Подготовила Лариса Васкан

                                               Дорогие наши мамы, бабушки, девушки, девочки! От всей души поздравляем вас с наступающим праздником – 8-е Марта!

Желаем Вам, вашим родным и близким людям благоденствия и благополучия, здоровья и счастья, успехов и удачи! Пусть в ваших семьях всегда будут мир и согласие, а на лицах радостные и восторженные улыбки.

С праздником!

Лада Кутузова

Секрет бабочки

– Ли-за, Ли-за, оглохла ты что ли? – надрывалась из окна бабушка. – Иди домой, суп стынет.
Маленькая девочка лет шести упрямо делала вид, что не слышит раздражённый бабушкин голос, и зачарованно смотрела вверх. Там, на фоне серых хрущёвок, боролась с ветром белая бабочка. Лиза достала из кармана затасканный журнал и нашла нужную страницу. "Капустница", – определила она. Читать она не умела, но все названия были выучены наизусть.
– Лизка, да что это такое? Я сейчас соседку попрошу спуститься за тобой, – баба Надя рассерженно застучала по окну костылём.
Лиза покорно поднялась на третий этаж. Дверь открыла бабушка:
– Не дозовешься тебя. Марш руки мыть.
Бабушка, тяжело опираясь на костыли, прошла в комнату. Лиза мыла руки и думала: "Интересно, а если сильно махать руками, полетишь? Или если с пригорка разбежаться?"
Она села за стол и начала медленно водить ложкой по тарелке. В дверь раздался звонок – пришла соседка баба Тамара. Бабушка сразу же поставила чайник и достала конфеты.
– Я все смотрю на девочку вашу, так Лизоньку-то жалко, худенькая она у вас, – завела привычный разговор баба Тома. – Ей бы летом не в Москве сидеть, а за город бы поехать.
– Дак на какие шиши? Я ж её одна и тяну.
– Верка-то совсем не помогает? – баба Тома неодобрительно поджала губы.
Лизе стало смешно: недовольная соседка стала похожа на маленькую юркую ящерицу, которую Лизка видела по телевизору в передаче о животных.
– Где ей помочь? Она, вон, даже Лизкино свидетельство никак не восстановит. А самой мне как до загса дойти? Я еле до магазина-то доползаю. Я уж ей говорила, что надо девку в садик отдать. Там и покормят, и присмотрят за ней. Скоро ведь в школу идти...
Бабушка тяжело вздохнула и продолжила:
– Придет на несколько дней, отлежится, отоспится и снова к приятелям своим смотается. Всю душу девке вывернула. Эта ж не соображает, что не нужна мамке своей, ждёт её. А Верка, вот дура, прости Господи, наобещает с три короба и снова пропадает.

Лиза не всё понимала, что говорит бабушка, но жалела её. Бабушка была совсем старенькая, плохо ходила и всё время то ворчала, то жаловалась. Она прошла в свою комнату и открыла журнал. Эту книжку подарила мама, та самая Верка, которую баба Надя назвала дурой. Лиза рассматривала страницы, на каждой из которых была изображена бабочка, и понарошку читала: "Бабочка монарх – самая красивая и удивительная бабочка. Каждую зиму она пролетает тысячи километров на зимовку в Мексику". Это было единственное, что запомнила Лиза из текста, сопровождавшего изображение бабочки с рыжими крыльями, окаймлёнными широкой траурной полосой с белыми горошинами. Тогда мама весь вечер читала ей журнал, и Лизе хотелось, чтобы день не кончался. Она всё задавала вопросы и про необычную Мексику, и про тысячу километров: много это или мало? Мама же не отмахивалась, как обычно, а рассказывала о загадочной стране, в которую из далёкого далека прилетают бабочки. Так много, что из-за них не видно неба. "Жаль, что никогда не увижу", – Лиза закрыла журнал, убрала под подушку и побежала гулять.

На улице светило солнце, Лиза вышла во двор. Там уже гуляли соседские девочки. Недавно вернувшаяся из каких-то южных стран Светка хвасталась:
– А мне мама обещала новую куклу купить. Она как настоящая. У неё глаза огромные, а волосы очень длинные. Она супер.
У Светки имелась противная привычка постоянно добавлять словечко "супер", показывая таким образом, что у неё всё самое лучшее. Лиза не выдержала Светкиного бахвальства и влезла в разговор:
– Зато мне мама подарит бабочку, самую настоящую. Она большая, даже в ладонях не помещается.
– Врешь ты все! У тебя и мамы-то нет, – усмехнулась Светка.
Со скамейки, стоявшей неподалеку, раздался резкий голос:
– Девочка, девочка, отойди от моей дочери. Светик, не разговаривай с ней.
Лиза услышала, как Светкина мама говорит своей приятельнице вполголоса: "Господи, нарожают же всякие и всяких. Страшно за своих детей становится".
Лиза смотрелась дома в зеркало и не понимала, почему она всякая. В отражении она видела худенькую девочку с неровной стрижкой под горшок, немного бледную, с синяками под глазами. "Нормальная я девочка, – успокаивала она сама себя, – всё на месте, даже язык имеется". Лиза показала язык отражению и достала журнал. "Интересно, а бабочка может жить в квартире? – размышляла Лиза. – А чем она тогда питаться будет? И ещё, как такая хрупкая бабочка может так долго лететь? Далеко-далеко, за тридевять земель. Может, она знает какой-то секрет? Вот бы мне узнать его. Тогда я бы взмахнула руками и тоже улетела далеко-далеко в загадочную Мексику. И порхала бы с бабочками". Лиза закрыла глаза и стала мечтать. Когда баба Надя заглянула в комнату, она уже спала.

...Близился новый год. Бабушка Надя уже целый месяц закупала понемногу продукты. Лиза в предвкушении разглядывала блестящие банки со шпротами, оранжевые мячики-мандарины и конфеты в праздничной обёртке. Баба Тома, приходившая накануне, сказала, что на Новый год надо обязательно загадывать желание, и оно непременно сбудется. Правда, бабушка Надя сразу же разворчалась, что баба Тома – еще одна сказочница, и что новогодние желания – это все ерунда. Но Лиза решила про себя, что, когда бабушка ляжет спать, она обязательно загадает самое хорошее желание, ведь новогодняя ночь самая волшебная. Вечером к ним пришла баба Тома, и они сели праздновать. Потом соседка ушла к своим, а баба Надя погасила свет, чтобы не тратить электроэнергию. Лиза дождалась, когда с бабушкиной постели раздастся раскатистый храп. Она осторожно пробралась на кухню и распахнула окно. Холодный ветер ворвался в квартиру, Лиза поёжилась. "Хочу стать бабочкой", – загадала она желание и собралась взлететь. "Надо прыгнуть и сильно-сильно замахать руками, и тогда они превратятся в крылья". В этот момент с морозной улицы к ней в руки опустилась огромная оранжевая бабочка. Лиза замерла, стараясь не спугнуть красавицу. "Монарх, – восхищенно выдохнула она, – прилетела ко мне за тысячи километров из самой Мексики". В дверь раздался требовательный звонок, потом ещё один. Заспанная бабушка открыла дверь, на пороге стояла мама.
– А я ведь Лизоньке бабочку несла, а перед самым домом поскользнулась и выронила коробку. Улетела бабочка, так обидно, – Верка хотела ещё что-то сказать, но увидела дочь, держащую в руках монарха. Она всхлипнула и добавила: – С Новым годом, доченька. Мам, прости меня, дуру.

