (в издательстве «Детская литература» изданы две книги – «Ангелы не бросают своих», 2015 и «Тайна горы», 2017), лауреат Премии «Просвещение через книгу» Московской Патриархии, 2018. В 2017 книга «Стена с ангелами» вошла в двадцатку конкурса «Книга года – выбирают дети».
Обладатель знака «Золотое перо Руси», ордена В.В. Маяковского, медали «Наставник молодёжи» и других литературных наград.
Интервью Свято-Елисаветинский монастырь (подготовила Виктория Зварич) –
https://obitel-minsk.ru/chitat/den-za-dnyom/2019/tatyana-shiposhina-nuzhno-tem-kto-pishet-dumat
– Татьяна, расскажите немного о себе. Где Вы росли, учились и кем работали?
– Я родилась и выросла в Крыму, в городе Феодосии. Считаю это место на Земле одним из самых творческих: галерея И. К. Айвазовского, плеяда учеников Ивана Константиновича, Коктебель – созвездие поэтов и художников серебряного века… Мой отец, В. А. Макашов, преподавал в художественной школе. Вышел в художники из самых низов.
Картина кисти отца Т. Шипошиной
Могу сказать, что я выросла в «художке». Когда мне исполнилось лет десять, директор художественной школы и одновременно директор галереи И. К. Айвазовского известный художник Н. С. Барсамов написал мой портрет. Сейчас портрет в Симферопольской картинной галерее.
Я, конечно, видела себя только художником. Но тяжело заболела в возрасте 14 лет. Заболела почти смертельно. После того как выздоровела – решила стать врачом. Хирургом. Причем настолько категорично, что полностью запретила себе рисовать, чтобы не отвлекаться от главного.
Портрет Т. Шипошиной. Художник Н.С. Барсамов
– Какие книги Вы любили читать в детстве, в юности? Может быть, какие-то авторы произвели на Вас особое впечатление?
– Я читала очень много. Помню, лежала в больнице, в изоляторе, и учила наизусть «Маленького принца». Детское переложение. Просто, для себя. Лет в 15 прочла собрание сочинений А. П. Чехова. Читала Толстого, Достоевского. Гоголя люблю – «Мёртвые души» читала и перечитывала. С удовольствием читала «взрослого» Марка Твена, люблю «Янки при дворе короля Артура». Колоссальное впечатление на меня произвели «Сто лет одиночества» Габриэля Гарсиа Маркеса – но это уже лет в 16‒17. Когда перечитывала в 40 лет – впечатление уже изменилось. А вот «Трех мушкетеров» не смогла осилить даже на треть: мне стало скучно.
– Ваши стихи о морях и океанах стали текстовой основой творческой раскраски «Подводное царство». А Вы в детстве любили рисовать, раскрашивать?
– Насчет рисовать – о, да! Море в том числе. Но, скажу честно, раскрашивать не любила. Мне всегда хотелось «за рамки». Правда, в те времена не было и таких хороших раскрасок (улыбается).
– Ваши произведения любимы многими православными воцерковлёнными людьми. А как Вы пришли к вере?
– Я выросла в атеистической семье. В начале девяностых, если вы помните, стали появляться экстрасенсы всех мастей. Мне не давал покоя вопрос: почему я бьюсь над больными, а они – не выздоравливают? А у экстрасенсов – раз, и выздоровел. Стала я искать этому причину. Занялась йогой. Помогло. Я человек пытливый. Стала копать – почему же помогло? Ну, и докопалась до языческих божеств, до индуизма, до культов.
Трудно всё рассказать в двух словах. Мой приход к вере через язычество был трудным и настолько выстраданным, что по силе я сравнивала его для себя с рождением ребёнка. Возможно, даже сильнее – я до сих пор ощущаю это событие как второе рождение.
– Повлиял ли приход к Богу на Ваше желание стать писателем?
– У меня никогда не имелось чего-то подобного желанию стать писателем. Просто, когда я запретила себе рисовать, стихи оставались. На стихи не нужно много времени. Они или есть, или их нет. Иногда я записывала их, иногда нет. Впервые собрать стихи решила только после сорока лет.
Кроме стихов сочинялись ещё сказки. А затем – как прорвало. Сыну купили компьютер. Я села и стала стучать по клавиатуре без пробелов и знаков препинания – настолько оно должно было выплеснуться – всё, что копилось столько лет. Мне исполнилось сорок восемь, когда это произошло.
Первая моя книга вышла, когда мне было 50 лет. За 15 лет издано более 40 книг, детских и взрослых, не считая книг, написанных в соавторстве, и сборников. Многие повести переизданы два-три раза, а одна – четыре.
Без прихода к Богу, я думаю, моего «писательства» не существовало бы вообще. Либо оно было бы похоже на здание без фундамента или на дверь без ручки (улыбается).
