Подготовила Елена Овсянникова

 

Наталья Бекенёва пришла в ТО ДАР недавно. Когда я прочитала начало «Фантазеек», представленных при поступлении, то была покорена тем, как маленькая героиня сказок рассказывает о танце «Калинка-малинка». В этом рассказе малышки абсолютно точно передана психология ребёнка, живого и настоящего, а не книжного. Наталья – детский арт-терапевт, она чувствует и понимает детей, поэтому её сказки наполнены неуёмной, детской фантазией и помогают детям и самим раскрываться и фантазировать.

А ещё Наталья Бекенёва очень помогает развитию ТО ДАР, в частности, журналу «Аватарка», ведя страничку журнала в Инстаграме. А недавно она была принята в редколлегию по прозе ТО ДАР.

Пока у автора не так много публикаций, но думаю, что всё ещё впереди.

 

Публикации:

В сборнике "Добрая Лира 2020" – "Фантазейки Калинки-Малинки".

Журнал " Мурр"– рассказ "Радужное море".

Журнал "Аватарка" – рассказы "Радужное море", "Планета Каруселия". 

Литрес "Сенька Соломкин и тайны кулимагии".

 

Конкурсы:

Лауреат литературно-педагогического конкурса «Добрая лира».

Young adult фэнтези-2018 на Литнет "Брежатые. Тайна пшеничных лабиринтов" – полуфиналист.

"Новая детская сказка 2018" издательство "Аквилегия" –  лонг-лист – "Сенька Соломкин и тайны кулимагии".

Литературный журнал «Стол» – «Белоснежики из Снегого» – лонг-лист «Зимняя сказка 2019»

 Я задала Наталье несколько вопросов, в результате ответов получился рассказ о себе.

Родилась в Ростовской области в Миллерово – городе, затерянном среди донских степей, где снималась «Поднятая целина» и, где так часто бывал сам Шолохов.  Моя мама видела писателя в охотничьем домике егеря, где гостила летом у бабушки своей подруги.

 В детстве я часто бывала в станице Вёшенской, как мы её называем, в Вёшках, любила гулять по степным лугам, наблюдала за байбаками (донскими сурками) и потихоньку начала сочинять стихи.  Первый стих был про осень.  Мне не поверили в школе, что написала сама, но поверил отец.  И, так как это безобразие продолжилось, я стала писать заметки в местную газету. Поступила на журфак в Ростове-на-Дону, работала на ВГТРК «Дон-ТР», «ТНТ-Ростов», местных СМИ.

В 2006 году непредусмотрительно окончила психологический, но чтобы окончательно развеселиться, получила сертификат арт-терапевта и перинатального психолога. И вот уже как 12 лет работаю с семьями и детьми.

Я люблю писать для детей, потому что дети – они непредсказуемы. Ну, то есть, от взрослых уже ничего нового не услышишь. Ответы и реакции, как правило, заранее известны   и ожидаемы, а дети удивляют каждый день. Их речь окрашена эмоциями, мысль – открытиями, и они выдают их без редакции.  И мне хочется их радовать в ответ!

Из классиков – люблю читать детям Зощенко, мне кажется это Чехов, только для детей. Он им понятен до сих пор, не скучен. Нравится Успенский – моя любимая книга в детстве была «Вниз по волшебной реке» с чудесными иллюстрациями В. Чижикова – юморная, живая и в то же время атмосферная.
Современных детских авторов – не перечесть! Но, наверное, я скажу о тех, кто вдохновляет – Дмитрий Емец, Наталья Щерба, Наринэ Абгарян, Тамара Крюкова.

В детской литературе для меня, как для взрослого, главное – интерес и наполненность. Книгу до определённого возраста ребёнка всё равно выбирает родитель, поэтому, если родителя «не цепляет», то он не станет читать, покупать этот труд. Детская книга должна быть разнообразна, как и сам ребёнок, но в тоже время иметь смысл и, желательно, не только развлекательный.  Слог должен «течь», чтобы, читая ребёнку вслух семейным вечером, родитель не спотыкался о неровности и обороты, а тоже погружался в сказку. Ведь читая малышу, мы балуем своего «внутреннего ребёнка».

В творческой жизни я, конечно, мечтаю об изданных книгах. И, быть может, это будут уже совсем не те вещи, которые уже есть на электронных площадках. Мне нравится мечтать, придумывать и развивать образы героев и жить с любимыми персонажами в голове.