(Далеко-далеко, в загадочной Мексике миллионы бабочек (так много, что и представить страшно) закрывают небо своими крыльями).

Анна Вербовская

Привет от тёти Розы

Пирог был очень большой и совершенно круглый. К тому же красивый – божественно. Как божественно всё, что выходит из рук тёти Розы. Никто другой таких пирогов печь не умеет, даже моя бабушка (не говоря уже о маме).
Вся середина пирога была тёмно-красная от тесно прижавшихся друг к другу спелых вишен. Вишни блестели боками, утопая и плавясь в густом аппетитном желе. По краям золотился валик рассыпчатого румяного теста.
От пирога шёл упоительный, можно сказать изысканный запах. И весь он был восхитителен и неповторим, как произведение искусства. Даже страшно было подходить к нему с ножом. Смахивало на какое-то святотатство.
–Та вы шо! Выдумали тоже, – говорила в таких случаях тётя Роза. – Шо на него любоваться? Его кушать надо, на то он и пирог!
Подобно тёти-Розиной выпечке, её речь изобиловала удивительными нюансами и неожиданными вкусовыми обертонами.
То, что пирог столь же вкусен внутри, сколь и восхитителен внешне, было видно с первого взгляда.
Пекла тётя Роза, как дышала: так же естественно и просто.
– А шо тут мудрить? – вопрошала тётя Роза, воздев к небесам руки, по локоть вымазанные в муке, – Того немножко добавила, сего маленько подсыпала. Раз-раз, и готово!
Теперь-то я понимаю, что это называется талант.
Готовила тётя Роза всегда много, обильно и вкусно. И угощала своими блюдами всех: родных, знакомых, полузнакомых, случайно забредших на огонёк.
– Люблю кормить людей. Шобы сыты, пьяны и нос в табаке, – хрипло смеялась она.
В добавление к своему кулинарному таланту тётя Роза была сказочно красива. Почти как актриса Софи Лорен в фильме «Брак по-итальянски». Такая же гордая стать, причёска, огромные кошачьи глаза.
Вот только жила тётя Роза далеко от Италии. Хотя и на море. На Азовском. В городе Таганроге.
– Город как город, – пожимала плечами тётя Роза. – Везде люди как-то живут.
И всё-таки для Таганрога тётя Роза была слишком хороша.
Наверное, именно поэтому каждый год она брала в турагентстве путёвку и отправлялась показывать свою красоту в дальние страны: Лазурный Берег, Коста-Бланка, Золотые Пески.
Каждый раз накануне её отпуска в нашей квартире раздавался звонок.
– Шо? Соскучились? Заждались? – кричала тётя Роза в телефонную трубку. – Таки завтра я выезжаю! Гостинцы везу!
Тётя Роза была папина дальняя родственница. То ли вторая жена брата его отца. То ли двоюродная племянница сестры первого мужа папиной бабки.
Мы все её очень любили. Особенно – за торт «наполеон», ватрушки и вареники с картошкой и шкварками. К счастью, её путь на курорт лежал через наш большой суетливый город. И тётя Роза проездом всегда останавливалась у нас.
– Шо тут с вами всеми стряслось? – театрально закатывала она глаза и в ужасе всплёскивала руками. – Исхудали, как те скелеты, шо показывают в музее!
Мы с мамой ощупывали свои вполне упитанные бока и в недоумении пожимали плечами.
– Таки я за вас, чертеняки, возьмусь! Таки я вас всех откормлю, как тех поросят!
В устах тёти Розы это звучало как угроза.
Она распаковывала многочисленные сумки, узлы и чемоданы. Извлекала на свет завёрнутые в полотенца пироги, кастрюли с холодцом и сладким пловом, банки с маринованными огурцами.
– Подкрепляйтесь, ханурики, – ласково угощала нас она, – а я пока пошукаю по магазинам.
Появляясь в нашем городе, тётя Роза скупала всё, что продаётся в магазинах и торговых центрах: французские духи, индийские шали, блестящие нитки бус, кружевные пеньюары, босоножки на высоких каблуках.
– У нас такого нипочём не купишь, – говорила она, вертясь перед зеркалом в новой шляпе и парео, – Ну, шо, идёт мне? Хороша та нет?
…В этот раз времени у тёти Розы было в обрез. Между её рейсом в Варну и поездом из Таганрога всего-то и было часа три.
– Приезжайте прям-таки на вокзал! – клокотал в телефоне тёти-Розин сочный голос. – Шо, я зря пирог пекла, шо ли?
И вот он стоял на столе: огромный, душистый, весь до отказа набитый сладкими бордовыми вишнями.
Кулинарный привет от тёти Розы.
– М-м-м…, – ходила я вокруг стола, сглатывая слюну и в предвкушении потирая руки, - М-м-м-м-м…
– Хватит мычать! – сказала мама. – Марш в постель! Завтра попробуешь!
– Ну, кусочек…
– Поздно уже. Пора зубы чистить и спать.
– Ну, маленький…
– Будет тебе и маленький, и большой. Завтра. Утро вечера мудренее.
Ничего подобного! В отличие от вечера, утро оказалось глупым, грустным и коварным, как разбойник…
…Потому что наутро на кухонном столе красовалось совершенно пустое, дочиста вылизанное блюдо. Ни кусочка, ни крошки, ни самой завалящей вишенки. Пирог исчез, не оставив после себя следа. Да и был ли он вообще? Или мне всё это приснилось: вишнёвая начинка, золотистые кренделя, рассыпчатое тесто…
– Караул! – закричала я, похолодев от разочарования и ужаса. – Помогите!
Мне никто не ответил. Мама ещё спала. Папа давно ушёл на работу.
Я целый день тосковала по бесследно исчезнувшему тёти-Розиному пирогу. Представляла его тающую во рту сладость. И чуть кисловатые вишни, истекающие соком на моём языке. И как я отламываю хрустящую, как следует пропечённую корочку. Бесконечно долго жую и смакую душистое желе. Подбираю пальцем со стола крошки и липкие ароматные лужицы.
– Ну, куда… куда он мог деться? – в который раз теребила я маму.
Мама только щурила глаза и укоризненно качала головой. Видно, что-то такое знала. Или о чём-то догадывалась.
Вечером пришёл с работы папа. С букетом гвоздик, тортом в авоське и зацепившимся за собственные ботинки взглядом.
– Сам не знаю, как вышло, – оправдывался он, не поднимая на нас глаз. – Проснулся ночью… захотел попить… вышел на кухню…
– И сожрал?!
От внезапной догадки я задохнулась, у меня потемнело в глазах, пол закачался и поплыл из-под ног.
– Ну, не то, чтобы…, – папа ковырял носком ботинка пол, вздыхал тяжело, чесал затылок, – просто… дай, думаю, кусочек попробую. Маленький.
– Распробовал? – ехидно поинтересовалась мама.
– Не сразу, – честно признался папа, – он такой маленький был… слишком быстро закончился… Дай, думаю, ещё кусочек возьму. От кусочка ведь не убудет?
Папа опять вздохнул. Сглотнул комок. Поднял на нас с мамой неуверенный взгляд.
– Выходит, убыло! – сказала мама, скрестив на груди руки, и многозначительно покосилась на пустое блюдо.
Папа только развёл руками:
– Вы же знаете, как тётя Роза готовит. Не оторваться!
Мы знали. Именно потому и злились на папу. Как будто он не пирог съел тайком, как ночной вор, а, по крайней мере, обчистил всю квартиру и продал на барахолке наши ценные вещи.
– Вот… я тут торт… вам… цветы…
Папа явно хотел загладить вину. Он неуклюже водрузил гвоздики в вазу. Поставил на стол коробку. Снял с неё серую картонную крышку.
Пошлый магазинный бисквитный торт, пропитанный ванильной эссенцией. С дурацкими кремовыми розочками сверху и глупой надписью «Поздравляю».
Есть его я, конечно, не стала. Ну, разве что поковыряла слегка пальцем вязкий крем. Отщипнула крошку безвкусного, как вата, бисквита.
После этого папа каждый день чего-нибудь нам приносил. Конфеты ассорти в цветастых коробках, шоколадки с орехами, мороженое в больших пластмассовых лотках. Пытался помириться.
Я мириться с папой не хотела. Потому что была обижена страшно. Предатель. Разбойник. Ненасытный обжора. Я дулась на него три дня.
А на четвёртый день настойчиво и требовательно зазвонил телефон. Я сняла трубку.
– Алло! Алло! Шо вы там?
Звонила тётя Роза из своих Золотых Песков. Её голос возмущённо скрипел и потрескивал, пробиваясь сквозь помехи мирового эфира:
– Шо у вас случилось? Совсем-таки сбрендили? Побойтесь бога! Из-за паршивого пирога! Съел, и на здоровье! Ещё сто штук напеку. И ша!
В телефоне щёлкнуло, треснуло, и тёти-Розин голос провалился в ночную мглу.
Я, конечно, послушалась тётю Розу и сразу простила папу. А мама сказала:
– Он же, правда, не нарочно… с кем не бывает…
Только с тех пор мы никогда не оставляем папу наедине с тёти-Розиной стряпнёй. Мало ли… Всё-таки слаб человек. Особенно когда речь идёт о пирогах тёти Розы.