– Татьяна, как Вы находите темы для новых произведений? Есть ли у Вас любимые темы, над которыми Вам интереснее всего работать?
– Я счастливый человек. Мне не требовалось специально искать темы для книг – темы толпились, толкались и требовали, чтобы я взяла именно их, а не другие.
Так продолжалось чуть более десяти лет. В начале я совершенно не умела писать. За десять лет немного научилась, и как раз тут темы перестали толкаться (улыбается).
И тогда я попросила: «Господи, Пресвятая Богородица, я вроде бы чуть-чуть научилась! Пожалуйста, подскажите мне, куда приложить это умение? Пропадает же зря!»
Иногда тема всплывает сама, пару раз – приходила во сне. Иногда подходит человек и требует: «Напиши вот про это!» Если я верю ему — я бросаю всё и пишу то, о чём он просит. По-разному бывает...
– А для кого Вам больше нравится сочинять? Для детей или взрослых?
– Не имеет значения. Просто в голове что-то переключается. Пишу – и плачу, и смеюсь.
– Читаете ли Вы свои произведения Вашим детям, внукам?
– Моя внучка сейчас один из главных моих критиков. Ей 20 лет. Она сама пишет прекрасные стихи, вращается в молодёжной поэтической среде. И критикует нелицеприятно.
Второму внуку скоро три года. С ним мы только начинаем.
Ещё мой старший сын хороший критик. Ему чуть за сорок. Может «разгромить» в пыль. Особенно тяготение мамочки к прямой морали и нравоучениям. Это хорошо. Когда я отвечаю ему, то должна найти такие аргументы, которые его убедят. И научиться убирать из книг прямую мораль и нравоучения.
– Как Вы думаете, какой должна быть детская книга сегодня?
– Если говорить о книгах для малышей, то я могу сказать, что сейчас есть прекрасные книги для маленьких. С чудесными иллюстрациями.
И даже не буду говорить о каких-то плохих текстах, которые тоже есть. Всегда были тексты и плохие, и хорошие. Но ни в моём детстве, ни в детстве моих детей не было таких прекрасных иллюстрированных книг – настоящие художественные произведения, а не книги. Другое дело, что они дороги. Но это другая тема.
А что касается книг для подростков – тут стоит выделить два аспекта: литературный и мировоззренческий.
И эта проблема стоит, как никогда, остро. Хорошая подростковая книга должна быть талантливо, современно написана. Без прямой морали и нравоучений. Чтобы не подгоняла куда-то, не насильно тащила, а заставляла думать. И при этом была бы правильна мировоззренчески!
На вручении премии им. С. Михалкова
К сожалению, мы часто видим талантливо исполненную мразь, и это касается не только книг! И видим сладкое многословное нравоучение, приправленное картонными героями. Не знаю, что хуже.
Сюда добавим проблемы хорошего финансирования книг определённого толка и слабого финансирования иных. Плохую рекламу хороших книг и хорошую – плохих.
Ибо многое издаётся на «свои» деньги, а у кого есть «свои»? Или деньги спонсоров. А у кого есть спонсоры? Кто они, спонсоры?.. Не сбрасываем со счетов и общую тенденцию стремления людей к потребительству и гаджетному рабству.
Так что... это самый, наверное, сложный вопрос. Нужно тем, кто пишет, – думать (улыбается). Наши слова отзываются в душах, в сердцах читателей, и мы отвечаем за них. Думать нужно и нашим издателям, и тем, кто над издателями. Кого растим, как растим...
– Что Вы можете пожелать нашим юным читателям?
— Читать. Думать. Сравнивать. Записывать свои вопросы, искать на них ответы. Если ответы появляются не сразу — не паниковать, не пускаться во все тяжкие. Ответы — есть, они придут, когда вы будете готовы.
Не идти по пути наименьшего сопротивления. Верить.
А у нас в библиотеке журнала Аватарка есть книга Татьяны Шипошиной «Зонтичный человечек» с авторскими иллюстрациями
Давайте пожелаем Татьяне Владимировне здоровья, успехов, множества замечательных книг и реализованных планов!
Бродячий кактус
Мама тащила Саньку за руку из детского сада. Саньку и два пакета с продуктами.
Не то, чтоб Санька устал, нет. Просто ему нравилась сумрачная улица. Солнце спряталось за дома, а фонари ещё не зажглись. Вот Санька и старался идти помедленнее, чтоб полюбоваться мерцающей синеватой улицей.
Снег почти растаял, а листочки зелёные – ещё не появились. Так, кое-где почки набухли.
Весна... Воздух свежий.
Возле мусорных бачков, при входе во двор, Санька приостановился. Около бачка валялся круглобокий ребристый кактус в разбитом горшке.
