Подготовил Сергей Никифоров

 

Об авторе:

Родилась, росла, училась и по сей день живу в северном городе Архангельске. Да, да, в том, про который до сих пор сочиняют, что у нас белые медведи по улицам бродят. Нет, они бродят ещё севернее.
По образованию я химик, по специальности финансист и всю жизнь проработала на благо образования. Как только появилась возможность, сбежала на пенсию, чтобы стать счастливым писателем, потому что сочинительством я пыталась заниматься с юности. Сейчас я бабушка четырёх внуков. Лауреатствами и победами не похвастаюсь, а вот в журналах публикуюсь. Например, в «Аватарке»! Два года назад в издательстве «Лоция» у меня вышла книга стихов для детей «Будка для доброй собаки». С тех пор пишу много и прозу тоже. И пока все мои рукописи ждут счастливого часа, когда где-нибудь в издательстве кто-нибудь посмотрит на них хотя бы одним глазком и ахнет, потирая руки.
Ещё я люблю выступать. С друзьями мы даже создали экспериментальную литературно-музыкальную студию «Кардиограмма души». Читаем, поём, инсценируем, разбиваем в пух и прах мнение, что поэты читают с листа и заунывным голосом.
А теперь я готова отвечать на вопросы. Их задали мне детские авторы, друзья по мастерской писателя Анны Никольской, когда я посетовала на то, что не знаю, что о себе рассказывать.

Как давно Вы пишете стихи детям?

С рождения внуков. До этого писала только взрослые, хотя многие из них нравились подросткам. Первый стишок был такой:

Мира любит мерить лужи.
Дождик лужи сделал глубже.
Деда, деда, помоги,
лужа лезет в сапоги!

Кому посвятили первый стих?
Чему. Это была прекрасная лилия, которая цвела в пруду. Мне было семь лет. И песни «Есть в графском парке чёрный пруд, там лилии цветут…» ещё, наверное, не было.

Какого цвета Ваши стихи?

Первое, что подумалось: розовые. Почему? Не знаю. Но, скорее всего, задействован полный спектр радуги.

А кладёте ли Вы их на музыку?

Да я даже петь не умею! А, вот, друзья-соавторы пишут музыку и поют. Одна песня «Просто любят они друг друга» звучит в исполнении автора Владимира Петрова в документальном фильме «Ребалда» (режиссёр Елена Отрепьева).

Это единственная встреча с кино?

Нет. В прошлом году меня пригласили в жюри кинофестиваля Arctic open. Мы работали вместе со сценаристом, продюсером Юрием Ерофеевым и художником Дмитрием Трубиным в номинации «Arctic open – детям». Вот был опытище!

Какая тема стихов Ваша любимая?

Любая. Кроме «Всё плохо, все плохие и мы все умрём».

Есть ли постоянный герой Ваших стихотворений?

Нет. Но есть прототипы: внуки, мама, муж, мамина кошка.

Чем вдохновляетесь?

Жизнью. Я, как тот акын – что вижу, о том пою. Только много всяких чудесатостей прибавляю и сильно привираю.

Что Вы посоветуете начинающим поэтам?

Я не понимаю, кто такой начинающий поэт. Есть авторы в три раза моложе, а пишут – закачаешься. Если по регалиям, то я сама и есть начинающий поэт. А если серьёзно, то посоветую найти и прибиться к себе подобным, которые по уровню на порядок выше тебя, чтобы тянуться за ними и расти.

Какой Ваш читатель (как вы его представляете)?

По-разному. Когда это мои внуки, когда это школьники со встреч в библиотеках, но очень часто это взрослые, у которых моторчик Карлсона сзади и кнопочка на пузике.

Над чем сейчас работаете? И какие творческие планы?

Месяц назад закончила либретто для мюзикла. Согласилась из любопытства. А потом за уши было не оттянуть. Жду новогодней премьеры. А вообще, нет планов, есть мечты, есть то, что я хочу. А планы – это сильно по-взрослому, не для меня, наверное.

Самые главные Ваши качества (лучшие по вашему мнению)?

Здоровое любопытство; вижу во всём хорошее; просто делаю, не заглядывая вперёд; живу дружно со своим внутренним «Я».

Есть ли у поэта рабочее место?

Нет, конечно. Даже стишок на эту тему есть:

Пишет писатель вечное:
мир, где киты и котики,
радости человечные,
мышки в дырявом ботике.

Где океаны, пропасти,
полные лавы кратеры.
Крутятся мельниц лопасти,
рубятся гладиаторы.