Майя Лазаренская

Платочек
(Рассказ из книги «Копилка со смешинкой»)

Шансы опоздать на собственное выступление с любимым танцевальным ансамблем «Капелька» у Дашки появились тотчас же, как только выяснилось, что собирать её будет сестра Полина.
Всё утро Даша была сама не своя, волновалась. Больше всего она боялась за танец с платочками: очень уж там много сложных движений. И платочки в руках у девочек должны появиться неожиданно, так, чтобы все гадали – где они прятались? Этот номер зрителям обычно нравился больше всех.
Встав пораньше, Дашка первым делом принялась репетировать хитрый фокус. Вот платочек в рукаве, круг по комнате, другой, поворот – и зелёный шёлк взлетает в воздух. И до того Дашка дотренировалась, что платок весь помялся, будто его пять коров по очереди жевали.
А тут ещё как назло мама позвонила и сказала, что отпроситься с работы не получается и собирать Дашу придётся Полине. А она, мама, сразу на концерт приедет. С цветами!
Полина тут же принялась гонять Дашку мокрым веником. Не в прямом, конечно, смысле. Просто мама всегда так говорила, если кто заставлял кого-то много работать.
– Даша, костюм приготовь. Сарафан в порядке? Кокошник не забыла?
– Не забыла, – с несчастным видом сказала Дашка. – Только тут вот… – и она протянула сестре помятую тряпочку.
– Что это? – ужаснулась Полина. – Немедленно погладь!
– Ты же знаешь, я не умею, – насупилась Даша.
– Учись! – развела руками сестра. – Не маленькая уже!
– А если я его сожгу? – вздохнула Дашка, волоча на кухню утюг.
Длинный провод болтался по полу, и котёнок Фантик из-за угла приготовился к нападению. Но добыча быстро скрылась на кухне.
– Ну ты уж постарайся! Я в твоём возрасте...
– Знаю, знаю, и картошку варила, и меня пеленала, и всю семью кормила, – закончила за сестру Даша.
«Вот всегда так со старшими сёстрами – только и делают, что советы дают да издеваются! – обиженно думала Даша. – Лучше уж совсем без сестры: маме, хочешь не хочешь, пришлось бы самой вещи собирать, а она никогда не заставила бы меня гладить».
Утюг был горячим. Очень. Даша подносила его к платку и отводила в сторону. Страшно – второго такого платочка у неё не было. И грызло девочку какое-то неясное подозрение, что до концерта эта часть костюма сегодня не доживёт. Наконец Полина не выдержала мучений сестры.
– Учись! – вздохнула она, и через минуту платок был как новенький.
Кажется, обошлось.
Выключив утюг, Полина оценивающе посмотрела на сестру:
– Надо бы тебя причесать!
– Ой, Полина, а может, мама меня там заплетёт? – испуганно проговорила Дашка, прижимая к голове непослушные жёсткие кудряшки.
Природа, видно, сгоряча, одарила Дашу копной волос, завивающихся в мелкие тугие колечки, но забыла при этом дать ей хоть чуточку терпения. И каждое утро превращалось для девочки в настоящий кошмар. Её усаживали на пуфик перед большим зеркалом. Пуфик этот Дашка про себя окрестила «пыточным стульчиком». И начиналась сложнейшая операция по превращению африканской абракадабры в простую русскую косу. Прочесать такую густую «гриву» было под силу только обладающей завидным спокойствием маме. Полины же обычно хватало на пять минут. Дашкины взбрыкивания и визг тут же отбивали у неё охоту становиться домашним парикмахером.
Но сейчас старшая сестра была исполнена решимости навести на Дашиной голове порядок.
– Ты что? А если мама не успеет?
Полина выдвинула «пыточный стульчик» и указала на него пальцем. Дашка обречённо присела на самый краешек.
Покрутив голову сестры, прикинув так и эдак, Полина взялась за дело.
– Ой-ой-ой! – запела чистым сопрано Даша. – Давай просто ленточкой перевяжем и всё!
– Терпи! – нахмурилась Полина. – Красота – она требует от нас ещё не таких жертв!
– Мы точно опоздаем! И ты будешь виновата! – решила взять хитростью Дашка.
Но и этот аргумент не возымел никакого действия.
– А-а-а, – перешла Дашка на «клавиатурное» сопрано.
Правильно, конечно, говорить «колоратурное» сопрано. Но мама Дашину «пробежку» от верхних до самых верхних нот называла обычно именно так.
– Распевайся! Распевайся! – пыхтела Полина, разделяя кудряшки на ровные кучки. – Мы тебя тогда ещё в музыкальную школу запишем!
Через полчаса в зеркале отразилась очень аккуратная девочка с красной лентой в тугой косе.
Полина достала из гардероба расшитый красный сарафан и белую блузу, а из шкатулки бусы.
– Надо платочек, чтобы не помялся, в бумагу завернуть, – сказала она сестре.
Положив платок между двумя листами, девочки стали сворачивать трубочку.
– Ну что ты, Дашка, такая неаккуратная! Сейчас опять помнёшь! Тут держи! Не тут! Да ну тебя! Только мешаешь. Учись, как делать надо!
У Полины всё выходило довольно ловко. Только концы трубочки торчали острыми уголками.
– Некрасиво, – поморщилась Полина и взяла большие ножницы.
Чик – бумажный треугольник плавно опустился на пол.
Чик – за ним последовал второй уголок.
Но что это? Поверх бумажных обрезков лежали два зелёных кусочка ткани.
Дашка осторожно, двумя пальчиками, подняла их.
– Ой! А откуда взялись эти тряпочки? – икнула она.
Тут Полина начала как-то странно смеяться.
– Платочек, – проговорила она, нервно хватаясь за живот.
Даша быстро развернула бумагу. Кажется, самые ужасные подозрения начинали оправдываться: вместо ровного зелёного квадрата перед ними лежал кособокий многоугольник.
– Как же я с этим танцевать буду?! – в ужасе воскликнула Даша. – Посмотри, на что он стал похож! Меня же засмеют все, – чуть не плакала девочка.
– Спокойно! – решительно сказала Полина. – Сейчас мы только края подпалим, чтобы не сыпались, – никто ничего и не заметит! Я сто раз видела, как мама так делает!
Полина принесла зажигалку, которой мама обычно свечи на праздники зажигала, и, чиркнув, поднесла пламя к краю материи. Но тут случилось страшное! Вместо того чтобы лишь чуть-чуть оплавиться, платок вдруг прямо у них на глазах растаял, и остался обуглившийся кусок пластмассы.
– Ну всё! Это конец! – Дашка даже зажмурилась, чтобы не видеть этого безобразия, и зарыдала: – Как я Елене Владимировне на глаза покажусь? Она меня вообще из ансамбля выгонит!
– Не выгонит! – убеждённо сказала Полина. – Сейчас я что-нибудь придумаю!
Она ушла в комнату и через пять минут вернулась с бумажным свёртком.
– Вот, – изрекла старшая сестра печально. – Твой новый платочек. Он практически такой же!
– Покажи! – попросила Дашка. – Откуда он у тебя?
– Какая разница откуда? Главное, что есть! А теперь бежим, а то опоздаем!