Буду счастлива, если они полюбятся детям. Ведь донести свою историю до тысячи умов и быть понятым, это, мне кажется, и есть писательское счастье.

Планы пока хочу сохранить в секрете. Но они есть. На данный момент две рукописи участвуют в двух конкурсах: Короткое детское произведение издательства «Настя и Никита» и на Литмаркете, в конкурсе произв. для подростков.

 

Фантазейки Калинки-Малинки

Радужное море

Всем привет! Меня зовут Калинка-Малинка. И у меня есть друг Пломбир.  У него большая семья: жена Розовая Зефирка и дети Пломбирчики.  Все они заводные собачки и виляют хвостами – суда-тюда, суда-тюда, суда-тюда.

Мама сказала, что я говорю неправильно. Правильно – сюда-туда.

Но хвосты моих собачек крутятся, как волчок, когда я заведу их ключиком. И суда-тюда, и по-маминому. Имена у них, как у моих любимых сладостей. Это я с первой фантазейкой сочинила!

О них мой дневник. И я его в голове придумываю, а перед сном маме рассказываю. Она потом их запишет.

Сегодня осень. У неё есть три брата. И все на «брь» – один теплый и жёлтый, другой бурый и мокрый, третий холодный и лысый. Сентябрь, октябрь, ноябрь… Еле на развивашке запомнила!

– Марина! Поехали! – позвала мама.

Ну вот, не успела я завести Зефирку, как надо ехать в этот «Арбуз»!

– Иду! – Подскочила я. Ну, как иду, подскакиваю. В прошлом месяце я выиграла большой приз с народным танцем «Калинка-Малинка» и теперь, как говорит папа, «меня преследует слава». Ну, то есть эти движения.

На пяточку-цок! На носочек-скок! И покуржи-и-и-иться! Руки в боки, и с подскоком к маме...

– Ах, ты моя Калинка-Малинка! – обнимает меня она.

– Ма, ну, давай сегодня прлопустим «Арлбуз», – говорю я, ведь буква «р» у меня ещё плохо получается. Хотя мой логопед говорит, что я привыкла «лэкать» и мне надо просто выкинуть букву «л», как вредную подружку. Я старюсь, ведь через два года мне идти в школу. А там…, как говорит папа, у всех буква «р» от зубов отскакивает. Как у солдат.

 Ничего она у них не отскакивает! Сколько раз на параде на них смотрела – у всех рты закрыты и даже усы не топорщатся! Это, наверное, какие-то солдаты особенные.

 Я взяла Пломбира, и мы сели в мамину машину.

Вот и детский центр. Там надо читать, писать, считать.  Мама водит меня туда уже год, и раньше я там фасоль и горох перебирала. И мелкие макароны по разным баночкам раскладывала. Странное было занятие. Но как говорила, моя учительница Надежда МоркОвна – развивает мелкую моторику. Не знаю, по -моему мои руки и так вертятся достаточно быстро. Не зря же я конкурс выиграла?!

– Здравствуйте, Надежда Марковна! – говорит мама и быстро снимает с меня уличные туфли. Надевает сменные.

Я улыбаюсь. Хитренько. Потому что знаю, что сейчас поймаю фантазейку. Первую за день. Смотрите дальше…

         Надежда МоркОвна спускает очки и строго смотрит на меня из-под рыжей-рыжей чёлки. Поправляет яркий зелёный платок на шее. Теперь вы понимаете почему я зову её так.  Потому что у неё верхняя часть – морковенская!

– Я побежала! – кидает мне мама воздушный поцелуй.

 – Чпок! – хлопнула я себя по щеке. Поцелуй поймала.

– Мариночка, садись, – приглашает меня за страшно-аккуратный стол Надежда МоркОвна. Карандашики – над тетрадочкой, ручки – справа, ластик-слева. На подставочке – букварь. А там буква «Б» - большая и толстая. Читать будем. Слоги напевать. Всё скучное.

Девочку рядом, зовут Олечка.

- Ба, бе, би, бо…, – читает она.

А мой рот в букву «о» растягивается. Вот-вот, уже начинается. Я зеваю, и…

Нет, нет, ещё рано! Только занятие началось. Но радужная фантазейка уже летит мне в рот! Сегодня это круглый игольчатый шарик! Что буде-е-ет…

Хлоп! – фантазейка уже во мне.

И я её проглотила. Боюсь рот открыть.