– Мама! Смотри!
– Саша, я же говорила тебе, что мне надо скорее домой! Мне работу надо доделать!
– Мам! Смотри, кактус валяется!
– Ну, и что? Мало ли что люди выбрасывают!
– Ма, но он же – живой!
Санька изо всех сил «затормозил».
– Ма!
– У меня нет сил с тобой! – вздохнула мама и поставила пакеты с продуктами прямо на асфальт. – Иди, смотри.
Санька склонился над разбитым горшком. И подумал:
«Интересно... Интересно, больно ли кактусу валяться на мусорке? Может, кактус даже плачет... По-своему, по кактусному. По кактусовому. И вообще, ему, наверно, холодно. Ведь родина кактусов – дикие прерии Южной Америки...»
Это Санька хорошо знал, потому, что недавно видел, по телевизору.
– Ма, а давай его домой заберём, – попросил Санька.
– Так и знала, что этим сейчас всё закончится, – вздохнула мама. – То ты хотел подобрать котят, а неделю назад – бродячего щенка. А ухаживать за всеми – кто будет?
– Мамочка! Давай подберём хотя бы «бродячий» кактус! – Санька распрямился и теперь смотрел на маму широко распахнутыми глазами. – Его же не надо выгуливать!
– Хорошо, что не бродячий баббаб! – вздохнула мама ещё раз. – И как ты его собираешься тащить? Он же – колючий!
– Это он так защищается!
– К сожалению, от некоторых вещей он не может защититься, – покачала головой мама. – Впрочем, этим кактус похож на человека. Так бывает: кто-то колючки выставляет, а его просто берут, и выкидывают. Вместе с колючками.
Санька не совсем понял то, о чём говорила мама. Но он понял главное – мама согласна! Мама согласна приютить «бродячий» кактус!
Кое-как Санька с мамой подняли беднягу с помощью пакета. И Санька понёс домой этот пакет со спасённым жителем прерий Южной Америки.
Вместо того, чтоб заняться «доделыванием работы», маме пришлось ещё раз выйти из дома, чтобы купить в цветочном магазине новый горшок и специальный грунт для кактусов. И вот слегка пожухлого, желтовато-зелёного бедолагу, наконец, извлекли из пакета и пересадили в новый обширный горшок с новой землёй. Корешки у кактуса оказались короткими и почерневшими.
– Не отойдёт, – вздохнула мама. – Не спасём!
Санька закусил нижнюю губу и изо всех сил подумал: «Спасём! Спасём! Пожалуйста, кактус! Давай, спасайся!»
Потом мама и Санька два часа сидели и вытаскивали из рук и из других, самых неожиданных мест, тонкие кактусовые колючки.
Санька вытаскивал колючки молча, так как чувствовал себя немного ответственным за нового члена семьи, а вот мама высказала кактусу обиду:
– Вот, – говорила она. – Мы его спасли, а он нас своими колючками наградил!
Кактус ничего не отвечал. Вероятно, он сожалел. Но не мог иначе. Он же – кактус...
Мама это поняла. Ставя новый горшок с кактусом на подоконник, мама сказала:
– Но ладно, ты кактус. А вот некоторые люди тоже стараются уколоть своих близких. Самых близких. До тех, кто выбрасывает, их колючки не достают...
Санька обнял маму:
– Мам, не грусти...
– Ладно, Саня. Но раз уж мы этого колючку приютили, надо почитать в интернете, как правильно за ним ухаживать. Как его поливать, удобрять и всё прочее. Раз уж мы его взяли... будем смотреть за ним, как положено. И учти – многое придётся делать тебе самому. Ты понял это?
– Мамочка! Спасибо тебе! – Санька ещё крепче обнял маму.
Когда мама вышла на кухню, Санька тихо прошептал кактусу:
– Ты не бойся, мама добрая. А я тебя буду поливать. Я тебя...
Санька хотел сказать кактусу, что будет его любить. Но как-то постеснялся. Только погладил пальцем ребро кактуса, даже не боясь, что снова подцепит колючку.
Кактус ожил. Более того. Ближе к маю выпустил мохнатую почку, которая оказалась бутоном. Санька наблюдал за тем, как бутон растёт. Смотрел каждое утро и каждый вечер, до детского сада и после. А уж в выходные – по десять раз на дню.
Однажды под вечер мама сказала:
– И правда, как человек. Отогрелся и оказалось, что даже колючки способны благодарить. По-своему, по-своему...
Наконец, наступил тот день, когда коричневый лохматый бутон превратился в прекрасный белый цветок.
Хорошо, что это случилось в субботу. У мамы выходной, и Саньке не надо в детский сад.
Санька и мама любовались цветком...
Нужны ли слова при этом?