В танце живёт душа народа, он, как песня, должен литься и веселить – так говорила им Елена Владимировна. Когда Даша была помладше, ей всегда было интересно, как это душа народа может жить в танце. Куда же она скрывается, когда танец заканчивается? Но сейчас её волновали совсем другие вопросы...
Плавно семенили по сцене маленькие девочки в красных сарафанах. Звёздочка, корзиночка, карусель. Ковырялочка, верёвочка, гармошка. И вот последний танец. Круг, круг, поворот – и в воздух взлетели семь ярко-зелёных платочков. И один бледный, в горошек. Дашкин.
Все, конечно, охнули и тут же захлопали, думая, что так всё и должно быть. Только у Елены Владимировны брови совсем спрятались под короткую чёлку. И мама стала моргать часто-часто. Видимо, горошинки пыталась ресницами разогнать.
А Полина сидела очень довольная. Всё-таки неплохо Дашка у них танцует! Будет из неё толк!
Одевая после концерта смущённую, но счастливую Дашу, мама спросила:
– А что это за история у вас с платком вышла? Где твой зелёный?
– Сожгли нечаянно, – призналась Полина.
– А этот откуда взялся? Что-то он мне напоминает!
– А напоминает он тебе Полинкин любимый шарфик, который ей папа недавно привёз. Я сразу догадалась, что она его разрезала, – с гордостью вставила Дашка.
– Полина! – только и всплеснула руками мама.
– А что, не пропадать же таланту! – пожала плечами старшая. – Надо было с чем-то на сцену выходить!
И они все вместе пошли домой. По дороге Дашка думала: хорошо иметь сестру, которой для тебя ничего не жалко. Даже любимого французского шарфика!
Платок Даше потом новый купили. Зелёный, как у всех. Но этот она берегла в шкафу, на всякий случай. Мало ли что ещё может произойти!