– Мариночка, ты узнаёшь следующую букву? Какой звук…, – спрашивает Надежда МоркОвна. – Помнишь мы на прошлом занятии её лепили, а потом песенку пели «Валенки Варюшке валяли воробушки».

Я мотаю головой. Песню то помню. У меня потом ещё до вечера воробышки вокруг головы летали. Ещё бы! Мы её десять раз спели!

– Мне надо её нарлисовать! – говорю.  Тянусь к баночке оранжевой гуаши.

– Ладно, – отвечает моя учительница. Даёт мне лист бумаги. – Но лучше карандашиками.

 Но я тянусь к баночкам с гуашью. Они у меня с собой, в портфельчике.

МоркОвна строго смотрит на меня, но молчит. И медленно вытягивается в длинную морковку с зелёными листиками вместо рук. А я ничего не могу поделать. Фантазейка уже во мне!

Мой палец ныряет в оранжевую гуашь, и вслед за ним на листе простирается огро-о-мное оранжевое море.

Я быстро открываю ещё пять разноцветных баночек. Голубая, зелёная, красная! Погуще, погуще, погуще! И море становится радужным.

– Тяв- тяв-тяв! – лает Пломбир. Он уже давно ждал фантазейку!  Ведь в них он оживает, как настоящая собака!

Взгляну на МоркОвну. Она застыла. Стоит и не движется. Как обычно в моих фантазейках. Все взрослые просто каменеют. Кто от злости, а кто от радости. В зависимости от воспитательности.

Нырять в Радужное море одной – скучно и страшно. Эх, возьму Олечку! 

Тяну к ней измазанную красками руку, она не трусиха, хватается. И мы вместе становимся маленькими и - хлюп в волну!  Пломбирчик плывёт прямо к нам. Мы весело купаемся. Хотя в настоящих морях я не умею плавать.

– Где мы? – спрашивает Олечка.

– В Радужном море! – отвечаю. И мы, схватив за уши Пломбирчика, катаемся на волнах. Как весело!

«Кап-кап-кап» – срываются нам на головы неприятные холодные капли. А небо становится мрачным, серым, ещё и в какой-то красный цветочек с зелёными листиками.

Небо скручивается в страшную гусеницу, затем расправляется в огромного плоского жука, и приближается к нам.

– Что это? –кричит Олечка, и мы прижимаемся к Пломбиру.

Он отчаянно гавкает, пытаясь отпугнуть ужасное чудовище.

Жук-чудовище ооочень близко. Он уже снижается на море. Раскрывает свою пасть и выпивает море до половины.

– Бежим! – Кричу я.

Мы выбегаем на берег. Ужасное чудовище выпивает море до дна…

В горле моём запершило. Фантазейка заканчивается.

– Безобразие! – звучит голос МоркОвны. – Ты изрисовала весь стол! И Олечку испачкала. И как ты умудрилась за несколько секунд провернуть такое! Просто молниеносная девочка! – ругается ожившая учительница, сжимая в руках серую тряпку в красный цветочек. А на ней – волны Радужного моря.

Как всегда! Взрослые всё портят! Не могла ещё подождать, мы позагорали.

– Зато, я видела волны! Буква «В» – волны! – с гордостью говорю я.

 

Холодная история

 Зима. Декабрь, а может янвабрь. Я их пока путаю, эти зимние месяцы. Главное, чтобы Дед Мороз вовремя явился.

Сегодня к нам в гости пришла моя бабушка. Она настоящая моржиха!

– Привет сони! Вперёд, закаляться! – прокричала она ранним утром, вбежав к нам в дом лыжном спортивном костюме.

У бабушки была пробежка. И она решила, что сегодня тот день, когда мне можно начать закаляться. Мама закутала меня в махровый халат, надела шапочку, колготки, и погрузила ноги в теплые сапожки.

– А это лишнее! – сказала бабушка и велела обуться в кеды.

Мы вышли во двор и пробежали круг по снегу. Затем стали под сосны, сделали зарядку. И тут бабушка тряхнула игольчатые ветки! Холодный снег опушил меня с ног до головы! Я даже рот открыла от неожиданности.

Вот-вот, начинается, только и успела подумать я…, и колючая и холодная фантазейка, как шарик пломбира, попала мне в рот.

Я открыла глаза. Чудеса! Вокруг снег, а мы с бабушкой настоящие моржихи - северные звери. У нас толстая бурая кожа, а из  пасти торчат клыки. У бабушки длинные и серые, а у меня ещё маленькие; вместо рук – широкие ласты, и хвост тоже есть!