Отблески облаков
(отрывок)
ГЛАВА 1
Ехала деревня мимо мужика
– Это возмутительно! – воскликнула Лидия Петровна.
– Это не лезет ни в какие ворота! – развела руками она же.
Тут надо сделать небольшую паузу, потому, что Еремей Новослободский сейчас же представил себе, как цифры, толпой, лезут в новые ворота. Ворота деревянные и выкрашенные в ядовито-зелёный цвет.
Сбоку сидит собака. Дворняга.
Тут, сама собой, звучит песенка о том, что:
Ехала деревня мимо мужика,
Вдруг из-под собаки лают ворота!
Воротам сразу же захотелось залаять, но они не смогли – их пасть была забита цифрами. Цифры лезли одна на другую и толкали друг друга. В давке даже отрывались некоторые детали – например, к ногам Еремея уже свалилось несколько чёрточек. А под воротами сидел помятый ноль и вытирал слёзы.
Интересно, а что там, за зелёными воротами? Куда цифры лезут? Еремей даже встал пару раз на цыпочки, чтоб разглядеть – что там, за новыми воротами? Но цифры толпились и пинались! Их было так много, что разглядеть ничего не удалось.
– Новослободский! Ты почему пляшешь? Я с тобой разговариваю, или не с тобой? Или ты опять куда-то «улетел»?
Еремей Новослободский, ученик второго класса, стоял около парты. Но это только так казалось. Потому, что около парты стояла внешняя часть Еремея. А его мыслительная часть только что ломилась в новые ворота. Но в ворота пролезть не удалось.
– А? – спросил Еремей. – Чего?
В классе сразу стало шумно. От смеха.
– Прекратите! – повысила голос Лидия Петровна. – Садись, Новослободский. – Наверно, мне придётся вызвать в школу твоих родителей. Итак, вычитание в столбик. К доске пойдёт… пойдёт… Ну, давай, Полякова. Давай! Хоть один человек в классе…
Лидия Петровна не договорила. Но все поняли.
Хоть один человек в классе не только разобрался с вычитанием в столбик, но и сможет спокойно провести эту манипуляцию у доски.
Света Полякова! Светочка! Поляковочка! Две тугие косички. Заплетены сверху, от самого лба. Кажется, что брови у Поляковой подняты из-за этого в вечном вопросе: «Кто тут ещё сомневается, что я в этом классе – первая ученица?»
Всё у этой Поляковой так ровно и чисто, так правильно, что прямо так и хочется…
Не подумайте, что хочется помять ей тетрадку или подкинуть лягушку. Нет!
Хочется прокричать: «Слава Поляковой!»
– Слава Поляковой! – совершенно искренне почти прокричал Еремей Новослободский.
Лидии Петровне ничего не оставалось, как только метнуть в сторону Еремея пару молний. Но Лидия Петровна была учительницей начальных классов, а не древнегреческим богом Зевсом-Громовержцем. Настоящих молний не получилось. Если бы Лидия Петровна оказалась вдруг настоящим Зевсом-Громовержцем, то тетрадь Еремея Новослободского – точно бы воспламенилась.
А так – нет, ничего.
Еремей даже понюхал тетрадь. Гарью не пахло.
– Молодец, Света. Садись. Может, кто-то ещё хочет к доске?
Голос Лидии Петровны звучал очень грозно, и Еремей превратился в человека невидимку. К сожалению, в невидимку могла превратиться только его мыслительная часть. А вот наружная, как назло, продолжала сидеть за партой и отсвечивать радугой в глазах Лидии Петровны.
– Послушаем-ка мы Петрова! – вынесла приговор Лидия Петровна. – Петров, к доске!
Проходя мимо парты Еремея, Толик Петров успел пнуть товарища в бок. «Товарища» – скорее по несчастью, а не по дружбе. Потому, что в классе их было двое – таких вот, выдающихся учеников.
Петров и Новослободский!
Как у каждого из выдающихся людей, у Петрова и Новослободского имелись свои особенности. Но об этом – позже. А пока Петров толкнул Новослободского в бок, и от этого в тетради Новослободского провелась дугообразная линия через половину листа.
Что отнюдь не добавило этой многострадальной и видавшей виды тетради чистоты и красоты.
«Это – мост! – подумал Еремей Новослободский, глядя на дугообразную черту. – Только куда?»
ГЛАВА 2
Ерёма-Ерёма, сидел бы ты дома!
О! О!
Петров!
Петров «плавал у доски», но проблема заключалась в том, что и плавать Петров толком не умел – так, барахтался по-собачьи.
– Ну… берём пятёрку… и туда её…
– Смелее, Петров. Сколько будет от двенадцати отнять пять? Детский сад, ясельная группа.
– Раскладываем…
– Раскладывай, Петров. Что будем раскладывать?