Елена Габова

Нина Игнатьевна против Артёмова

Звонок на алгебру в шестом «Б» давно прозвенел, а Нина Игнатьевна не появлялась. Любитель поспать Борька Дёмин прилёг ухом на стол, чтобы не терять времени даром.
– Пошли на разведку! – предложила Иринка своей подруге Надюшке.
– Давай!
Осторожно выглянув за дверь, девочки шагнули в коридор. Тишина, все на уроках. Только из открытых дверей их класса доносится шум. Вот и лестница, сейчас она пустынна. И здесь не слышно каблучков Нины Игнатьевны. Что случилось? Может, учительница заболела, а их забыли предупредить?
Шестой «Б» на третьем этаже. Девочки на цыпочках спустились этажом ниже и нос к носу столкнулись с Ниной Игнатьевной.
– Ой! – пискнули разведчицы и бросились назад, но голос учительницы их остановил.
– Меня встречаете?
– Да-а, – растерянно проговорила Иринка. – Мы думали, урока не будет.
– Да я вот задержалась немного, – сказала учительница и, слегка смутившись, добавила: – Поспорила тут кое с кем.
Шестиклассницы изумлённо переглянулись. Учителя затевают споры в то время, когда им необходимо идти на урок? Разве бывает такое?
Но в следующий момент они удивились ещё больше.
Нина Игнатьевна с классным журналом под мышкой обогнала их и... запрыгала по красным клеткам линолеума, лихо перескакивая через синие. Потом остановилась и, оглянувшись на учениц, беспечно сказала:
– Знаете, девчонки, что-то не хочется мне сегодня к вам на урок. Пойду я прогуляюсь. Весна на дворе!
Она озорно подмигнула Иринке с Надюшкой и вприпрыжку побежала к лестнице, что-то тихонько напевая.
Подруги опрометью бросились в класс.
– Ребята, вы не представляете!
– Мы сейчас такое видели, такое!..
– Да что случилось-то, говорите толком! – не вытерпел Вовка Красноперов.
– Просто ужас, что произошло, кошмар! – продолжала тараторить Иринка.
– Вот сороки! Да что с училкой-то? – спросил Димка Томов.
– Заболела.
– Ура-а! – крикнул кто-то. – Урока не будет!
– Подумаешь! В первый раз что ли? Учителя тоже люди – могут и поболеть! – сказал Вовка.
– Да-а? Тоже люди? Ты так не болеешь! – с упрёком выпалила Иринка.
– Она ненормальностью заболела, – пояснила Надюшка. – Сошла с ума. Ой, ребята, я такого ещё не видала!
И потрясённые девочки всё рассказали.
С минуту в классе длилось молчание.
– В детство впала, – предположил Димка. – В старости это бывает.
– Да ей всего двадцать восемь! – воскликнула Надюшка. – Ты тоже тогда пожилой, если она старая!
И тут староста Таня Бобрицкая догадалась:
– Может, её Артёмов довёл?
– В каком классе у неё сейчас урок был? – задумался Димка. – Если в пятом «А», то вполне возможно.
– Ты думаешь, она от него заразилась? – ахнула Надюшка.
Лёнька Артёмов был рыжим мальчишкой с маленьким веснушчатым носом. Главной его особенностью было то, что с ним случались странности. Он умел корчить такие рожи, что всем казалось, что он превращается в натуральную обезьяну. А ещё он умел рычать, как тигр, выставляя впереди себя руки с загнутыми пальцами. И тогда всем казалось, что обыкновенные, тонкие в рукавах свитера с вылезшими кое-где нитками, мальчишечьи руки превращаются в лапы с когтями. Когда Лёнька пробегал по школе с выставленными впереди себя когтистыми лапами и обезьяньей рожей, все от него шарахались, а первоклашки звали маму.
А бегал он так довольно часто – каждую перемену.
В класс со звонком Лёнька влетал в обезьяно-тигрином обличие. Плюхался на стул и на время затихал, собираясь, наверное, с новыми силами. Разумеется, за столом он сидел один. Никто не выдерживал подобного соседства. В начале урока Лёнька становился похожим на обыкновенного пятиклассника. Симпатичного и очень тихого.
Однажды в пятый «А» зашёл телевизионный оператор, которому надо было снять рекламу детской обуви, где по сюжету благовоспитанный мальчик ведёт младшую сестрёнку в детский сад. Так вот, на роль благовоспитанного мальчика оператор выбрал именно Лёньку Артёмова. И реклама получилась замечательной: паинька-мальчик держал за руку девочку лет пяти. Две пары ног послушно шли по тротуару. Чёрные ботинки и красные туфельки... Знал бы оператор этого Лёньку!
Примерно в середине урока (учителя на часы поглядывали, ожидая опасного момента) с Лёнькиного места слышалось тихое порыкивание, которое становилось всё громче и громче, Лёнька вставал, начинал бродить по классу и опять превращался в тигра с обезьяним лицом. Однажды одна девочка, новенькая, упала в обморок. Остальные ребята и учителя привыкли к Лёнькиным выходкам и в обморок не валились, но продолжать урок было уже трудно и той и другой стороне. Все уговаривали Лёньку выйти в коридор, но Лёнька отказывался и объяснял, что если он сделает это, заниматься не сможет уже никто. Конечно, его могли бы исключить из школы за столь странное поведение, но дело в том, что Лёнька всё схватывал на лету и учился хорошо.
Вот этого Артёмова и имели в виду Таня Бобрицкая и Димка Томов.
Встревоженные шестиклассники сгрудились возле подоконника, обсуждая происшедшее. Им было жалко учительницу математики. Нина Игнатьевна была весёлой и справедливой. Ребята любили её.
Вдруг Иринка воскликнула:
– Ребята, смотрите! – и показала на окно.
Все посмотрели.
Нина Игнатьевна в шляпе с широкими полями, расклешённом плаще и в туфлях на высоких каблуках прыгала перед школой через скакалку на оттаявшем от снега куске асфальта. Скакалка была ей коротка, плащ мешал, она то и дело запиналась. Рядом стояла девчонка в красной сбившейся набок шапке, – видно, хозяйка скакалки. Засунув палец в рот, она заворожённо следила, как прыгает взрослая тётенька.
Нину Игнатьевну надо было спасать.
Шестиклассники выскочили на улицу, окружили учительницу плотным кольцом, чтобы она была не так сильно заметна прохожим. А если всё-таки кто-нибудь обратит на неё внимание, пусть думают, что у них урок физкультуры. Учительница физкультуры на высоких каблуках? А она спортивную форму дома забыла!
– Нина Игнатьевна, пойдёмте в класс, – жалобным голосом попросила Таня Бобрицкая.
– А мне не хочется! – задорно ответила учительница, продолжая прыжки. – Погода больно хорошая!
Она снова запнулась и чуть не упала. Один конец скакалки вырвался из её руки и стукнул Бобрицкую по голове.
– Вы на наш класс за что-то сердитесь? – спросила староста, почесав ушибленное место, но ничуть не обидевшись.
– Нет, как можно! – Нина Игнатьевна вытерла со лба пот и поправила шляпу, съехавшую на затылок. Прядки волос выбились из причёски, и Нина Игнатьевна была похожа сейчас на озорную старшеклассницу. – Просто мы с Лёней Артёмовым поспорили.
Ребята с уважением посмотрели на Таню Бобрицкую. Она, как всегда, оказалась права – тут был замешан Артёмов.
Нина Игнатьевна развела руками, отодвинув в стороны столпившихся ребят, и запрыгала на одной ножке. В перерывах между прыжками она рассказала свою историю.
Когда она пришла на урок в пятый «А», Артёмов с перекошенным лицом Кинг-Конга бегал вокруг учительского стола и кричал, что он спутник Сатурна.
Это было что-то новое, и пятиклассники, которым порядком надоели «лапы с когтями» смотрели на Лёньку с большим интересом.
– Артёмов, прекрати, – сказала учительница. – Как-то ты сегодня не вовремя шутишь. Звонок только что прозвенел. Сядь на место.
– Я же прекратил быть обезьяной и тигром, – прорычал Лёнька, который всё же был похож на шимпанзе, как прежде. Видно в роль спутника Сатурна он ещё не вжился. – Я спутник, я спутник, не создавайте Титану препятствий!
– Артёмов, будь человеком, – попросила Нина Игнатьевна, ни на что не надеясь. Она обречённо села на Лёнькино место и стала ждать, когда «спутник» выбьется из сил.
Когда Лёнька в самом деле устал, он остановился посреди класса и, запыхавшись, недовольно проговорил:
– Будь человеком, будь человеком... – он пошмыгал носом. – Я же не прошу вас, Нина Игнатьевна, стать Годзиллой или спутником Сатурна... а вы, учителя, каждый день что-нибудь просите...
– Попроси, Артёмов, я всё сделаю, только будь человеком, – с тоской в голосе произнесла учительница.
– Хо! Хо-хо, – Артёмов наморщил нос. – Всё сделаете? Правда? Ну станьте на денёчек хотя бы... – Лёнька потёр лоб, – это... обезьяной...
Пятиклассники засмеялись, представив, как учительница корчит рожи, и Лёнька смутился. Как-то неудобно, если Нина Игнатьевна будет вести себя по-обезьяньи.
– Ладно, станьте тогда... хулиганкой. Да, хулиганкой! А я за это целый год буду тихим... Мышью буду. Нет-нет, не целый год, – испугался он своей щедрости, – до конца учебного года!
До окончания занятий оставалось ещё два месяца – целая вечность!
– Мышью? – переспросила Нина Игнатьевна, явно заинтересовавшись.
– Компьютерной, – хихикнул кто-то.
Лёнька не обратил на это замечание внимания.
– Ага... до конца учебного года. Тихим буду.
– Спорим! – неуверенно сказала Нина Игнатьевна. Видно, она не доверяла Артёмову. – Я на один день стану хулиганкой, а ты до конца учебного года – человеком? Идёт?
– Мышью, – поправил Лёнька и прибавил совсем уже тихо: – Мышкой-норушкой.
Он сгорбился и мелкими шажками потрусил на своё место. Он на глазах превращался в худенького мышонка. У него даже носик словно заострился.
У Лёньки Артёмова были явные актёрские способности.
– Согласна! – Голос учительницы прозвучал решительно и громко. Она преградила Лёньке путь, взяла его за руку и повела к доске.
– Разрубай, Петя!
Петька Петров, сидевший за первой партой, ударил по рукам спорящих.
Пари вступило в силу.
Нина Игнатьевна издала вопль индейца и выскочила из класса.
– Вот теперь я и стараюсь, – закончила Нина Игнатьевна и, изловчившись, дёрнула за хвост пробегавшую мимо кошку. – Пусть я помучаюсь, зато другие скажут спасибо.
Кошка бросилась наутёк, промяукав явно не благодарность.
– А если Артёмов не поверит, что вы честно старались? –неуверенно спросил Димка.
– Как не поверит? Да вон же он, глядите!
Шестиклассники посмотрели на окна школы. На подоконнике второго этажа, подобрав под себя ноги в кроссовках, сидел Лёнька Артёмов. Лицо у него было грустное, видимо, он уже чувствовал, что спор с учительницей проиграет.
А Нина Игнатьевна, как настоящая хулиганка, сорвала берет с Димки Томова и побежала по улице.
– Догоняй! – крикнула она мальчишке.
– Что делать? – Димка в недоумении оглянулся на одноклассников.
– Что, что... догоняй! Артёмов-то следит! – крикнул Вовка.
Димка припустил за учительницей.
– Ребята! – шепнула Иринка. – Директор!
– Сейчас психушку вызовет, – сказал кто-то.
Иван Николаевич подошёл к ребятам с озабоченным видом.
– Что тут происходит? – спросил он и, не дожидаясь ответа, закричал: – Нина Игнатьевна! Сейчас же вернитесь! Немедленно зайдите в мой кабинет! Нина Игнатьевна!
Но учительница словно ничего не слышала. Бегала кругами, размахивая Димкиным беретом над головой. Димке, конечно, ничего не стоило догнать учительницу, но ему было как-то неудобно отнимать у неё свой головной убор. Поэтому он семенил за ней, как старичок, то и дело спотыкаясь.
– Нина Игнатьевна, если вы не прекратите бегать сию же минуту, я вас уволю!
– Увольняйте! – крикнула Нина Игнатьевна, остановилась и помахала беретом. – Другие мне спасибо скажут!
– Нельзя её увольнять, – разом загомонили ребята и рассказали директору о происходящем.
– Артёмов? Будет тихим? – директор с сомнением покачал головой.
Это было так же невероятно, как если бы настоящий спутник Сатурна свалился в сквер перед школой.
В следующую минуту Нина Игнатьевна кинула берет в гущу ребят.
– Ловите!
Берет поймал директор. Он не отдал его Димке, как все ожидали, а бросил назад учительнице.
– Держитесь, Нина Игнатьевна! Я с вами!
Иван Николаевич повернулся к окну, в котором виднелась понурая фигура Лёньки, и погрозил ему пальцем.
– Ну смотри, Артёмов! Ты обещал!