 Почему-то мы ползли не по льду, как я видела по телевизору, а по обычной рыжей земле.  Мы двигались в огромном моржовом стаде. И нам было тесно.

– Бабушка, где мы? – спросила я на моржовом языке.

– Это Северный Нельдовитый океан, – ответила бабушка.

– Ледовитый! – недоумённо поправила её я. – Только где лёд?

– Видишь ли, сейчас у людей глобальное помутнение, то есть потепление.  Из-за этого льды в океане тают. Нам, моржам, совсем плохо без него. Мы привыкли жить на льдинах, нырять с них в воду, рыть дно своими бивнями, и добывать рачков и моллюсков. Но с каждым годом льда всё меньше и меньше.

– Почему? – спросила я.

 – Потому что люди очень большие мерзляки и торопыжки. Они включают вонючие дымные печные трубы, летают на шумных воздушных машинах, и даже ездят в гудящих печах, а оттуда валит зловонный дым. Люди всё время дымят и куда-то торопятся, воздух теплеет, а льды тают.

 Вдруг сторожевые моржи заревели. Наш вожак увидел вдалеке ледовое место. И мы все, толкаясь, и смешно шлёпая ластами по мёрзлой земле, поспешили к нему.

В этот день мы долго ныряли с большой и длинной льдины в море, плотно пообедали, отогнали двух белых медведей от нашей большой ластоногой семьи.

– Ры-ииии, – очень смело рычала я на медведей из-за десятка спин почтенных моржей.

 А потом мы играли в «испугашки» с вертолётом. Люди думают, что мы их боимся, когда их машины кружат над нами. Поэтому они облетают нас стороной.

А мы просто делаем вид, что нам страшно и громко хохочем.

 Вечером я забралась на спину к бабушке.  Так теплее и мягче. И быстро уснула под биение её большого и доброго сердца. Впрочем, оно доброе у всех моржей.

– Маринка! – крикнул мне кто-то на ухо.  – Ты что уснула?

Это была моя бабушка.  Я распахнула заснеженные ресницы. Похоже, мы стояли под ёлкой всего несколько секунд, и моя фантазейка привиделась мне, пока бабушка растирала мои ладошки снегом.

– Ну-ка побежали в дом! Для первого моржевания достаточно.

Бабушка осталась у нас на чай. Я перебирала баранки в вазочке, думая о своей холодной фантазейке из Северного Нельдовитого Океана, и о бедных моржах, которым приходится долго-долго брести по берегу в поисках льда.

– Калинка-Малинка, ты что такая грустная? – спросил папа.

– Да, так пррросто…гррустно, – неожиданно прорычала я.

– Ой! Мариночка букву «р» выговаривает! – всплеснула руками мама.

– Па, – выглянула я в дырочку от баранки, – давай пррродадим нашу машину…

Рис. Заставной Богданы, 6 лет, для рассказов "Фантазейки Калинки-Малинки"

 

СЕНЬКА СОЛОМКИН И ТАЙНЫ КУЛИМАГИИ

Предисловие

 Первое сентября. Вечер. Из  дневника Сеньки:
Я даже не знаю, как это объяснить, но моя фантазия…она слишком странная. Вкусная и очумелая! Но главное – она помогает мне готовить невероятные блюда! Возможно, что в будущем я достигну такого мастерства, что мне откроются  тайны лучших кулимагов этой невероятной страны, страны Кулина́рии.

  Происшествия в «Некабаке»

Я сморщился от яркого солнца, зацепившегося рассветным лучом за мой конопатый нос.  Единственное окно моей скромной спальни выходило на пёструю южную степь, а наш домик стоял на отшибе «Скитальца» – известного на всю округу отеля, где я жил со своей привередливой тетей Липой Игнатьевной. Как только открываю глаза, сразу вспоминаю её лицо – бледное и одутловатое, похожее на сдобную булку. Хочется сбежать!

Но сегодня... Мой сон затмил даже тётушкину физиономию! Батон и плюшки в нём терпели бедствие, а карбонад и колбаски спасали их. И ладно ещё простофиля Колобок там катался повсюду, но консервированный сыщик Паштет – это слишком» – подумал я и взглянул на стол. Там остывал завтрак: пирожковая тарелка с блинчиками, вазочка с малиновым джемом, кружка с чётко отмерянной заваркой, что тетушка всегда наливала строго под нижний золотистый ободок и ещё отварное яйцо.