– Пятёрку…
– Петров! Думай, Петров!
Тут Лидия Петровна, как всегда, выдавала желаемое за действительное. Два понятия: «Петров» и «Думай» – никак не сочетались.
Еремею стало жалко Толика Петрова. Как ни странно, он уже давно решил пример. То есть, он решил пример не в столбик – он просто увидел, сколько получится. Там, в уме. Поэтому он взял Петрова за руку, прицепился вместе с Петровым к столбику с примером, и унесся в высокое звёздное небо.
Можно сказать, в Космос.
Без скафандров. Потому, что мыслительной части человека не нужен скафандр.
Для Еремея лететь – дело привычное, а вот мыслительная часть Петрова испугано озиралась, и даже попыталась спрятаться.
Прятаться в Космосе – бесполезно. Там – все мысли видны, всё нараспашку. Каждый передвигается со скоростью своих мыслей. Может, поэтому Петрову немножко неуютно, так как Еремей тащит его за руку. Вместе со столбиком нерешённого примера. Петров – не успевает ориентироваться, хватает ртом воздух и через некоторое время просит:
– Ерёма, подожди!
Толик совершенно не замечает, что мимо них уже два раза проплыл ответ на пример. На тот самый, ранее написанный им на доске.
В Космосе – хорошо. Простор. Тёмное небо, сияющие звёзды. Сколько их?
Ага… В столбик!
Одна звезда, вторая звезда…
– Полетели назад! – канючил Толик Петров, не выпуская из рук столбика с примером.
– Петров, хватит дрожать! Отпусти пример на волю и давай складывать в столбик звёзды!
Пример улетел, а вместе с примером улетел и ответ на него. Толик так и не понял, что это был ответ…
Петров испугано озирается, берёт одну звезду и с трудом взгромождает её на другую.
– Ну, и столбище! А до обеда успеем?
– Только о своём животе и думаешь! В Космосе всё по-другому. Мы можем здесь гулять бесконечно!
– Не, – отвечает Петров. – Я не хочу – бесконечно. Я хочу в столовую. Пюре с сосиской, пирожок. Компот!
– Звёзды! В столбик!
- Пирожок!
– Звёзды!
– Ща, как вмажу – будут тебе и звёзды, и столбики! – не выдерживает Петров. – Сейчас же опусти меня обратно! А то… а то…
Еремей, конечно, понимает, что здесь, в Космосе, Толик Петров ему совершенно не страшен. Космос – это не столовая, где Петров силой может присвоить чужую сосиску, или пирожок соседа.
Космос – это не школьный двор, где Петров может «дать по шее», «накостылять» и «припечатать».
Здесь, в Космосе, можно переместиться в такие дали… Правда, в самые далёкие дали Еремей ещё не летал. Страшновато. А вдруг там – чёрная дыра? Или страшная звезда – «Красный карлик», который всех к себе притягивает, и никого не отпускает?
Только Еремей подумал, что, и вправду, пора возвращать Петрова на место, как очнулся.
Его трясла за плечо Лидия Петровна:
– Новослободский! Ты где? Ау, Новослободский!
– Ау, – ответил Еремей. – Я тут.
Как только стены в классе не рухнули – не понятно. От смеха, конечно.
– Прекратите смеяться! – прикрикнула Лидия Петровна. – Ты, Еремей, решил пример?
– Решил, – промямлил Еремей.
– Сколько получилось?
– 47.
– Хорошо. Правильно. А как ты решал? Где столбик? Столбик где?
Тут Еремею показалось, что на него надвигается чёрная дыра и спрашивает: «Где столбик? Столбик где?»
– В Космосе, – ответил Еремей. – Он там летает.
Еремея и школу спас звонок. А то школа бы обрушилась, а вместе с ней – и Еремей – распался бы на мелкие звенящие осколки.
ГЛАВА 3
Крыша не летает, а ездит
На переменке (а следующей переменой была, конечно, большая), Толик Петров не побежал сразу в столовую, а стоял и поджидал, пока Еремей сложит в ранец книжки, тетрадки, а также пенал.
Еремей нарочно складывал всё это медленно-медленно, в надежде, что аппетит у Толика пересилит жажду мести.
Но Толик встал у двери в класс, как столб.
Не как столбик, а именно – как столб.
Толик – на полголовы выше всех в классе. Некоторых – и на целую голову. Но это не прибавляет содержания голове Толика. Кроме того, Толик весит килограмм на десять больше среднего второклассника.
В спорах Толик использует следующие аргументы: подзатыльники, щелбаны, толчки и подножки.