Светлана Сорока

Спасибо, Рыба!

I
Машина съехала с бетонных плит на просёлок. Рыжая пыльная дорога едва вилась, рискуя навсегда затеряться в буйном разнотравье. Особенно много было лопуха. Он тянул свои широкие листья-лапы к стеклам, словно здоровался. И Ник вновь почувствовал себя этим самым лопухом.
Всё из-за истории!
Папа остановил машину возле бревенчатого бабушкиного дома и подлил масла в огонь:
− Чего голову опустил? – спросил он у грустного сына. – Ты ж с прогрессом не в ладах. Деревня для тебя – самое подходящее место!
− Ладно, всего две недели, − поспешила разрядить обстановку мама. – Мы работаем, чего тебе дома одному делать.
− А здесь чего делать? – с укором посмотрел на неё Ник.
Он подумал об одноклассниках, и на него вновь накатили чувства тоски и обиды. Везёт им! Они сейчас на теплоходе по Золотому кольцу рассекают. А он здесь! И всё из-за Рыбы! Рыба − это их историчка Раиса Карповна Осетрова. Эх, уплыла бы она куда-нибудь по своей Волге. Подальше от их класса!..
Несправедливая!
Влепила ему тройку по истории, а в наказанье ещё и на экскурсию не взяла...
Ник вспомнил прошедший учебный год и нахмурился.
Поначалу он даже радовался дистанционке. В школу ходить не надо. Но потом оказалось, что гулять тоже нельзя. Можно только за компьютером сидеть. Ник за ним целыми днями сидел. Сначала учился, потом домашку делал. По всем предметам… и по истории тоже. А Рыба её, оказывается, не видела… В конце года она неожиданно написала ему: «Половина заданий не выполнена!»
Ник пытался объяснить, давал честное слово… Но учительница не стала разбираться: «Не нашла – не отправлял!» А папа не вступился. Он всегда был немного строгим: «Нечего нюни распускать! Получи, что заслужил. Деревню летом!»