Я сел за стол и впился зубами в масляный блинчик…Поморщился. Тётя снова положила внутрь солёной сёмги! Сколько раз её просил этого не делать! Несочетаемый для меня вкус. Но – нет, настырная Липа Игнатьевна пару раз в месяц, но подсовывала мне рыбные блины.

 «Так воспитывается кулинарный вкус, Сеня! – отвечала она на мой упрёк низким, мужеподобным голосом.

Каждый вечер, приходя из ресторана, она распускала тугую дулю на макушке и подбирала волосы косынкой, завязывая узел на лбу. И он торчал у меня перед глазами до самой ночи. Как рог упрямого единорога, которого приставили ко мне на время каникул!

Тётя была очень дотошной и пендитной чистюлей. Каждый день начинался с того, что в шесть утра она будила меня мытьём полов и надраиванием кружек содой. Звук выходил отвратный! Но тётя не могла без этого. Она мыла полы вечером, а затем ещё и утром. Как будто каждую ночь наш дом посещали невидимые мстители в грязевых калошах. Но самое ужасное, так это то, что я должен был тоже сложить ровной стопкой все полотенца после завтрака – уголок к уголку, расставить кружки и заново помыть полы. Ну, или хотя бы подмести это точно! Не знаю, наверное, именно поэтому сухую на эмоции и дотошную тётю Липу и держали управляющей «Некабака».

 Конечно, она мнила себя правой рукой самого шефа Уварова. Однажды, вернувшись после тяжёлого и шумного банкета, Липуша, так иногда я её про себя называю, стоя перед зеркалом, заявила:

 «Расстегаям шефа давали салют, Сеня! Я видела, как заезжий иностранец сунул тайно пирожок прямо в карман своего костюма. Без салфетки! А потом обернулся ко мне и сказал: «Та рыба, что испЕклась в пирОжке – просто бесподонна! [1]». Так что Сеня, это был салют и в мою честь! Закупщик ресторана – как дрожжи в тесте – без них оно не поднимется, и «Некабак» поднялся при мне!»

«Некабак» назвался ресторан, при котором работала моя тётушка. Он был знаменит на всю область, если не дальше. Проезжие гости Большого Рыбинска еще на подъезде к отелю «Скиталец» пускали слюни, читая отзывы посетителей в навигаторе: «прозрачная, как слеза, щучья ушица с кореньями и хрустящими ржаными хлебцами», «борщ, на таящей во рту телятине», «рагу в горшочках – со свежим зелёным горошком и нежной утиной грудкой» и «умопомрачительные расстегаи с сёмгой»

И так далее, и так далее и так далее…

Я – Сенька Соломкин. И сегодня почти три недели, как я гощу в свои законные школьные каникулы у Липы Игнатьевны – старшей родной сестры моего отца. Все мои друзья – бывшие первоклассники, как говорит папа – «маются дурью», а, по-моему, они классно отдыхают – рубятся в компьютерные игры, зависают в гаджеты, гоняют на велосипедах и скейтах. В общем, делают всё то, что я хотел бы делать сам!

Но нет, мой папа ведёт «вялый бизнес», – торгует фруктами и овощами на местном рынке. И считает, что я должен «взрасти для смены», чтобы подхватить его дело, когда вырасту. Поэтому, я подметаю двор в «Некабаке», поливаю клумбы Липуши и все цветники ресторана. За просто так. Потому, как я – ещё маленький! Но приучаться к труду мне можно. Такая вот несправедливая логика.

Я вышел в ресторанный дворик.

– Привет, Бот! – сказал я, и погладил рыжего ретривера, и он весело залаял мне в ответ.

Бот[2] был мой друг. Липуша принесла его прошлым летом, и это был презабавный добрый щенок охотничьей породы и мой единственный верный друг в этом месте. Я сразу прилепил ему эту модную кличку, потому как Бот был умным и здорово помогал мне во всем.

 «Скиталец» находился на отшибе Большого Рыбинска и дети, если и задерживались здесь, то на одну ночь – уже утром отъезжая на южный курорт со своей семьёй по оживлённой трассе.

 Зато природа здесь была классная! Чистая речка – сразу за косогором, смешанный лес, словно сломанный гребень, уходивший в овраг низкими сосенками. И много вкусной еды, что приносила тётка из ресторана. Хотя, конечно, к природе это никак не относится.