Рукопись – стопкой пухленькой.
Рядом – тетрадка в клеточку.
Пишет всю жизнь на кухоньке,
сидя на табуреточке.

Останавливаетесь ли Вы на улице, чтобы записать стихи?

Да! Записываю на телефон и отправляю самой себе в VK. Ещё бормочу под нос, смеюсь непонятно над чем и глазею по сторонам.

Вы когда-нибудь ели сосульки?

Конечно, и вкус их помню до сих пор: свежего воздуха с лёгкой примесью пыли.

На какую приманку ловится вдохновение?

На обманку. Иду заниматься другим делом, а сама подслушиваю, подглядываю и – бамс! – вот они, строчки.

Зависит ли количество стихов от количества внуков?

Зависит прямо-пропорционально.

Есть ли у Светланы Макарьиной свой поэтический секрет?

Записывать любую зарифмованную ерунду. Потому что в ближайшее время она мне пригодится.

Как стихи влияют на самочувствие и погоду в душе?

Я бы сказала так: держат в тонусе и поднимают настроение.

Есть ли у Вас предметы-помощники, с помощью которых легче войти в поток?

Есть. Голова.

Где живет Ваша рифма?

Моя рифма – птица свободная. Прилетит-улетит, когда захочет. Начнёшь удерживать, крыльями махнёт и ищи-свищи.

Чьим голосом в голове звучат ваши стихи?

Голосом моего внутреннего «Я».

Куда Вы обычно несёте чушь?

В то, что пишу в момент несения чуши. И знаете, ей там обычно хорошо.

Какой бы Вы взяли себе псевдоним на планете детей?

Светка-конфетка.

Кем бы Вы нарядились на Новый год?

А я обычно и наряжаюсь. Два года назад была снеговиком, в прошлом году была Бабой Ягой. У внуков не забалуешь!

Когда Вы последний раз катались на санках?

Да они меня сейчас не выдержат, наверное! Зато на качелях обожаю качаться.

Бывает ли настроение "трям!" и состояние "бульк", и в чем это выражается?

Мне кажется, я хронически нахожусь в таком состоянии и с таким настроением. Во мне постоянно что-то трямкает и булькает, а ещё фыркает, подпрыгивает и насвистывает.

В какую страну хотели бы поехать?

Я фанат своей страны и своего города. Куда бы я не уезжала, я быстро начинаю тосковать. Серьёзно. Но если уж придётся, то сразу в кругосветку!

Как быстро Вы забираетесь на пальму, чтобы в одиночестве писать стихи?

За секунду.

Самый необычный герой Ваших стихов?

Дедушка (мой муж). У меня есть стишок, который оч-ч-чень любят внуки, он называется «Необычный дедушка»:

Сегодня сказала Евушка:
– У нас необычный дедушка!
А необычность в том,
что дедушка – два в одном.

С Мирой он – щекотун,
а со мной – балерун.

– Ну, нет, – возразила Саша,
достав цветной карандашик
(раскрасить изюм в пломбире),
– деда – в одном четыре!

С Мирой он – щекотун,
с Евой он – балерун,
с Максом – железнодорожник,
а со мной – художник.

– Мои дорогие чадушки, –
пристроилась рядом бабушка,
– буду стоять на своём:
деда – один в одном!

Знаю, он – щекотун
и ещё – балерун,
железнодорожник
и – да-да! – художник.
Но с балкона машет вслед,
просто, лучший в мире дед.

И последний вопрос: когда Ваш портрет будет висеть в школе над доской в кабинете литературы, с чьим портретом Вы бы хотели чтобы он соседствовал?

Без разницы. Главное, чтобы он был «живым» и я могла ходить ко всем в гости.

Крокоду

– Крокоздрасьте, Крокоду!
Можно мимо Вас пройду?
Я за Вами проследил:
Вы ведь тоже крокодил.
Те же зубы, тот же хвост,
тот же двухметровый рост,
тот же гребень на спине,
но совсем не стра-а-ашно мне.

Тут огромный Крокоду
щёки толстые надул,
булькнул воздухом внутри
и сказал:
– А ну, замри!
Что ты ходишь стороной?
Я же добрый, надувной!

– Крокоздрасьте, Крокоду!
Можно ближе подойду?

В сундуке на чердаке

В сундуке на чердаке,
слышно: пополнение.
Поселились в сундуке
вещи-привидения:
привиплатье, привифрак,
с туфельками бальными.
Превратили наш чердак
в место танцевальное.