II
Бабушка встретила их блинами. За столом потекли разговоры…
А рано утром родители уехали. Ник проводил их, помог бабушке по хозяйству и отправился бродить по деревне. Он решил пойти на озеро – единственную местную достопримечательность.
Озеро было большим и спокойным и, казалось, ещё спало в своих берегах, поросших камышом. Лишь иногда налетавший ветерок морщил гладь, словно хотел разбудить его. И оно, потревоженное, недовольно ворочалось, вздыхало, раскачивая на своих волнах солнце и облака.
Ник невольно залюбовался его силой и красотой. Казалось, во всём мире не было сейчас никого и ничего. Только это небо и эта вода…
Но вдруг в соседних камышах Ник увидел парнишку. Высокий, широкоплечий незнакомец тоже его заметил, махнул рукой и крикнул:
− Привет! Ну что ты стоишь, как неродной? Не рыбак что ли? Айда со мной ловить!
Почему не рыбак?! Они с папой иногда рыбачили на пруду…
− Да нет, я ловлю … − сказал он, подходя к незнакомцу.
Парнишка одобрительно кивнул.
− Как тебя зовут?
− Ник! Никифор! – немного смущённо уточнил он.
− Аким!
Ник улыбнулся и уже с интересом посмотрел на нового знакомого. На его тёмные взъерошенные волосы, на синюю футболку, похожую на небо в грозу. Аким и сам напоминал стихию: шумный порывистый, но интересный.
− Ты, небось, на поплавочную ловишь, − говорил он, насаживая на крючок червяка, − а это фидер! Смотришь на кончик. Дёрнется, подсекай, тащи! Бери себе вон тот… зеленый, что уже стоит. На него мой брат всегда ловил. А сейчас он в армии на границе служит! – последние слова Аким произнёс благоговейно, с гордостью. И Ник тут же проникся уважением и к брату-пограничнику, и к самому Акиму. За то, что разрешил, поделился.
Он благодарно кивнул товарищу, сел на камень и стал следить за удочкой. Небо отделила от воды тонкая полоска с кольцами. Вдруг кончик её согнулся.
− Подсекай! – крикнул Аким.
Ник интуитивно дёрнул удочку вверх.
− А теперь тащи!
Ник вцепился в удилище. Потянул на себя ручку катушки, но она не поддалась…
− Да у тебя там кит! – снова весело крикнул Аким. – Борись!
Ник справился с катушкой. Но удочка плясала в руках, сердце стучало, а от предвкушения того, кто на крючке, захватывало дух.
Озеро пошло крупными волнами. Оно словно специально мешало Нику, не желая отдавать рыбу. Но он боролся.
− Сильно не тяни, ослабь! Дай воздуха глотнуть! – помогал Аким. – Сейчас устанет…
Ещё усилие… И вот, наконец, в подсачике, ловко подставленном Акимом, отражая солнце в боках, трепыхался золотой карась.
Никогда ещё Ник не ловил такого огромного!!!
Присев на корточки, он любовался карасём, и душу его переполняли чувства радости, гордости собой и благодарности Акиму.
− Грамм семьсот будет! – улыбнулся ему Аким. – Ты молодец, что не сдался! И хорошо, что пришёл!.. И почему я тебя раньше не видел?
− Я сюда редко езжу… А в этом году… − Ник погрустнел и рассказал Акиму о Рыбе.
− Ты главное, на неё не злись! – выслушав, серьёзно сказал ему товарищ. – Любая ситуация дана нам для чего-то. Так отец говорит. Он у меня умный…
Неожиданно Аким подскочил с места и бросился к удочке. Теперь клевало у него. И теперь уже Ник, переживая за друга, кричал ему:
− Давай, давай! Осторожней! Ослабь немного!.. Так, так!.. Ух, ты!..
Аким вытащил крупного леща. Затем плотву. А следом за ним Ник поймал ещё одного карася. И ещё…

III
…Вечерело. Солнце опускалось всё ниже, окрашивая озеро в золотисто-багряные цвета.
Бабушка ложилась рано, Нику нужно было домой.
− Давай самую крупную возьмём, а остальную выпустим, − кивнув на садок с рыбой, предложил ему Аким. – Всё равно ведь ещё придём…
Ник не стал возражать.
− Значит, до завтра? – с надеждой спросил Аким.
И Ник, не раздумывая, кивнул:
− До завтра!
Дома бабушка похвалила внука за рыбу, накормила ужином и пошла спать. И Ник тоже лёг. Только долго не мог заснуть. Думал об удачной рыбалке, об Акиме, о завтрашнем новом интересном дне, о Рыбе… «Ты главное на неё не злись. Любая ситуация дана нам для чего-то…» − вспомнились ему сказанные другом слова.
«А ведь если б она взяла меня на экскурсию, мы бы с Акимом не встретились!..» − понял вдруг Ник.
Он улыбнулся и одними губами, беззвучно прошептал:
− Спасибо, Рыба!..