 

Я прошёлся с Ботом по дорожкам дворика. Солнце недавно встало, но уже заметно припекло садовые цветы и те, сохло пожухли, требуя влаги.

– Придётся полить, – сказал я Боту и он тут же побежал к крану с водой, так как наш утренний моцион был неизменным и уже привычным для него.

– Сеня, ты встал? – раздался позади командирский голос Липы Игнатьевны.

«Нет! Я сел!» – негодующе подумал я и, подкатив глаза под лоб, обернулся.

– Доброе утро, – ответил я ей и махнул рукой.

Тётя торчала в отрытом окне ресторана и поливала расцветшие флоксы в горшках.

«Шеф снова не вышел», – подумал я, перекинув распылитель с водой на другую клумбу.

Флоксы – любимые цветы Петра Андреевича. С этого занятия он всегда начинал свой день в восемь утра, а затем шёл на кухню к команде «Некабака» разгонять «нехай»[3], то есть лень подмастерьев. Уваров метко вставлял южно-российские словечки в свою и без того занятную речь и имел запоминающуюся внешность.

Но вот уже прошло две недели, как приезжий ресторанный критик сказал ему, что его русские щи – «пустой суп тройного брожения с рискованным послевкусием». Ведь как раз в тот день шеф решил поэкспериментировать и добавил в щи тимьяну.

После реплики критика шеф, понятное дело, разозлился и впал, как говорит моя тетя, в «рыболовную депрессию». Уваров днями просиживал с удочкой у реки в отдалённой прогалине, словно камышовый кот. Хотя, как я читал, камышовых котов таких мастей не бывает. Просто шеф обладал ярко-рыжей шевелюрой и пегими уже немного седыми усами.

Вот уже неделю, как ресторан временно закрыли. Завтраки подавались в кафе, а Уваров лишь иногда выходил в полдень почистить леща на разделочном пне и снова удалялся в свой домик. Вечером из его окон доносились звуки гитары. В основном унылые мелодии.

– А когда Пётр Андреевич вернётся? – отвлёк я Липушу, нарезавшую хлеб в беседке в тени раскидистой ивы. И подкинул тайком Боту говяжий хрящик.

– Через две недели начнётся тыквенный сезон. Он не сможет его пропустить и надеюсь, что выйдет из своей рыболовной депрессии.

– Д-а-а, – протянул я, – как сейчас помню его тыквенные оладушки под сливочно-медовым соусом! Жаль, что через несколько дней я уже уеду домой, каникулы закончатся.

– Тебе же здесь не нравится? – съехидничала тетя, приподняв бровь.

– Ну, – прочесал я затылок, – просто я хотел бы заниматься чем-то посерьёзнее, чем дворничать и клумбы поливать. – А можно я приготовлю, шоколадные сырники на кухне шефа? Пока там никого нет?

Тетка аж брякнула ложкой о край тарелки.

– Ты что?! Да Уваров если узнает, что кто-то хозяйничал там без его ведома, больше в жизни туда не зайдёт! Ты вот лучше что…убери сегодня в коридоре.

– В кафе?

– Нет. В ресторане. Пыль, полы, двери протри, – неожиданно для меня заявила Липуша и, собрав тарелки и супницу, вручила их мне. – Посуду в кафе отнеси, – и тётка протянула мне длинный ключ от заднего входа в ресторан.

– Сделаю! – воодушевился я нагрянувшему разнообразию, взял посуду и скормил Боту ещё один кусочек припрятанной мной говядины.

– Только не вздумай лазить в кладовку! – выкрикнула Липуша, уже усаживаясь в машину. – Я на рынок, за закупками.

В ответ я лишь кивнул и понёс в кафе грязную посуду.

 Убирать в ресторан я направился уже к вечеру, вдоволь накупавшись в реке. Открывая дверь коридора, предваряющего кухню, я испытывал какой-то странный трепет, будто это потайная дверь в замок волшебника. Честно говоря, фантазия у меня что надо. Иногда, я даже сам боюсь своих выдумок.

 Как-то раз, когда я поджарил свою первую яичницу-глазунью, то в шутку нарисовал на белке рот томатным кетчупом, приладил усы из зелёного лука и укропный нос. Спустя миг, мне привиделось, что яичная морда мне подмигнула! Я чуть не упал со стула и отказался наотрез есть свою яичную рожицу, отдав её папе. И такое случалось со мной не однажды. Кулинарные шалости, как я их называю, часто преследовали меня. Возможно, именно поэтому я уже второй год соглашаюсь гостить у тёти Липы, хотя каждый раз и протестую ехать на «выселки».