Чаще всего, в спорах Толик побеждает. И выражает радость победы громким хохотом и выкрикиванием разных лозунгов, типа: «Так тебе и надо, курица-помада!», «Туда тебе и дорога!», «Иди-иди, жалуйся, маменькин сынок!»,
Чаще, чем к другим ребятам в классе, Толик пристаёт к Еремею. Может, из-за имени, а, может, ещё из-за чего-то. Уж очень Еремей отличается от всех, но от Толика – больше, чем от остальных.
Еремею ничего не оставалось, как двинуться, наконец, навстречу опасности.
Толик сразу приступил к делу. Он схватил Еремея «за грудки», и прижал его к стене:
– Ты куда это улетаешь, а?
«Значит, это всё – правда? – радостно подумал Еремей. – Даже Толик Петров подтверждает…»
– Отстань, Толик! Я в этих столбиках ещё сам не разобрался!
Еремею вдруг стало противно. Словно бы он оправдывается, чтоб подзатыльник не получить. Но ведь он понял, как надо вычитать в столбик, только на этом уроке. Ещё даже не попробовал, но уже понял.
Как он мог рассказать о том, откуда в его голове иногда появляются ответы! Он же и сам не знает, откуда. Да разве мог он сказать Толику, что просто пожалел его, плавающего у доски, и взял с собой «полетать»!
Толик получил двойку. В дневник. Вот Толик и искал, на ком бы сорвать злость.
А срывать злость лучше всего на ком?
Во-первых, на том, кто слабее.
Во-вторых, на том, кто может куда-то «улететь»!
Все над ним смеются, а он – хоть бы хны! Посреди урока – взял себе, и «улетел»! Да ещё и откуда-то знает ответ примера, хотя не умеет вычитать в столбик!
Вот что вы на это скажете?
Обидно?
Да.
Надо подзатыльник дать?
«Да!» – так думают, конечно, не все. Но Толик Петров думал примерно так. Еремей отряхнулся, поправил пиджачок и всё же спросил раскрасневшегося и потного Толика:
– Толян, а ты помнишь, что мы «летали» вместе с тобой? Ну, мысленно… Ну, это… складывали звёзды в столбик. Не помнишь?
– Ну, Ерёма, у тебя совсем крыша поехала, – Толик даже сделал шаг назад. – Тебе в дурдом надо. Ща, вмажу пару раз, чтоб крыша на место встала!
– Не помнишь… – с сожалением покачал головой Еремей. – А я подумал… Я подумал, что ты меня поэтому ждёшь… Здорово же там... Ну ладно.
У Толика Петрова не нашлось больше слов. У него даже подзатыльника больше не нашлось. Он только покрутил пальцем у виска и развёл руки. И пошёл в столовую, пока пюре и сосиска ещё совсем не остыли.
Кстати, Лидия Петровна, замечание в дневник всё-таки и Еремею записала.
Что может привести к последствиям. Пока ещё неясно, к каким.
Начало новой повести
ЧАСТЬ 1
ГЛАВА 1
Павел Иванович Стрешнев, петербургский адвокат, возвращался домой из адвокатской конторы, в которой служил.
Тревожно на душе Павла Ивановича. Тяжело заболела его единственная дочь.
Дочь зовут Наташей. Натальей. Наточкой. Когда она была маленькой, вместо «Наточка» – говорила «Неточка». Так и осталось «домашнее» имя – Неточка, для своих.
Четвёртые сутки металась девочка в жару. Ничего не ела. Пила с ложечки, по капельке – не могла глотать от боли. Няня и жена сменяли друг друга, ни на минуту не покидая больную.
Доктор поставил диагноз: «ангина».
Сказал:
– Как бы, батенька, не дифтерит...
Дифтерит – болезнь страшная, смертельная. Это всем известно. Да и ангина – не лучше. С латыни переводится, как «удушающая». Ему ли, адвокату, не знать латыни...
На Невском, где находилась адвокатская контора, гулял холодный, пронизывающий ветер. Под ногами хрустела ледяная корка, ноги скользили, в лицо летел мокрый снег. Тусклые электрические фонари отбрасывали длинные серые тени.
Холодно. Неуютно. Скоро Новый, 1916 год. Но нет радости.
Идёт непонятная, затяжная война. Народ нищает. Гонорары падают.
В книжный магазин Вольфа, на Невском, адвокат заскочил чисто автоматически. По привычке. И увидел среди новинок эту книжку с детскими сказками.
В синей коленкоровой обложке, надписи на обложке выбиты золотыми буковками. «Издательство Пирожкова». Автор – какой-то Иван Иванов.
«Что-то не слышал я о таком писателе – Иванове, – подумал Павел Иванович. – При такой фамилии уместно придумать себе псевдоним. Впрочем, какая разница. Может, Иван Иванов – это и есть псевдоним».
Павел Иванович хотел было посмотреть, что за сказки в книжке, но не смог. К горлу адвоката подкатил комок: «Как там Неточка? Господи, только бы она поправилась! Только бы выздоровела!»