Лидия Гусева

Пересоленный суп

– Бабушка, суп пересоленный! – воскликнула я недовольно и удивлённо, обжигаясь первой ложкой и чувствуя «голую» соль.
– Ну, что ж поделаешь, – ответила бабушка и развела руками. – Какой есть.
Мне тут же стало жалко её и совестно за свои слова, ведь она готовила, старалась, да и старенькая уже. Я начала вкрадчивым голосом (нет, чтобы сразу попросить прощения за обидные слова) ластиться к ней:
– Нет, бабуль, я хотела сказать, что он горячий. А так, я тебя считаю самой настоящей волшебницей, и на кухне тоже. Ведь, ты сама говорила, что добрые повара творят чудеса и даже делают свои блюда лекарствами.
– Ах, ты хитрющий лисенок какой! – улыбнулась бабушка. – Сама знаю, что он пересоленный.
– Лучше назвала бы меня Фоменком! – я дула на горячий суп и глотала с удовольствием, чтобы бабушка никак не усомнилась, что он не вкусный.
– Так я и хотела «науку» преподать тебе!
– Какую еще науку? Лучше расскажи сказку!
– Да это одно и то же, – бабушка загадочно улыбнулась. – Ну, пока ты ешь суп, я успею. Тогда ночью, чур, не приставать ко мне.
– Было это давно, – как всегда, немного прикрыв глаза, завела она. – Один король собрался жениться. Устроил большой конкурс среди девушек. Какие он только задания им не давал: и сплясать-спеть, и сшить-связать, и слепить-срисовать, на языках иностранных поговорить, и, конечно же, приготовить что-нибудь вкусненькое. При этом, невеста должна быть еще красивой, стройной, высокой, с белой кожей, но румяной, с ручками фарфоровыми, но золотыми. Но самое главное, чтобы она ещё умной была, мало того – мудрой! А ты же знаешь, голуба моя, что «красота и ум – не одному, а двум», как говорят. Вот какие высокие требования предъявлял король. Хотя у нас все мужчины сейчас, как короли, и все хотят таких невест. А здесь Королевство! Никто бы не разрешил взять ему в жены девушку глупую, и не отвечающую эти запросам.
Я, молча, доедала суп и думала, чем же всё это кончится? Естественно, все любят красивых. Я тоже, например, красивых кукол люблю.
– Все девушки были как на подбор, но одна их них оказалась небольшого росточка, как статуэточка – куколка, – бабушка словно услышала меня, – с огромными синими глазами на пол-лица. И всё в ней было ладненько и пригоженько. И скромной была, не выпячивалась, как другие. Задания выполняла не хуже других, но и не лучше. Сама, видимо, не надеялась на свою кандидатуру. Но вот и последний тур, девушки должны были приготовить вкусное блюдо. Суп у неё получился очень пересоленным. А ведь люди, как говорят: «Когда кто-нибудь что-то пересаливает, значит влюбился». Так и Король подумал: «Наверно, девушка сильно влюбилась в меня, раз пересолила суп». Надо сказать, что он сразу заприметил её, как только окунулся в лазурные бездонные глаза. И решил, что будет отстаивать её кандидатуру перед родственниками и придворными, хотя она была, как дюймовочка, да ещё пересолила суп. Но этого ему не пришлось делать. Придворные, отведав также её супа, попросили пояснения.
– Зачем же ты так пересолила суп? – спросили «судьи».
– Он сам пересолился, – ответила тихо она, а вокруг все засмеялись. – Когда я его готовила, просто представила, как буду часто и долго ждать супруга из дальних странствий, с походов и войн. Сидеть у окна и каждый час подогревать суп, чтобы он был всегда горячим к его приезду. Вот он и пересолился.
Король и все окружающие были ошеломлены её ответом, такой мудростью и прозорливостью, будущей супружеской верности, любви и преданности.
– Я все равно, бабуль, не поняла, почему суп-то, пересоленный и вообще, не томи, говори быстрей – поженились они?
– Конечно, поженились, детка. И счастье их было велико!.. А суп, когда часто греешь, то много воды выкипает, а соль остаётся, вот он и пересаливается.
Я посидела с минуту, молча, а потом тихонько прошептала:
– Бабуль, прости меня. Ведь ты часа два звала меня на обед, а я всё не шла, играла с подружками во дворе… Теперь я всегда буду приходить вовремя.
– Ну и хорошо, голуба моя, – бабушка ласково погладила меня по голове и налила большую кружку компота. Уж она-то знала, как мне хочется пить. Она всё знает...

Сказка для бабушки

Сидела я и горевала: приехала к бабушке на лето в гости, по подружкам страх как соскучилась, а они взяли да записались в летний городской лагерь. Подружки мои старше были, уже первый и второй классы закончили, а я ещё в школу не ходила. Приходили они только вечером, разговоров было море. Я завидовала их взрослой жизни и сидела, скучая.
– Бабушка, я тоже в летний лагерь хочу! Там все мои подружки!
– Который в нашей школе, что ли разместился?
– Да. Ведь близко. Запиши меня туда, – ныла я.
– Да ты ж из другого города, и не учишься ещё!
Я в слёзы.
– Ну, погоди, не реви. Я поговорю со знакомой учительницей. Может, и возьмут тебя, – успокоила она меня.
Конечно же, всё у бабушки получилось, и я начала ходить в летний дневной лагерь. Там всё было по распорядку: зарядка, завтрак, обед и полдник, кружки всякие, игры спортивные, и даже дневной сон. Мне очень нравилось, а главное, с подружками вместе. В пятницу за нами должен был приехать автобус. Нас везли на целый день в Центральный Городской Парк, где карусели, аттракционы, лодки, а также очень хотелось попасть в комнату смеха. Бабушка, любительница посмеяться, решила ехать с нами. Вот и подошла пятница. Ух, как она мне запомнилась на всю жизнь!
Мы с бабулей поднялись в автобус, заняли хорошие места, я, конечно же, у окошка. Все расселись, а воспитательнице места не хватило, и она встала около нашего сиденья, держась за перекладину. Бабушка, увидев это, прошептала мне на ушко: «Уступи место воспитательнице», и встала сама. Я похлопала ладошкой по пустому сиденью и сказала: «Садитесь, Елена Петровна!» Только через секунду поняла, что сделала что-то невероятно плохое! Бабушка посмотрела на меня слишком серьёзно и с грустью.
– Садитесь, садитесь, пожалуйста, – подтвердила она мои слова.
Воспитательница села. Я, спохватившись, начала просить бабушку занять моё место у окошка, но она не согласилась. Так и простояла всю дорогу. Больше я не могла поднять глаз на неё, мне было очень стыдно и совестно. Меня уже не интересовали виды из окошка, ни будущие карусели, тем более, комната смеха. Рот мой не открывался целый день, бабушка тоже была не весела. Вечером я мучилась, что бы придумать, как искупить свою вину? И тогда решила сочинить сказку про себя бестолковую и рассказать бабушке на ночь.
– Бабуленька, не сердись на меня. Я тебе сказку сочинила.
Она улыбнулась.
– Ну, вот слушай. Жила-была принцесса. По пятницам у неё был приёмный день. В большой зале стоял высокий трон. Она садилась и принимала посетителей, которые приходили с просьбами или жалобами. Вдруг в зал вошла старенькая, престаренькая женщина с палочкой в руке. Ноги её еле передвигалась, вместо одежды были лохмотья. Принцесса тут же встала, подскочила к старушке и повела её к трону.
– Садитесь, бабушка, садитесь! Вам трудно стоять.
Старушка важно уселась, а придворные, которые стояли рядом, презрительно отвернулись и прикрыли нос платочком.
– С чем вы, бабушка, пришли? Что хотели попросить? – начала беседу девушка.
Старушка как рассмеётся, да и говорит:
– А я и пришла просить – посидеть у тебя на троне!
Все вокруг начали хохотать.
Баба Дуся моя тоже прыснула от смеха, чему я очень обрадовалась, и продолжила свою сказку.
А старушка вдруг превратилась в красивую волшебницу, встала с трона и сказала:
– Хорошей ты будешь королевой, раз уступаешь место старшим! И принца настоящего ты повстречаешь! Мир и покой будет на вашей земле! – и она исчезла.
– Бабуль, ты меня не разлюбила? – закончила вопросом я. – Всегда – превсегда я теперь буду уступать старшим место.
– Ладно. Посмотрим. Проверим, – держалась бабушка строго, но я видела, как она сдерживала смех. – А ну-ка подвиньтесь, Ваше Величество! Дайте-ка прилечь старенькой бабушке! Уступите ваше королевское местечко!
Мы рассмеялись от души, крепко обнялись и счастливо заснули.