Я помыл полы в коридоре, затем зашёл в кладовую, включил свет. И тут я вспомнил, что тётушка запретила мне входить сюда. Но я решил протереть рамы и раздаточные окна и стал шнырять по кладовке в поисках стеклоочистителя.

– О! Вот и «Блеск»! – увидел я чистящее средство, прихватил флисовую салфетку и вдруг заметил, что на полу нечто блеснуло. Это был ключ. Неприметный, маленький с обычным колечком вместо брелока. Дома я крепко уснул, прижимая ключ к груди.

 

 Страна Кулинария

 «…Страна  Кулина́рия действительно существует.  На абсолютно любой кухне, Сеня, – вторгся в мой безмятежный сон знакомый голос тётушки Липы. И только самые одарённые повара видят её обитателей!»

«Боже мой, подумал я, – и тут Липуша! Даже во сне от неё не отделаться!»

 Я повернулся на другой бок, и сон продолжился кулинарным видением…

 

  Сдобьян Мудрый

          Его тело пышило сдобным дымком, с каждой секундой становясь всё румянее и пухлее. Он раздавался вширь в своём плетёном кресле, выпячивая бугры на пузе, приминая широкие бока толстыми короткими пальчиками. Глаза его оплыли от удовольствия, веки почти сомкнулись. Маленький нос, едва различимый на круглом, румяном лице с ямочками   подрагивал.

Он засыпал.

Но потом вдруг взял... и вырвал из своего мягкого бока кусок! Не устоял! Съел!

– Царь Батон! Ну что вы, в самом деле?! Только с пылу с жару! – сокрушался  стряпчий[4]  Рогалик.

– Не сдержался, – нахмурился царь Батон в государстве Сдобино, величавшийся ещё не иначе, как Сдобьян Мудрый из династии Мукьяновых. 

– Плюшка Маковна! – вскричал Рогалик так, что запечённый уголок его мундира едва не разошёлся.

В плетёный зал дворца-корзины охая и держась за бока, спешно вошла Плюшка Маковна – старшая придворная дама и троюродная тетка государя.

– Уфф, – подкатила она глаза под веки, осыпанные сахарной пудрой. – Едва всю присыпку не растеряла. Только от гримёра. Ну, что случилось то?!

– Царь Батон изволили снова…с, – развёл руками Рогалик. – Виноват...с, не уследил.

Плюшка Маковна сдвинула яркие горбатые брови, которые любила подкрашивать едким морковным мармеладом – и двинулась к племяннику.

– Снова шалишь, Ботя! – строго сказала она и достала из белой резной этажерки мельхиоровый поднос. – Вот уж, посмотри, что натворил, царский камзол испортил!  – приставила она тыльную сторону подноса к отломанному боку Сдобьяна.   –  Не ровен час гости явятся из провинции Шардо, а ты знаешь, какие они эстеты. Любят, чтобы всё красиво.

Батон на это надменно хмыкнул, отвернувшись надгрызенным боком от тетушки.

– Бара-а-а-аша, –  завопила Маковна. – Неси муки. Быстро! Будем батюшку царя латать.

– Не желаем мы! –  капризно заявил Батон. – Спать буду.

– Поспите ваше Величество теперь после выпечки.  Непрезентабельный вид у вас. Опять вы за своё! Как калач бездрожжевой ломаетесь.

В зал вбежала длинная гнутая баранка в красном переднике с низко опущенной косынкой на глаза. Она держала в руках мешочек муки и кувшинчик воды.

– Туда поставь. И поди к окну, – велела Плюшка Маковна и ловко замесила тесто на подносе.

Царь Батон нехотя подставил бок.

– Ну вот, – любя проговорила тётка, латая тестом бок племянника, –  примите теперь гостей из Шардо в лучшем виде. Прибудет виконт Эклер, даже мадам Безе из Десертии, а также обещали захватить старого графа Штруделя и барона Брецеля.   Шпионы генерала Расстегая разведали, что граф Штрудель хранит в своих подвалах необычный рецепт слоистого пирога и никуда без этого свитка не выезжает, – вкрадчивым шепотком добавила она. – Так что, быть может, нам удастся заполучить рецепт на пиру и поднести его Великому Пекарю.

– Выкрасть?! – разозлился Батон.