Он купил книжку, по-детски загадав: «Если хоть одну сказку она выслушает – выздоровеет!»
Тут Павел Иванович усмехнулся своим мыслям. Потому, что в принципе – всегда был против мистики, против всяких сказок и небылиц. Полагал, что цивилизованному человеку всё это совершенно ни к чему. Он старался прививать дочери любовь к математике и точным наукам. К естествознанию. Несмотря на то, что ему самому пришлось выбрать путь юриспруденции, а не технические науки.
Так настоял его собственный отец. Требовалось продолжить фамильное дело.
Но, в свете болезни дочери, всё это становилось таким неважным... Совершенно ненужным...
«Да пусть будет простой домохозяйкой, – подумал Павел Иванович. – Пусть хоть крестиком вышивает с утра до ночи, лишь бы выжила и была бы здорова».
Павел Иванович чуть-чуть обогрелся в магазине, расплатился, положил книгу в портфель и снова вышел на ветреный Невский.
Подозвал извозчика. Домой, домой! К Неточке...
Квартира встретила его тишиной и запахами лекарств.
Навстречу вышла жена. Елена. Она похудела, побледнела, под глазами залегли синие круги. Даже не ворчала, как обычно.
– Ну, как? – спросил жену Павел Иванович.
Можно и не спрашивать. Елена махнула рукой:
– Без перемен.
– Доктор был?
Жена снова махнула рукой. Безнадёжно:
– А толку... – произнесла она шёпотом.
Вымыв руки, обогревшись и переодевшись в домашнюю одежду, Павел Иванович толкнул дверь в комнату дочери.
Неточка лежала, опираясь на высокую белую подушку с кружевами по краям.
«Боже, как глупо, – подумал Павел Иванович. – Что за глупость – эти кружева...»
Губы Неточки запеклись от жара, на щеках полыхал нездоровый румянец. А глаза... Павел Иванович отвёл взгляд.
«Нет, не могу...» – подумал он.
Павлу Ивановичу понадобилась пара минут, чтобы взять себя в руки.
– Неточка, солшышко... Ты слышишь? Я купил... я купил тебе волшебную книжку. Если ты прочитаешь... вернее, хотя бы послушаешь одну сказку из этой книжки, ты сразу же поправишься! Ты поняла?
Неточке исполнилось 10 лет. Она, конечно, умела читать. Не только по-русски, но и по-французски. Она училась уже в третьем классе гимназии, пройдя программу первого и второго классов дома, с помощью мамы и приглашённых учителей.
Дочь Павла Ивановича была ребёнком любознательным и талантливым, пела, декламировала милые детские стихи, играла в домашних спектаклях.
А теперь...
Еле-еле выговаривал слова Павел Иванович, боясь разрыдаться.
Но Неточка, на удивление, ответила папе чуть заметным кивком головы. Мол, читай.
Павел Иванович присел на краешек постели дочери, ближе к ногам. Он сам не понимал, откуда у него взялись слова про «волшебную книгу» и «волшебную сказку». Он ведь даже не знал, какие там сказки, в этой книге.
Но в груди столичного адвоката словно бы загорелась маленькая свечка... И он сам, кажется, поверил в то, что говорил.
*Невский, 66, https://www.spbmuzei.ru/knizhn_lavki.htm
ГЛАВА 2
«В тридевятом царстве, в тридесятом государстве, жил был царь. Правил он своим государством, как мог. Только мог он править – не очень хорошо. Чтоб не сказать, что вообще не мог... Поля в его царстве-государстве стояли непаханы, коровы в стойлах – недоены, свиньи в хлевах – некормлены. Да и народ проживал – ленивый да вороватый.
То, что народ вороватый да ленивый – ничего ещё.
А вот когда министры такие же – хуже гораздо. Тогда министрам ничего делать не хочется, а хочется только добро царёво по своим карманам растащить.
Совсем худо!
Избы в деревнях – одна хуже другой. Одна направо покосилась, другая – налево. Одёжка на людях – рваная да грязная. А как не быть ей рваной да грязной, если никто её не зашивает да не стирает?
Зато у министров хоромы – чуть ли не богаче царских палат.
Ещё царь этой страны любил воевать. А что – если мужику в деревне делать нечего, надо для него срочно какую-нибудь войну придумать. Организовать.
Войну-то царь придумал, да вот беда: не только сукно на шинели – разворовали, но и полотно, что на портянки. Разворовали и порох, что в пули и снаряды закладывать требовалось. Железо, из которого пушки надо отливать. Даже дерево, из которого приклады к ружьям надо вытачивать.
А ещё – царица у того царя была родом из той самой страны, с которой царь войну затеял. Вот и стал народ поговаривать, что, мол, царица военные секреты врагам выдаёт.