Без утайки шебуршат

старыми пластинками.
И ворчит в углу ушат
трещинами-дырками:
– Уходите, чужаки,
завтра ли, сегодня ли!
Польки, вальсы, гопаки –
сколько пыли подняли.
Скрипнул старый граммофон
рупором нечищеным:
– Вам не нравится бостон?
По душе ветрище Вам?
Тут вмешался медный таз,
прогудел с окраины:
– А давайте, мы сейчас
позовём хозяина?
Я старательно кручу
ручку граммофонную
и лечу, лечу, лечу
в музыку бездонную.
И кружится с платьем фрак,
и мелькают туфельки.
Бальным залом стал чердак:
арки, свечи, пуфики.
Хлоп! И всё исчезло вдруг.
Было ведь по правде, да?
Темнота, чердак, сундук,
граммофон прапрадеда.

 

Кто летит?

Если не видеть, как дымом пыхтят,
можно подумать, что шляпы летят.
Шляпы? Ну, скажете! Вот, ерунда!
Шляпы не могут летать никогда.

Если не видеть под брюхом колёс,
можно принять за миграцию ос.
Осы огромные? Враки, пардон!
Больше похоже на стаю ворон.

И на бумажных цветных аистят,
если не видеть, что окна блестят.
Вот размечтались, хоть сказку пиши,
глядя на стаи летучих машин.

 

К сиреневой горе

В поход к сиреневой горе
мы собирались долго.
Вот появилась во дворе
прадедушкина «Волга»,
вот погрузили рюкзаки,
трёхместную палатку.
– Ночёвка будет у реки,
поехали, ребятки!
В палатке спали впятером:
куда же маму с папой?
Вдали раскатывался гром,
и ёлка толстой лапой
скребла по стенке до утра,
как будто внутрь просилась.
Мы кашу съели на «ура!».
Мы сильно торопились
узнать, откуда на горе
сиреневые пятна?
Мы вышли рано, на заре,
а к вечеру – обратно.
По склонам: вдоль и поперёк
протоптаны тропинки,
тут птица села, там зверёк
мелькнул блестящей спинкой.
Но ни травинки, ни цветка
сиреневого цвета!
Бурлит и прыгает река,
в испарину одета.
Обратно был нелёгкий спуск,
и наконец-то лагерь.
Закат нажал на кнопку «пуск»,
и наполнялся влагой.
И кто-то вывернул карман,
невидимый, но прочный,
и вылил нА гору туман
сиренево-молочный.

 

Росток

В каждом семечке росток
спит головкой на восток,
даже если и на запад, я ошиблась на чуток.
Не поднимет головы
под ворсинками травы,
под подушкой прошлогодней тёплой сброшенной листвы.
Он не ведает о том,
как проклюнется потом
новой тоненькой травинкой или будущим кустом.
Сколько этаких вокруг:
– Здравствуй, друг!
– Приветик, друг! –
будет к солнышку тянуться миллион зелёных рук.
Спит малюсенький герой,
сладко чмокает порой,
набирается силёнок, чтобы встать с другими в строй.

 

Мечтатель

Сумерки осенние,
завтра выходной.
Мы шагаем с пения
с девочкой одной.

Вот так имя: Моника!
До кино часок.
К двум косичкам тоненьким –
звонкий голосок.

Хоть и с заморочками,
я пытаюсь петь:
говорят, на мочку мне
наступил медведь,

по ТаньПалны мнению –
даже три подряд.
И пока на пении
я – последний ряд.

Место там особое,
но, мадам, месье,
я тогда попробую
роль конферансье!

И смеётся Моника
звонким голоском.
Две косички тоненьких
дёргаю тайком.

 

Дедушка Лун

Изредка вечером старый дедушка Лун
приходит рассказывать сказки любимым внукам.
Гладит ребят, усаживается на полу,
шумы выключает. Все-все, до последнего звука.
Только родители в комнате за стеной
о чём-то не детском беседуют приглушённо
и смотрят по видику скаченное кино...

– Деда, а дальше-то что случилось, у Каши пшённой?
В море наплавалась, ну а потом куда?
– Наверно, отправилась в горы, за льдом и снегом.
Стала улиткой, большой, как морская звезда,
и по отвесной стене залезла наверх с разбегу.
Дедушку слушают внуки, закрыв глаза.
Вот: узкие тропы, ущелья, следы оленей.
Каше-улитке коряги мешают влезать,
но жизнь не тарелка – невесело без приключений.

Дедушка тает, как облако на полу…
По тропке – втроём, и луна, и к луне – перила.
Младший на ручках:
– Куда же мы, дедушка Лун?
– Мы к бабушке Лине. Там кашки она наварила.