– Нет, конечно! – развела пухлыми руками Плюшка Маковка. – Бараша! – повернулась она к прислужнице: – Уши заткни, – велела она. – Но, знаешь ли, Ботя, при умелом подходе и задушевном разговоре за чаем – чего не бывает. Прекрасно. – Обтёрла она руки полотенцем. – Теперь в печку.

 И Плюшка Маковна указала на высокую дверь в центре царской залы.

– Уффф, только остыл, – недовольно пыхтел Сдобьян, сползая с трона.

– Зато ваше царское величество может в Хлебопечке томиться сколько угодно по собственному желанию.  В то время как простым мучнишкам, так и лежать полжизни в полуфабрикатах на досках Великого Пекаря, – подытожила тётка, поддерживая племянника за толстый локоток.  – Это ненадолго, – состроила она ехидную улыбочку.

– Отвернитесь все, – пробурчал Батон и отстранил тётушку.

– Да я и не смотрю вовсе, – надменно произнесла  Плюшка Маковна и отошла на шаг. Какой в этом толк? Ключик твой навеки. 

Сдобьян тем временем запустил пухлые пальчики в подлокотник   плетёного трона и вытащил удивительный ключ, походивший на маленькую пекарскую лопатку с зазубринами. Заулыбался. Нехотя переставляя толстенькие ножки в печёных сапожках, царь Батон подошёл ко входу за троном и просунул в замочную скважину обычный ключ, открыв дверь за семью печатями. Печати те были из теста – самого пресного и прочного в Сдобино. Однако мучные стражи разлетелись на мелкие крошки, как только царь потянул на себя ручку. Перед ним вздымалась Хлебопечка. Государь обошёл громадину, и завёл её царской отмычкой. Что-то щёлкнуло, изнутри послышался гул, а затем сбоку отворилась дверца, и Сдобьян шагнул внутрь.

– Не забудьте тут уж про меня..., – выкрикнул он. – Заснуть могу.

Плюшка Маковна с довольной улыбочкой прикрыла дверь, сплетённую из толстых ивовых прутьев.  Впрочем, всё убранство внутри жилища му́чников было плетёное: кресла, диваны и табуреты – из бересты, а шкафы, тумбочки и комоды – лозовые. Посуду в Сдобино предпочитали чёрствую. Пряник Столярий мастерил её втайне со времён Первой Сдобной Эры и, как поговаривали, не без помощи особой пряничной магии, которая превращала тесто в камень.

– Ох, и ленив же государь, да капризен! Сил нет моих более, – изрекла Плюшка Маковна, присев на круглый табурет.

Рогалик кивнул, примазав украдкой, вечно расходившийся край своего мундира тестом, которое стащил с подноса.

–Да, вижу я, вижу! Не прячься ты.  Повидлов ты или нет? Род у тебя знатный, древний, а подать себя как следует – не умеешь. Помадки мне! – вскинула руку царская тётка. – Бока сохнут.

Рогалик метнулся в соседнюю комнату. Раздался грохот. Нечто опрокинулось, но через пару секунд стряпчий вернулся с креманкой помадки с барбарисовой отдушкой, изысканный дух которой пленил всех придворных плюшек.

–Ты хоть бы мундир себе новый замесил, – снисходительно произнесла тётушка.

– Виноват-с. Сделаю, времени всё нет-с.

– Чудесный аромат! – понюхала помадку тетушка. – Бараша! Намажь меня! – поманила Плюшка Маковна прислужницу пальцем.

– Согласен, – застенчиво произнёс Рогалик и отошёл подальше, пока Бараша покрывала Плюшины бока помазком, макая его в душистую помадку. – Позволю заметить, – произнёс он шёпотом, – что над ней работал старший  рецептник и кулимаг Тимьян  Пикантыч.

– О, да! Я наслышана о его талантах! – заулыбалась тётушка. – И собеседник он чудесный во всех отношениях. Всегда подтянут, однотонен, пахуч. Ну, чудо, чудо, а не пряновек[5]!

И тут из-за двери раздался громкий стук.

– Ой! – подскочила Плюшка Маковна. – Ботя ж в печи!

 

[1] Беподонна – бесподобна (слово искажено иностранной речью)

[2] Бот- специальная программа, помогающая человеку выполнять определенные, заданные действия.

[3] Нехай – в значении оставить на потом, пусть себе, пусть будет.

[4] Печной стряпчий – в Сдобино – слуга у печи царя Батона.

[5] Пряновек – появившийся из семечка житель Кулина́рии.