Выдаёт, или не выдаёт – никто не докажет. А смута пошла в народе. Беда...»
Павел Иванович остановился. Неточка лежала с закрытыми глазами.
Тогда Павел Иванович подумал: «Интересную страну описывает этот Иван Иванов. Уж не свою ли родную... Тогда уж точно – имя автора соответствует содержанию...»
Тут он почувствовал горячее прикосновение к руке.
– Читай дальше, – прошептала Неточка. – Читай...
У Павла Ивановича даже дыхание на миг остановилось. Просит! Она просит!
Он потёр ладонью левую сторону груди, там, где сердце. И продолжил чтение.
«Была у того царя беда, о которой никому он старался не рассказывать. Единственная дочь царя болела непонятной болезнью. То живот у неё болел, то голова. То правое колено распухало, то левое. То пальчики на ногах, то пальчики на руках. То горло болело, то в груди жгло. То есть не могла, то ходить.
И так эта непонятная болезнь царевну измучила, что готов был царь сделать что угодно, только бы как-то дочери помочь.
Начал призывать царь лекаря за лекарем. А потом дело и до колдунов дошло. Хотя, честно говоря, ни во что и ни в кого царь не верил. Ни в Бога, ни в чёрта. Но... Нужда заставит – неизвестно, что делать будешь.
Царица, конечно, тоже переживала за дочь. Она не препятствовала царю: пусть приглашает лекарей и колдунов! Хотя, в глубине души, царица была уверена, что вылечить принцессу смогут только знаменитые профессора с её родины. Открыто пригласить профессоров она не могла – ведь страна, в которой она сама стала царицей, вела войну с её родиной.
Поэтому, за спиной царя, она вела тайные переговоры о приглашении «своих» профессоров. Чтоб никто не догадался, откуда они прибыли.
А царь...
То пытался настойку из толчёных лягушачьих лапок в царевну влить, то отвар из каких-то африканских мух, то порошок из толчённых рогов оленя...
То ночью смотрел, как очередная ведьма отливает в воду воск или чертит огнём колдовские знаки. То повторял непонятные заклинания. Даже, не к ночи будь сказано, смотрел, как старый колдун приносит в жертву нечистому живого петуха.
Ничего не помогало».
– А Богу... Богу молился?
Это, превозмогая боль, с трудом прошептала Неточка.
– Не написано, – ответил Павел Иванович. – Не молился, значит.
– Жаль... Читай, па...
Павел Иванович остановился. Ему требовалось... Он даже сам не понимал в точности, что.
Да, да!
Ему требовалось посмотреть на тот маленький огонёк свечи... На тот огонёк надежды, который мерцал в его душе.
– Может, выпьешь морсу глоток? – спросил он Неточку.
Она кивнула! Утвердительно!
Павел Иванович поднёс к губам дочери чашечку с морсом. Один глоток... Ещё один глоток... ещё глоток...
«Однажды, отчаявшись совершенно, услышал царь, что есть на окраине его государства один монах-отшельник. Вроде как знает монах звериный язык, и чуть не с Ангелами запросто разговаривает, как с людьми. Но не это главное!
Умеет этот монах болезни лечить. Ну, вроде бы, с Божьей помощью. А там – кто его знает, как он это делает. И не всех лечит. Сначала молится.
Приказал царь тотчас монаха того найти и доставить во дворец.
А не захочет идти добром – так силой приволочь! А не захочет силой... так того его... Того, мол, его...»
Павел Иваныч посмотрел на дочь.
Глаза Неточки устремлены на него. Такие родные глаза! Неточка... она же так на него похожа! Папина дочка. Его взгляд, его характер.
Боже!
Странная сказка странного писателя Иванова удивительно перекликалась со всем тем, что происходило здесь, с ним и с его дочерью.
А он бы, он сам? Зарезал бы живого петуха, принёс бы в жертву?
Нет, лучше не задавать себе таких вопросов...
Хотелось бы мне...
Хотелось бы мне, чтобы здесь, на планете,
Всегда проживали здоровые дети,
Всегда проживали весёлые дети,
Свободные дети, и умные дети.
Хотелось бы мне, чтобы дети взрослели,
Чтоб дети учились и двигались к цели,
Чтоб дети дружили, и чтоб мастерили,
Ну, в общем, чтоб дети счастливыми были!
Чтоб взрослые тёти и взрослые дяди
Забыть не могли дневники и тетради!
Чтоб помнили сказки, стихи и качели,
И дружбу! И то, как смеялись и пели,
И то, как мечтали стать взрослыми сами,
И то, как любили и папу, и маму...
Плыла бы Земля в чистоте и красе,
Хватило б мороженого на всех!
Комментарии (3)